В тот же день я получил еще одну приятную весть: жена прислала письмо из Новосибирска. Расстались мы с ней на второй день войны. С тех пор я ничего не знал о семье. Оказалось, что жена вместе с сыном находится под Новосибирском, помогает шить обмундирование для фронтовиков.
В госпитале я подолгу размышлял, мучительно искал ответа на вопрос: как случилось, что враг за короткий срок оказался уже под Москвой? Внезапность нападения? Да, этот факт имеет существенное значение в самом начале войны, но не решающее.
Враг перед нападением на Советский Союз провел длительную и тщательную подготовку, заблаговременно сосредоточил крупные войска в пограничных районах. Германия превратилась в военный -лагерь, экономика и вся жизнь страны были милитаризованы. Неприятель использовал против нас не только свои ресурсы, но и ресурсы побежденных стран Европы - крупные военные и металлургические заводы, огромные запасы стратегического сырья. Колоссальный арсенал вооружения оказался в руках гитлеровцев.
Они получили количественное преимущество в боевой технике, особенно в танках и авиации.
С первых же дней войны мы убедились, что фашистская пропаганда отравила ядом шовинизма, расизма своих солдат, обещала отдавать им в рабство насильно угнанных граждан из оккупированных стран и награбленное добро.
Противник до нападения на нашу страну накопил двухлетний опыт войны. Мы к тому времени не имели практики ведения крупных боевых операций. Но все эти причины были временными. Мы верили, что наступит перелом. Наши воины громили врага, защищая каждую пядь родной земли.
Были и некоторые недостатки в тактическом и огневом применении танков Т-34 в начале войны. Но уже в Московской операции противник почувствовал их особую мощь. Вот конкретные свидетельства. Гудериан, большой знаток танков, пишет о боях под Орлом и Мценском в октябре 1941 г.: «6 октября... южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить... Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех. Об этой новой для нас обстановке я написал в своем докладе командованию группы армий, в котором я подробно обрисовал преимущество танка Т-34 по сравнению с нашим танком T-IV, указав на необходимость изменения конструкции наших танков в будущем»41
.
Ему вторит и генерал Блюментрит - начальник штаба 4-й немецкой армии. В книге «Роковые решения» он пишет: «И вдруг на нас обрушилась новая, не менее неприятная неожиданность. Во время сражения за Вязьму появились первые русские танки Т-34. В 1941 г. эти танки были самыми мощными из всех существовавших тогда танков... В районе Вереи танки Т-34 как ни в чем не бывало прошли через боевые порядки 7-й пехотной дивизии, достигли артиллерийских позиций и буквально раздавили находившиеся там орудия. Понятно, какое влияние оказал этот факт на моральное состояние пехотинцев. Началась так называемая танкобоязнь»42
.
Время шло. С каждым днем я чувствовал себя все лучше и все чаще думал о фронте. Наши войска упорной обороной сдерживали врага, крепла уверенность, что скоро мы погоним противника, но для победы необходимо было еще многое сделать.
27 октября меня отправили из Казани в Москву для продолжения лечения. Поезд пришел в столицу вечером 29 октября. Кругом выли сирены. Громкоговорители на перекрестках предупреждали:
«Граждане, воздушная тревога!»
- Не беспокойтесь, товарищ генерал, проскочим! - сказал мне шофер Федор Седых.
Всю войну он был моим спутником, а часто и спасителем. Федор как-то подсознательно чувствовал опасность. Помню, раз в сумерках, когда мы на «виллисе» догоняли наступающие войска, он вдруг сказал:
- Товарищ командующий, давайте срежем поворот. Даю голову на отсечение, тут мины.
И когда мы снова выбрались на дорогу, на том участке, о котором говорил Седых, раздался взрыв - на воздух взлетела автомашина...
Наша машина быстро мчится по затемненным московским улицам. Где-то впереди, перед самым зданием кремлевской больницы, куда мы направлялись, вспыхнул огненный столб. В тот же миг я оказался на мостовой. Подбежал врач. Я увидел, как у него шевелились губы, но ничего не слышал. Контужен! Было обидно и досадно вновь выйти из строя.
