Джорджия ле Карр
Иден
Ха, ха, ха, да благословит тебя Бог.
Ты действительно думаешь, что контролируешь ситуацию.
Ну...
«Сумасшедший», Gnarls Barkey (песня)
Пролог
Сумасшествие
— Нееееееееееет, — истошно вопя, словно в мое горло насыпали гравий или могильную землю, которая скрежетала по стенкам гортани своей ужасной сухой грязью. Качая головой взад-вперед, словно тупая заводная игрушка. Даже мое тело не соглашалось с тем ужасом, который предстал перед моими глазами. У меня подкосились колени, как только я оказалась в дверях его квартиры. Судорожно, я начинаю ползти к нему, крича, словно в бреду.
Я не могу потерять его! Не его! О Боже, только не его. Пожалуйста. Не его.
В двух шагах от его тела, мне подумалось, что это просто ночной кошмар. Конечно. Это мне снится и в любой момент я проснусь. И первое, что я сделаю? Позвоню ему и скажу, как сильно соскучилась и как сильно его люблю.
Я чувствую, как пол царапает по голой коже коленей. Это не кошмар. Это реальность.
Мы не общались в течение двух недель. У меня были экзамены, когда я позвонила ему на мобильный, меня отправили на голосовую почту... дерьмо, простите. Мне следовало позвонить снова, мне следовало написать ему на почту. Почему я не сделала этого? Я должна была догадаться.
Я сидела, поджав под себя ноги над его телом, в скрюченной несуразной позе, словно страдающий зверь. Моя задница ударяется об пол. Я закрываю свой открытый рот и тупо смотрю на него. У него губы и пальцы посинели, и он весь мертвенно-бледный. Он не может быть мертвым.
Это не может быть на самом деле!
Невозможно описать неподвижное мертвое тело. И все же, когда я смотрю на него, то отказываюсь в это поверить. Всегда кажется, что это розыгрыш. Ошибка. Обман... Но шприц воткнут ему в руку, в почерневшую натянутую кожу, и выглядит совершенно нереально. Он выглядит, как будто принадлежит кому-то другому и ему здесь явно не место. Она не похожа на руку моего брата, потому что я точно знаю его руки, настолько хорошо, как свои собственные.
Я дрожу всем телом и с трудом дышу. Пытаюсь вздохнуть полной грудью, чтобы наполнить легкие воздухом и вытащить иглу. У меня скручивает живот. Он никогда бы не втыкал такое в свое тело. Я отбрасываю шприц подальше, он падает и катится по деревянному полу, оставив крошечное отверстие в теле брата, но крови нет. Я с трудом сглатываю, потому что у меня очень сильно дрожат руки.
«Значит он не страдал», — шепчет голос у меня в голове. Он даже не успел вытащить его прежде, чем ушел туда навсегда.
О Боже! Ему всего лишь девятнадцать. Он не может умереть.
Искусственное дыхание. Я должна сделать ему искусственное дыхание. Вероятно, я что-то могу еще сделать. Я хватаю его за плечи, пытаясь перетянуть к себе на колени, его тело такое тяжелое, такое холодное и такое неподвижное и совершенно не знакомое, что мои руки соскальзывают с его плеч, словно они дотронулись до огня. Я гляжу на него, лежащего неподвижно. Кровь, бежавшая все время в течение такой его короткой жизни, остановилась. Его тело остыло и затвердело, превратившись в бревно.
Всхлипнув от невыносимого, неописуемого горя, я тянусь к нему и напрягаю все свои силы, чтобы перетащить это холодное, мертвое тело к себе на колени. Я касаюсь мягких темно-русых волос, которые падают на лоб, но сейчас они ощущаются совершенно по-другому. Остывшее тело даже изменило саму фактуру волос, они стали совершенно другими. Я прохожусь пальцами по его волосам, лицу, рукам. Обхватив его голову прижимаю к животу, закрываю глаза и начинаю раскачиваться с ним, словно мать, утешающая своего ребенка.
Но я ощущаю что-то совсем не правильное — его голова тяжелая, незнакомая и совершенно странная, его не сгибающаяся жесткая рука, как-то чужеродно стучит, ударяясь об пол. Я перестаю убаюкивать его, в полном оцепенении смотрю вниз ему в лицо.
