Сенявин. Что же с ним делать? Эй, где тут лекарь?

Вбегает Ермолаев.

Господин лекарь, по вашему околотку гость! Сам его высокородие штаб-лекарь турецкого флота! Спросите: какими судьбами пожаловал? Чему обязаны сему визиту в дни войны?

Пауза.

Ермолаев. Коли он лекарь, я латынью его! К международной дипломатии я, судари, привычен! Еще дед мой... (Важно откашливается). Коллега! Омниа меа...

Турок (окая, как прирожденный волжанин, на чистом русском языке). Ты, батюшка, по-русски лучше, по-простому... а то заладил, батюшка, «меа, меа», а у меня сердце разрывается...

Ермолаев (оторопев). Позвольте, господин Эким-Махмуд...

Турок (плачет). Отстань, батюшка, какой я Эким-Махмуд? (Плачет). Кондрашка я, Кондрашка, и боле ничего! У меня, багюшка, сердце русское, турецкое все равно ко мне не пристает! Русский я, вот вам крест. (Крестится).

Лепехин-отец. Крест знает...

Сенявин. Не время машкерадам! Кто ты? Как к туркам попал?

Подходит Ушаков.

Кондратий. Откроюсь вам, ваше благородие. Крепостной я, дворовый человек! Побоев да розог не вытерпел, бежал в Туретчину. Сказался дохтуром, ведь я коновалом в деревне был. Лечил басурманов водой, никому не вредно, и ладно.

Хохот.

Ермолаев (оскорбленно). Высечь бы тебя у грот-мачты, сударь, что медицину позоришь!

Кондратий. Зачем же ее позорить, батюшка? Она мне, благодаря бога, состояние хорошее дала, жалованье — во сне Кондрашке сирому не снилось, почет-уваженье, сам султан за мной посылал. Дом нажил с фруктовым садом, фонтан в две струи. Да все это к лягушкам в болото, все постыло на чужой стороне! Взял всю семью свою — и, жизнью рискуя, к вам. (Всхлипнул). Все богатство за горсть земли родной сменяю! За горсть! (Опустился на колени и, склонившись, поцеловал землю).

Тишина.

Васильев (вполголоса, Сенявину). Господи, не смеяться — плакать кровавыми слезами хочется! До чего доводим соотечественников своих!

Ушаков (вполголоса, строго). Я сего не слышал, господин Васильев.

Сенявин. Ну, господин Эким-Махмуд, как самочувствие султана? Давно за водичкой твоей не присылал?

Кондратий. Адмирал Сеид-Али поклялся султану привезти его превосходительство вице-адмирала Ушакова в Стамбул в железной клетке...

Ушаков. Вот бездельник!

Кондратий. Вернулся он после Калиакрии на Босфор ночью с перебитыми парусами! Палит из пушек — помощь требует! Весь Стамбул напугал, все кричат криком: «Ушак-паша! Ушак-паша!» Султан и вообрази, что вы на Босфоре. Тут же гонца в Галац. Перемирия просить!

Ушаков. Постой, постой! Как — перемирия? Ты не напутал,, Эким-Махмуд?

Кондратий. Не кличьте меня более Эким-Махмудом, ваше высокопревосходительство. Кондрашка я, хорошее имя,, божье. А говорю правду, как на духу. Перемирия запросил; султан.

Ушаков (взволнованно). Идемте, господа! Господин лекарь,, лжетурка возьмите к себе в лазарет.

Сенявин. Будет там водой лечить по своей методе. По крайности безвредно.

Под смех присутствующих Пирожков уводит Кондратия. Ермолаев молча идет следом, матросы — за ними.

Ушаков (вслед). Побеспокойтесь о семье его! (Поднимается на веранду). Доблестные офицеры флота российского! Мы у порога событий более чем примечательных! Турецкий флот, усиленный эскадрами алжирской, триполитанской и тунисской, в составе осьмнадцати линейных кораблей, осьмнадцати фрегатов и сорока трех судов, разгромлен вами и славнейшими матросами вашими! Турецкого флота боле на Черном море не существует! Нас хотели выжить с берегов Черного моря. Нет, это русское море, так оно значится на всех старинных картах, и мы этого моря не покинем!

Крики «ура».

Васильев (мечтательно). Флаг наш пойдет на выручку едияоязычных братьев-славян и единоверных братьев-греков! Они поднимутся на святой бой! Прочь турецкое ярмо! Да сбудется мечта твоя, Метакса!

Метакса молчит. Из глаз его льются слезы.

