КОНЬЯК ДЛЯ ДЕВЕРЯ

Самой необразованной в учреждении была уборщица. Потом — шофер, который возил директора. Потом — директор, которого возил шофер.

Это если судить по анкетам.

Только по анкетам судить трудно. Во-первых, потому, что любая бумажка дает о человеке представление довольно приблизительное. А во-вторых, у нашего директора, у Александра Тимофеевича Сиятелюка, анкета была изрядно приукрашена вымыслом: в частности, там был приписан техникум, где он ни секунды не учился и которого, естественно, не кончал.

Ну, а если бы, предположим, и кончал, — тоже невелика победа. Александр Тимофеевич возглавлял учреждение, где не то чтобы техникумом — аспирантурой никого не поразишь. В штатном расписании числились старшие научные сотрудники. И младшие научные сотрудники. А которые просто рядовые, так они и назывались — рядовые инженеры.

Да и могло ли быть иначе в учреждении, сокращенное название которого звучало таинственно, как шифрограмма, — СЮФОКЦНТИ, а полное — пышно, как имя бразильского полузащитника, — Средне-Южный филиал Около-Кавказского центра научно-технической информации. Высокое же предназначение филиала явствует из самого названия: служить факелом, озаряющим всем отраслям Средне-Южной области путь к научно-техническому прогрессу.

Лично я так полагаю, что Александр Тимофеевич вряд ли взялся бы отвечать за озарение пути хоть одной конкретной отрасли. Ведь сейчас на любом мало-мальски заметном предприятии области работает множество высококвалифицированных специалистов, чью профессиональную пытливость легко удовлетворить разве что академику. Но Сиятелюк и не предполагал озарять самолично — речь шла о том, чтобы руководить озарением. А тут, как он полагал, высшее образование ни к чему. Довольно и того, что его предостаточно у подчиненных.

Впрочем, не будем слишком уж упирать на формальную сторону. Мы ведь с вами, дорогой читатель, не канцелярские крысы, а те самые волки, которые, говоря словами поэта, готовы выгрызть бюрократизм. Да и диплом — не страховой полис, полной гарантии не дает. Разве не встречали мы на предприятиях и в конторах балбесов с шикарным комплектом всевозможных дипломов, аттестатов и свидетельств? Иной практик-самородок и без «поплавка» на лацкане знает свое дело так, что и кандидатам наук у него поучиться впору.

Ах, если бы Александр Тимофеевич был из когорты таких самородков! Какую бы я воспел ему хвалу, как превознес бы! Только никак не получается превознесение, не поется хвала...

Первые же практические шаги нового директора показали, что информация, в которой он нуждается, никоим боком не соприкасается не только с научно-техническим, но и с прогрессом вообще. Пригласив к себе инженера Тимурзина, Александр Тимофеевич выглянул в коридор, потом плотно прикрыл дверь и конспиративным шепотом попросил доложить, чем дышит коллектив.

— Воздухом, — простодушно ответил, инженер.

— А точнее? — спросил директор, устремляя на собеседника пристальный, жаждущий оперативной информации взор.

— Азот, кислород...

— А еще точнее?

— Ну, еще аргон, криптон и прочие нейтральные ингредиенты.

— Нейтральными я займусь попозже. Сейчас же меня интересуют те, кто высказывается против. Составьте список и без огласки передайте мне. Намек понял?

Инженер намек понял, но составлять негласный список категорически отказался. В результате он открыл собою другой список — уволенных.

Очевидно, в коллективе не нашлось охотников на роль любитедя-осведомителя, потому что год спустя в филиале остался только один ветеран — сам Александр Тимофеевич. Всех остальных научных сотрудников вкупе с инженерами разметало непреоборимой директорской волей.

Но даже новые, им самим подобранные сотрудники внушали Сиятелюку опасения. Всюду ему мерещились интриги и заговоры, любой самостоятельно мыслящий специалист казался путчистом, лелеющим коварные планы захвата его кресла, его автомобиля, его зарплаты.