Его рот открыт, язык непривычный, поблекший, зажат между зубами. Он выглядит совершенно жутко. Я пытаюсь соединить его губы, но они открываются. Его глаза не полностью закрыты, сквозь щелки я вижу белки. Я пытаюсь приподнять веко, чтобы еще раз увидеть его прекрасные голубые глаза, которые я видела всю свою жизнь.
Если бы я могла в последний раз увидеть их.
Но его веки склеены, словно скотчем, они не двигаются. Я еще сильнее напрягаю свою руку, испытывая желание заставить его открыть веко. Когда мы были молодыми, нам нравилось слизывать соль от воды друг у друга с кожи. И я вдруг понимаю, что мне просто необходимо лизнуть его кожу.
Одной рукой я удерживаю его затылок, а другой шею, опускаюсь на локти и на колени, пока мое лицо не оказывается в дюйме от него. Я начинаю наклонять голову, высовывая язык, находясь в дюйме от его лица, голос внутри моей головы кричит: «Неееееет».
Я замираю и слышу однообразную тишину вокруг. Становится так тихо, словно падает снег. На столешнице я замечаю его отпечатки пальцев на слое пыли, и происходит что-то странное вокруг. На какую-то долю секунды я четко вижу себя парящей над своим телом, словно наблюдая со стороны, как я склоняюсь над своим мертвым братом, больше похожая на животное, чем на человека. Я мотаю головой, чтобы прогнать видение, которое мгновенно исчезает, опускаю голову и слизываю соль напоследок с его остывшей кожи.
Это начало моего падения на незнакомой территории. Место, которое вы могли бы назвать безумием.
И я боюсь, что задержусь там на мучительно долгое время.
Но он не догадается,
Нет, он не догадается о моих истинных чувствах
По моему бесстрастному лицу…
«Непроницаемое лицо», Леди Гага (песня)
1.
Лили
— Первая остановка — ЭдеМ, — говорит Патрик, кидая быстрый взгляд назад, управляя восьмиместным микроавтобусом в трафике обеденного времени. — Просто покажите ему ваши лучшие движения и не беспокойтесь, если вас не возьмут, потому что у нас еще есть «Spearmint Rhino» и «Diamonds», — добавляет он радостно. (Eden – так пишется фамилия ГГ (Иден), но также пишется и райский сад Эдем)
У него мальчишеское лицо, полное очарования и лукавства, но достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он… скользкий тип. И он ездит как сумасшедший. Пятеро из нас держатся за потрепанные сиденья и улыбаются отдаленно друг другу. Мы конкурентки, которых подобрали у станции метро Южный Кенсингтон и везут на кастинг. Тайно, я наблюдаю за девушками.
Со мной едет высоковатая рыжая, черная девочка с подтянутым телом, кукла Барби в человеческий рост с массой белокурых волос, неправдоподобной тонкой талией и огромными сиськами, и красивая холеная смуглая девчонка с оливковой кожей. У каждого из нас есть большая сумка, и не оставляет сомнения, что наши сумки содержат примерно одни и те же вещи, собственно, как и моя.
Сексуальный костюм, туфли убийцы и килограммы сценического грима.
Я смотрю в окно и перевариваю информацию — клуб «Эдем» будет нашей первой остановкой. Ужасно. Я надеялась порепетировать свою программу на реальной сцене в другом клубе и посмотреть программы других девушек, прежде чем мы появимся в Эдеме, но интересно знать, Иден платит Патрику повышенные комиссионные, чтобы он вез сначала в его клуб. Неудивительно, что он обогнал все другие стрип-клубы, и стал клубом, в который хотят попасть, несмотря на то, что в нем запрещается полностью обнажаться.
В тишине мы направляемся на север в печально известной район King’s Cross в Лондоне. Когда-то это название было синонимом грязного вокзала, кишащего проститутками, рейв-вечеринками на заброшенных складах, но сейчас King’s Cross стал передовым центром моды и искусства, даже Google построило свою европейскую штаб-квартиру здесь.