Сенявин. Господа офицеры! Подымем бокалы во славу сией благородной мечты!

Ушаков. Во славу русского флота!

Офицеры входят в Мекензиев дом. Сцена пуста. Слышна за стеной веселая запорожская скороговорка, возгласы, притопывания — матросский Севастополь празднует победу. Появляется на набережной Тихон. Он мрачен. Садится на скамейку у обрыва. Входит Орфано. Перебирая четки, садится около Тихона. Пауза.

Орфано. Здравствуй, Рваное ухо. Чего от меня хоронишься? Поздравить тебя хотел — с медалью.

Тихон (тихо и злобно). Чего ходишь? Чего хочешь? Когда терзать перестанешь?

Орфано. Когда? (Задумчиво перебирает четки). Я тебе скажу, Рваное ухо. Сказать?

Тихон. Говори.

Орфано. Убей Ушакова.

Тихон вскочил.

(Перебирая четки). Уразумел, матрос?

Тихон молчит.

Уразумеешь — свобода тебе, как птице перелетной. И денежки, денежки. Нет — нынче уж Ушакову шепну, кто ты есть. Он-то уразумеет. Погляжу, как ты на рее болтаться будешь, Рваное ухо! Что ты? Что ты?

Тихон, не отвечая, тяжейЪ дыша, медленно надвигается на Орфано. Обхватил его могучими своими руками. Орфано метнулся, в руках блеснуло лезвие ножа. Появился на набережной Виктор. Орфано ударил Тихона. Виктор кинулся к Орфано, выбил нож. Борьба. Орфано толкнул ногой Виктора, прыгнул с обрыва. На веранду выбежали. Сенявин, Метакса, офицеры.

Тихон. Изверг! Держи!

Виктор. Держите убийцу. (Прыгнул за Орфано).

Тихон, окровавленный, тяжело дыша, присел на скамейку. Сенявин: бросается к обрыву, прыгает вниз. Вбегает Ушаков.

Ушаков. Что тут было? (Заметил Тихона). Что с тобой? Метакса, лекаря!

Метакса убегает.

Кто тебя поранил?

На веранду выбегает Васильев.

Тихон (помолчав). Федор Федорыч, утаился я пред тобою, винюсь. Не знаешь, кого медалью государевой одарил. (Пауза). Два года с Пугачевым Емелей вместях воевали. И ждут меня нынче не медали — кнут, ноздри рваные да навечная каторга. Бежал я от приговора, да вот не добежал...

Ушаков, мрачный, молчит. Васильев кашлянул.

Ушаков (поднял голову). Вы тут? Вы слышали?

Васильев (медленно). Я ничего не слышал, Федор Федорыч; (Пауза). И вы ничего не слышали.

Входят Метакса и Ермолаев.

Господин лекарь, скорее! Ведите его в лазарет!

Входят Сенявин и офицеры.

Сенявин. Ушел, каналья!

Васильев (взглядывает на Ушакова, быстро). Господин Ермолаев, займитесь раненым. Господа офицеры, делу — время, потехе — час! Через несколько минут начнется фейерверк! На веранду, господа, тут выгоднейшая першпектива!

Ермолаев и Тихон уходят.

Ушаков. Идите, я приду...

Офицеры поднимаются на веранду. Ушаков в задумчивости стоит у обрыва. Появляется Мордвинов в сопровождении невзрачного офицера.

Мордвинов. Вот где вы скрываетесь, господин вице-адмирал! А я ведь к вам прямо на перекладных из Петербурга. Удивлены? Воля ее императорского величества. Вернула меня из отставки. Удивлены? Могу сообщить преинтересные новости, достойные удивления еще большего. Привез я вам указ: отменить предстоящий поход на Стамбул.

Ушаков. Сего быть не может!

Мордвинов. Вот указ. Да и как иначе — перемирие с тур-: ками уже подписано.

Ушаков. Перемирие? Неуместная шутка, ваше сиятельство.

Мордвинов. Не шутка — самое точное сведение, господин вице-адмирал. Разве мало вам викторий ваших?

Ушаков. Не в моих викториях суть. (Гневно). Поймите, не перемирие надобно нам — мир! Мир — после того как выполним заветы, начертанные Петром, когда империя наша выйдет на юг морскою дорогою! Сие надобно нам для поддержания интересов государства Российского, для общения с иными державами, для торговли и промысла морского и океанского... Кровью орлов суворовских, кровью матросов наших оплачены сии виктории, и теперь, когда мы у цели, — перемирие! Я к светлейшему поеду, я докажу...