― А, может, скажете, что ещё обо мне Вам там наговорили?

— Ничего дурного…, — заверил лондонец.

— И то, слава Богу. — Облегчённо вздохнул Уилфрид. — Я-то сам никого не хочу обижать ни словом, ни делом, а вот меня…

— Уж простите, мистер Райдер, ― не без доли лести заверил столичный приказчик, ― к примеру, я, не стал бы обижать такого, великана как Вы…

— Оставим это, — отмахнулся лабазник, краснея. — Так что вы мне хотели предложить?

Заезжий господин оглянулся, окинул взглядом рыночную площадь, затем, будто опомнившись, приподнял край шляпы и отрекомендовался:

— Меня зовут Джерри Скотт. Мы намерены скоро закончить на торговой площади…

— Похоже, так тому и быть, ― не стал спорить Уил.

— Далее, — продолжал столичный джентльмен, — есть договорённость с мэрией о том, чтобы уложить брусчаткой сначала вот эти главные, ― Скотт красивым жестом очертил воображаемый круг над «Мебельной лавкой» Генри Лакбота, ― прилегающие к площади улицы, а уж потом и весь город…

— О! — неопределённо, но как показалось гостю, с облегчением, выдохнул Уил…

— Да, так оно и будет, только если…, — Скотт запнулся, — Вы возьмётесь …снабжать нас хлебом. ― И тут же, не дав лабазнику даже опомниться, Скотт выпалил вдогонку к уже сказанному: ― По три мелкие монеты за буханку нормального хлеба?

Уилфрид вскинул белые от мучной пыли брови:

— Я всё понимаю, — задумчиво произнёс он, — выгода для меня прямая, но! Изекил-то разозлится, станет говорить обо мне всякое…

Напрасно старина Райдер надеялся отвильнуть таким нехитрым способом от чёткого ответа. Этот мистер Скотт, как оказалось, был совсем не простак. О таких ещё говорят, что один раз нащупав кадык собеседника, они уже не отпускают его до тех пор, пока не добьётся своего:

— В благодарность за сотрудничество, — продолжал приказчик, — после площади мы сразу же начнём выкладывать эту улицу и особенно хорошо это сделаем возле вашей пекарни. Мэру перемену своей стратегии я объясню сам. Поверьте, я легко смогу его убедить в том, что подобное решение является самым правильным с технической точки зрения. Об этом не беспокойтесь.

Скоро осень. Подумайте сами, ведь людям будет приятнее идти на рыночную площадь по брусчатке, чем по болоту. Поверьте мне, к тому времени мы сделаем всё возможное, чтобы они проходили туда через ваш квартал.

Уилфрид опустил руки и шумно потянул носом:

— Очень заманчиво, — сдержанно произнёс он. — Что ж, и мне, как и Изекилу нужно кормить семью, я согласен…

ГЛАВА 2

Ещё утром красавица Мериан почувствовала, что наступивший солнечный денёк заслуживает того, чтобы стать каким-то особенным.

Накануне, перед сном, её сестра Синти, с которой они с детства делили небольшую комнату на втором этаже дедовского дома, переволновавшись после полуденной беседы с уже небезызвестным нам мистером Скоттом, попыталась разговорить уставшую Мери на предмет эталонов добродетели мужской половины человечества.

Эта тема, что называется «не зацепила» сестру. Тогда, забравшись в постель, разволновавшаяся Синтия, принялась вслух рассуждать о несостоятельности блеклого набора внешних и моральных качеств местных кавалеров. Когда же она, наконец, отбросив в сторону все намёки и, максимально используя отпущенную ей природой прямоту, попыталась выяснить у Мери, как та находит мистера Скотта, измотавшаяся за день сестрица уже спала.

Синтия, раздосадованная тем, что Мериан осталась безучастной к её переживаниям, не могла уснуть до полуночи, а под утро, в час, когда она всё же провалилась в глубокий и крепкий сон, его, как обычно, на самом интересном месте прервала мать. Энни Шеллоу Райдер совершенно не волновало недосыпание младшей красавицы дочери. Что тут поделаешь, работа требовала своего.

В противовес рыжеволосой сестре, Мери поднялась быстро. Облачаясь в повседневное платье, она то и дело посматривала в окно, где в неописуемой красоте небесных красок играл рассвет. Он был настолько красив, что Мери сразу поняла — это будет особенный день. Она, в отличие от сестры, в эту ночь хорошо выспалась, и не испытывала после пробуждения никакого дискомфорта.