В ту ночь на улицах и площадях столицы разорвалось немало вражеских бомб, не обошлось и без человеческих жертв. Бесстрашные москвичи - подростки, женщины - смело выходили на крыши зданий и домов, сбрасывали зажигательные бомбы.
Под утро меня отвезли в госпиталь Западного фронта, размещавшийся в здании Тимирязевской академии. Здесь во всем чувствовалось дыхание фронтовой жизни. Особый прилив энергии и бодрости мы, раненые, почувствовали, узнав, что 7 ноября на Красной площади состоялся парад войск и от имени Центрального Комитета партии выступил И. В. Сталин. Он сказал, обращаясь к участникам парада и ко всем советским воинам: «На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецко-фашистских захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!
Пусть осенит вас победоносное знамя Великого Ленина»43
.
Этот призыв дошел до сердца каждого воина, каждого советского человека и имел огромное мобилизующее значение.
Я начал добиваться приема в Ставке. 14 ноября меня принял маршал Б. М; Шапошников. На мою просьбу направить в войска Борис Михайлович ответил:
- А мы хотим вас послать в Горький за танками - английскими. Надо, чтобы вы с ними ознакомились, выяснили их тактико-технические данные. А затем решим, куда вас направить.
- Я готов. Но очень прошу направить поскорее на фронт. На другой день вместе с группой инженеров из Главного автобронетанкового управления мы осматривали в Горьком английские танки «валлентайн» и «матильда». Два дня провозились с ними, изучая моторную группу, боевое отделение, вооружение, механизмы, ходовую часть и броневую защиту. Здорово нас озадачила коробка скоростей, она не была похожа на нашу. Это были машины невысокого класса. Однако приходилось их брать. Наша танковая промышленность не могла еще полностью удовлетворить запросы фронта, будучи перебазированной на Урал и в Сибирь.
Остановить врага!
15 ноября враг предпринял новое наступление на Москву._ На этот раз он обходил ее с севера, со стороны Калинина, нанося главный удар на Клин, а на юге - в направлении Тулы.
Утром 17 ноября меня вызвали из Горького в Ставку.
- Как здоровье? - спросил Верховный Главнокомандующий.
- Готов к выполнению боевого задания.
- Хотите снова на фронт?
- Только об этом и думаю.
- Какой армией вы хотели бы командовать?
- Куда направите.
- Но однако?
- 5-й, поскольку я ее формировал и с ней воевал под Бородино и Можайском.
- Мы думаем вас направить в 30-ю, там сейчас сложная обстановка.
- Благодарю за доверие.
Сталин пожал мне руку и пожелал успехов.
Какова же была обстановка в те дни?
После неудачного октябрьского наступления на. Москву в генеральном штабе гитлеровцев и в штабах групп армий в начале ноября усиленно обсуждался вопрос: переходить к обороне или продолжать наступление? Главное командование вермахта, несомненно, встревожили неудачи октябрьского наступления. Некоторые фашистские генералы высказывались за оборону. Невзирая ни на что, Гитлер решил начать второе наступление на Москву. По-видимому, он руководствовался соображениями не столько военно-стратегического, сколько политического характера. Переход к обороне на подступах к советской столице, до которой, казалось, рукой подать, означал бы признание провала широко разрекламированного плана «молниеносной войны». Это подорвало бы политический престиж гитлеровской Германии, что, в свою очередь, грозило большими внутригосударственными и внешнеполитическими осложнениями. Гитлер требовал любой ценой взять Москву. Эту мысль он со всей решительностью высказал 13 ноября 1941 г. на совещании командующих группами армий в Орше. Его поддержали главнокомандующий сухопутными силами В. Браухич, начальник генерального штаба Ф. Гальдер и командующий группой армий «Центр» Ф. Бок. Очень заманчива была перспектива до наступления зимы войти в Кремль.