Он держался за свою должность, как провинциальная бабушка держится за кошелек на Казанском вокзале: за всеми наблюдая, но никому не веря. И лишь заведомо слабые работники, предпочтительно без специального образования, пользовались некоторым расположением неусыпно бдящего директора.

Тут у читателя, вероятно, возникнет ряд естественных вопросов относительно кодекса законов о труде. Действует ли он, дескать, на территории Средне-Южной области? Есть ли еще народные суды, стоящие на страже справедливости? И не оскудели ли запасы чернил для написания сигналов в вышестоящую организацию? И если действует кодекс, если есть суды и не оскудели запасы, то почему грамотные, сознающие свои права работники, покорно внимали разгонным и несправедливым приказам?

А потому, дорогой читатель, что ласковое слово и кошке приятно. И наоборот — грубость, хамский окрик, мелкие придирки вредно действуют на психику даже такого высокоорганизованного существа, как квалифицированный специалист. Более того, чем квалифицированнее специалист, тем меньше у него желания терпеть разнузданные нападки и оскорбления. Инженерам не нравилось, что свои глубоко невежественные замечания Сиятелюк сопровождал милым обещанием «выгнать с территории Средне-Южнощины». Заведующую научно-технической библиотекой, специалистку с двадцатилетним стажем работы, несколько коробила та образность, с которой директор охарактеризовал ее на собрании: «Мадам, вы знаете кто? Вы, мадам, — клоун в юбке».

А поскольку заведующей не очень нравилось называться «мадам» и очень не нравилось — клоуном, она подала заявление. И Сиятелюк со скорбной гримасой положил размашистую резолюцию: «Удовлетворить». Ему по душе была такая текучесть кадров.

А для тех неугодных, кто не торопился с заявлениями, Александр Тимофеевич находил индивидуальный подход. Руководителю отдела Казаченковой он приказывает «приструнить» свою подчиненную Балакову, а Балаковой — не выполнять «безграмотных указаний» ее начальницы Казаченковой. В результате, как водится, — скандал, обеим участницам которого директор настоятельно рекомендует «подать заявления».

Но сколь ни эффективно коварство по древнему принципу «разделяй и властвуй» — властвовать Сиятелюку временами было нелегко. До стен директорского кабинета докатывалось эхо инженерского роптания. Тогда Александр Тимофеевич вытаскивал из сейфа свой главный козырь. Точнее, не козырь, а бутылку марочного коньяка.

Сценка разыгрывалась при свидетелях. Сиятелюк многозначительно щелкал пальцем по стеклянному горлышку и, пряча бутылку в портфель, как бы между прочим говорил:

— С вами разберемся завтра. А сейчас я тороплюсь к ... — Тут называлась известная всей области руководящая фамилия.

— Неужели к самому?! — вздрагивал потрясенный сотрудник.

— А что особенного? Братья время от времени должны встречаться за семейным столом.

— Разве вы его брат?

— Ну, брат не брат, а ничем не хуже брата.

Проводив директора и сойдясь в темном уголке коридора, сотрудники обменивались проницательными догадками о том, кем мог доводиться их малоинтеллектуальный шеф известному руководящему товарищу.

— Брат жены.

— Нет у нее братьев, это точно. Скорее, троюродный племянник.

— Тоже мне родство — троюродный! Нет, не стал бы известный товарищ средь бела дня распивать коньяк с седьмой водой на киселе. Боевой побратим — это все же реальнее.

— А почему тогда известный товарищ не шлет своему, как вы говорите, побратиму, поздравлений в День армии? Почему не позвонит никогда, на машине не заедет? Почему, а?

— Да что вы все — -почему да почему! Вы лучше мне ответьте: если ничего нет, то почему человека с такой непроходимой... гм, гм... некомпетентностью держат руководителем филиала?

— Мда-а, задачка...

Так уж человек устроен, что ему свойственно находить объяснения даже самому необъяснимому явлению. Посовещавшись, сотрудники филиала пришли к выводу, что коньяк о чем-то все же свидетельствует и что известный товарищ приходится Сиятелюку если и не братом, то как минимум — кузеном или деверем. А с таким кузеном-деверем шутки плохи.