— Ме-е-риан, — простонала сонная Синтия, отрываясь, наконец, от подушки и её рыжие, кудрявые локоны, словно шторы, закрыли припухшее, заспанное личико, — неужели так будет всегда?

— Как «так»? — отрешённо переспросила Мери, аккуратно заправляя под высокий ажурный чепчик чёрные, как жжёная смола, волосы.

— А вот так, — Синти окинула красноречивым взглядом их комнату. — Утро, работа, вечер, сон, …утро? В воскресенье ещё церковь…

— Ты не хочешь ходить в церковь?

— Уф, — Синти отчаянно выдохнула в подушку, — не прикидывайся, что ты не понимаешь, о чём я говорю. Неужели ты думаешь, что и дальше в нашем будущем всё будет так же?

Мери отошла от зеркала и выжидающе остановилась посреди комнаты. Она уже была готова к своим каждодневным обязанностям, а вот её младшая сестра, которая только сейчас поднялась и, шатаясь, поплелась к тазу с водой, нет.

— Шевелись, Синти. Ты же знаешь, что наша с тобой работа и есть забота о завтрашнем дне…

— Конечно, — не без сарказма ответила умывающаяся девушка, — весь день в муке и тесте…

— В муке и тесте, — согласилась Мери. — Как ты думаешь, нашим отцу и матери нравится их жизнь? Думаешь, они не хотели бы жить как герцоги или лорды? Тут уж ничего не поделаешь. У всех нас, впрочем, как и у других, такая жизнь, какую мы заслуживаем, и искать другого просто нет смысла.

Скажи, …вот что хорошего в том, что наш брат ещё ребёнком сбежал куда-то искать той самой, лучшей жизни? Казалось бы, безобидные мечты несмышлёныша о море, кораблях и плаваниях, мечты, на которые никто даже не обращал внимания. Вот тебе результат. Где он сейчас? Хорошо, если жив, а что если ещё в юности преставился господу? — Мериан тяжело вздохнула. — Наверное, всё же преставился, если бы это было иначе, он давно бы уж объявился, ведь и отец, и мать не сделали ему ничего плохого. А так ни ответа, ни привета. Мериан с сочувствием посмотрела на сестру:

— Синти, — немного мягче сказала она, — я одного не могу понять, почему ты никак не хочешь принять того, что наша работа частично откладывается в твоё и моё приданное? А ведь это в скором времени обеспечит нам с тобой более-менее приличную жизнь. Может быть для того, чтобы получше понять то, о чём я сейчас говорю, тебе следует лишний раз сходить в «чёрный» город и посмотреть, как там девушки зарабатывают себе на пропитание?

Скажу тебе честно, я работала бы у печи ещё и ночью, только бы избежать такого позора — стоять вдоль плимутской дороги. …Так что очнись от своих глупых грёз и одевайся. Я пойду к матери, начинать замес. — Мери хитро прищурилась, — а если всё ещё не передумала лениться, вспомни, пожалуйста, и о том, что после обеда за первым заказом придёт мистер Скотт. Если выпечка не будет готова, он обратится с предложением к Симпсонам и никогда больше здесь не появится…

К удовольствию Синтии мистер Скотт появился, как и обещал, сразу после утренней продажи. Ну вот беда, в тот самый момент грезившая этой встречей девушка никак не смогла с ним как следует поболтать. Она просто не решилась сделать этого в присутствии отца и Генри. Оставалось надеяться на вечернюю продажу, ведь после неё мистер Скотт с рабочими опять придёт за хлебом.

Синтия всё рассчитала верно. Вечером уставшие за день отец и мать обычно идут отдыхать рано. Отпускать хлеб будет только Генри и Мериан. С сестрой всегда можно договориться, а Генри? Его и спрашивать никто не станет. Пусть он делает своё дело – отгружает хлеб, рабочие пусть его принимают, а мистер Скотт и Синтия в это время смогут спокойно поболтать у отпускного окошка…

Нужно отдать должное этой деятельной девушке. Если ей что-то было нужно, то её откормленная, холёная лень, видя её рвение к работе, просто падала в обморок. Синти понимала, что для того чтобы вечером стать на продажу, нужно сделать так, чтобы утром там работала Мери. Конечно же, старшая сестра была немало удивлена перемене, произошедшей с заспанной и тяжёлой на подъём Синтией, но противиться не стала. В это солнечное, приветливое утро стоять у отпускного окна куда как приятнее, чем вертеться у баков и печей.