20

Славе необходимо было перевести дыхание. Остыть. Прежде всего именно для этого он оторвался от Женьки и вышел из спальни.

Не выходило…

Пройдясь по комнатам, где они оставили включённым освещение, он вернулся, закрыл за собой дверь и лёг рядом с девчонкой, которая тут же прильнула к нему. Даже тусклого света уличных фонарей, пробивавшегося сквозь окно, хватало, чтобы увидеть, как лихорадочно блестят её глаза.

Он влип.

Он понял, как сильно он влип. Потому что сдерживаться больше не было ни сил, ни желания. Ни старания здраво мыслить, ни холодная вода, ни самоудовлетворение при каждом посещении душа, к которому он давно не прибегал так часто, как в эти дни, не помогали. И никакие доводы больше не казались Святославу резонными. Он просто физически больше не выдержит этой пытки! Если бы она хотя бы вела себя по-другому… Но Женька не была зажатой, не застывала каменным изваянием, опасаясь сделать лишнее движение. Она, неопытная, сама не понимала, насколько близко он к срыву, насколько сильно она его раздраконила…

Они что-нибудь придумают. Обязательно! Плевать, что придётся ото всех скрывать их отношения, делать вид, что ничего не происходит. Потерпеть надо совсем немного, два-три месяца… А потом… Потом он поступит и уколесит за сотни километров. И когда Евгении не будет рядом, сдерживаться станет легче… Нет, они обязательно будут видеться! На выходных, на каникулах. Будут приезжать друг к другу в гости. Но всё это потом. Сейчас же главным было не дать причин для полоскания их имён. Ему-то самому, что называется, всё по боку. А вот Женьке ещё жить здесь, учиться, существовать среди людей. Ни к чему ярлыки, которые сразу же навесят на девчонку, уличённую в том, что она «спит с собственным братом». Это только им двоим всё кажется нормальным, совсем не противоестественным, а некоторым только дай повод для грязных сплетен…

Но, в конце концов, они же действительно никем друг другу не приходятся! И нет ничего аморального в том, что между ними может произойти.

И произойдёт. Рано или поздно.

Или прямо сейчас.

Святослав не стал в этот раз останавливать её руки, и даже помог им снять с себя футболку. Он и сам стянул с Женьки майку, и наконец добрался туда, куда добирался все последние дни в самых смелых и далеко не целомудренных фантазиях. Он узнавал её заново, изучал губами острые ключицы, выпирающие тазовые косточки, небольшую грудь…

Главное было не сорваться! Сделать всё аккуратно, не поспешить… Он хотел, чтобы всё прошло в лучшем виде.

А Женька не верила, что это происходит на самом деле. Слава вдруг не просто перестал противиться, а перешёл к активным действиям. Её сердце бешено колотилось, отдаваясь в висках, его руки и губы обжигали, внезапно оказываясь в самых сокровенных местах. Он долго, тягуче исследовал её тело, дразня, раздувая огонь, пробуждая в ней такие ощущения, о существовании которых она даже не представляла…

— Не передумала? — срывающимся на хрип шёпотом спросил Слава, когда ожидание стало невыносимо для обоих, и его глаза снова оказались напротив глаз Жени.

Она мотнула головой. В комнате было темно, и Святослав скорее почувствовал, нежели увидел это движение.

— Уверена? Потом будет поздно.

Женька лишь скользнула руками по его торсу, добираясь до пояса домашних брюк на резинке, последней преграды, от которой он всё это время не торопился избавляться, и решительно забралась под них, вызвав у Славы полустон-полурык.

— Что ты со мной делаешь, чудовище!

Он на несколько секунд оторвался от неё, освобождаясь от остатков своей одежды. Затем полез в прикроватную тумбочку и, пошарив там рукой, нашёл, что искал. Женька услышала треск вскрываемой упаковки, и вскоре Святослав снова навис над ней.

— Боишься?

— Немного, — зачем ей было скрывать очевидное, если степень доверия этому человеку в данный момент достигла своего пика?

— Надолго меня не хватит. Не разочаровывайся только… — попытался оправдаться Слава, осознавая, что в неравной борьбе с собственными гормонами доведён до крайней точки. — В следующий раз обещаю быть на высоте, — он пробовал шутить, но срывающийся голос выдавал взволнованность.

Но несмотря на разрывающие его эмоции, на волнение и невообразимое напряжение, Святослав был аккуратен. Женька чувствовала, что ему тяжело сдерживать пыл, после стольких-то дней. Но также она чувствовала, что он действительно сделает всё, на что только способен, чтобы не причинить ей лишней боли…

— Ты как? — спустя минуту обоюдного молчания, спросил всё ещё тяжело дышащий Слава.

— Жить буду. Но только после душа, — уткнулась Женька ему в грудь.

— Я говорил тебе, что ты прелесть, Колючка? — рука Славы легко перебирала прядки её разметавшихся волос.

— Никогда.

— Так вот наслаждайся. Больше не скажу.

— А я говорила тебе, что ты большая самовлюблённая сволочь?

Он только широко улыбнулся в ответ, про себя тихо радуясь, что никто сейчас не видит его довольной, блаженно-счастливой физиономии.