Впервые в разговоре с Чайлдсом Доулиш испытал что-то вроде раздражения. Очевидно, это отразилось на его лице, потому что Чайлдс заметно внутренне сжался. Но личная обида не имела значения в таких обстоятельствах, поэтому Доулиш продолжал спокойным голосом:

— Не было необходимости беспокоить вас. Я всегда доверял вам, но я также отдавал себе отчет в том, что вы становитесь старее и нуждаетесь в отдыхе больше, чем раньше. Я и прежде не стал бы беспокоить вас во внеслужебное время, если бы речь не шла о том, что можете сделать только вы.

Он замолк, а Чайлдс сказал:

— Благодарю вас. Я ценю вашу заботу.

— А почему я не рассказал вам о том, что происходит, легко объяснить, — сказал Доулиш. — Я испытывал решительную, настойчивую потребность самому поразмыслить обо всем случившемся и переварить это, пытаясь представить в его полном значении. Мне не хотелось вступать в обсуждения.

— И все-таки ваша интуиция подсказала вам, что мне не следует доверять, — не удержался от колкости Чайлдс.

— Это не совсем так, — сказал Доулиш. — Она подсказала мне, что никому не следует доверять. Я только что пришел от заместителя министра внутренних дел. Даже в этом особом случае я не мог ни на йоту ему доверять. Я точно знаю, что у него под обеденным столом закреплен магнитофон, я нащупал его. — Доулиш мрачно усмехнулся. — Возможно, он его пристроил для себя лично или для кабинета министров, но сильно сомневаюсь. На пути сюда я перебрал в уме все, что сказал, и размышлял о том, не совершил ли я какой-либо оплошности, — добавил Доулиш. — Вот видите, я не доверяю даже самому себе.

— Сейчас речь не о таком доверии, — сказал Чайлдс. — И что ж, убедились ли вы в том, что сказали лишь то, что хотели донести до сведения этих… Вездесущих?

— Да, — ответил Доулиш. — Я уверен, что они думают, будто я располагаю обширной информацией, и я подтолкнул их к такому ходу мыслей. Уверен, они боятся, что я выведу их на чистую воду, а все, что я говорил, подтверждает это. Но никто, даже вы, не знает, что многое мне удалось раскрыть.

— Понимаю, сэр, — сказал Чайлдс после паузы.

— Чайлдс, — продолжал Доулиш, — я не доверяю служащим министерства внутренних дел. В политических делах произошло что-то недоступное моему пониманию. Похоже, что-то просочилось в самые высокие правительственные учреждения, деловые институты и промышленные компании. Я еще не увидел или не осознал полностью все возможные последствия. Одно неверное движение, и может произойти катастрофа! Я предпочту обидеть, оскорбить, унизить вас или причинить рам боль, нежели самой малостью спровоцировать катастрофу. И я не пойду даже на такую малость. А вы рискнули бы в моем положении?

Чайлдс снова отодвинулся от письменного стола, но выражение его лица изменилось, он казался смягченным, что ли. Он улыбнулся и ответил:

— Нет, сэр. Не рискнул бы.

— И я так думаю.

— С другой стороны, сэр, в вашем положении, даже если бы я обладал вашей огромной силой разума и характера, вашей… вашей склонностью, подобно Атланту, брать мир на свои плечи, я все же считал бы, что должен кому-нибудь довериться. Я не мог бы в одиночестве нести на себе такую тяжесть. А вы можете, сэр?

Бросая прямой вызов, Чайлдс заставлял Доулиша рассматривать ситуацию со всех сторон; он даже сказал с удивительной откровенностью, что неправ, беря так много на свои плечи.

Но в данный момент, еще не оценив и не осознав полностью ситуацию, никто не мог бы с уверенностью сказать, много или мало он знает.

Сейчас Чайлдс словно перестал существовать для него. Он решил сам противостоять создавшейся ситуации. И никто не мог оказать на него влияния. Он действительно был склонен слишком много взваливать на свои плечи, считая, что многое лишь он один может выполнить. Но и впрямь существовали ведь такие дела, и он был уверен в том, что одним из таких дел является то, с чем он сейчас столкнулся.

— Долго это не продлится. Я надеюсь на это. А между тем существуют ситуации, когда мы должны верить друг другу, — смиренно сказал Доулиш.

— Я верю вам, сэр. Безоговорочно.

— Благодарю вас. Благодарю вас, Джим. А теперь перейдем к делу. Какие новости поступают из-за рубежа относительно паспортов?

— Ничего успокоительного. Те двое, которых мы арестовали, имеют подлинные аргентинские паспорта, но это дубликаты. Самые опасные преступники могут свободно передвигаться с такими паспортами.

— Какими подробностями мы располагаем? — осведомился Доулиш.

— По сути, никакими, — ответил Чайлдс, затем поправился: — В общем, весьма скудными. Лаболье считает, что мы должны срочно созвать конференцию. Желательно в Париже, — добавил он с легкой улыбкой.

Доулиш ничего не сказал.

— Вы меня слышали, сэр?

— Да, — откликнулся Доулиш. — Я слышал. Джим, если мы попали сейчас в столь незавидное положение на высоком уровне, то и в других странах не исключено такое же.

— Да, очевидно, — заметил Чайлдс.

— А значит, нечто подобное могло произойти и в среде «Врагов преступности», — сказал Доулиш тихо.

— Трудно поверить, но и такое возможно, — согласился Чайлдс. — Мы уже не можем чувствовать полного доверия, которое всегда питали по отношению к делегатам, даже к тем людям, которых знаем долгое время. Но это вовсе не значит, что было бы неразумно созвать конференцию, — добавил он.

— Конечно, — согласился Доулиш.

Он встал и начал расхаживать по кабинету, хмуро поглядывая на потолок. Вдруг зазвонил один из телефонов на письменном столе. Огонек указал, что звонят не из департамента или Ярда, а из города, причем по засекреченному номеру.

— Джумбо звонил по этому телефону? — спросил Доулиш.

— Да, — ответил Чайлдс.

«Значит, и тут утечка», — подумал Доулиш, беря трубку.

— Доулиш слушает.

Звонивший говорил очень быстро. У него был низкий, приятный голос, английская речь хорошо поставлена, но какой-то легкий акцент выдавал, что собеседник не англичанин.

— Доброе утро, мистер Доулиш, — сказал он. — Вы, вероятно, догадываетесь, кто с вами говорит.

Доулиш посмотрел на Чайлдса и махнул ему. Чайлдс быстро вышел в собственный кабинет, где он мог слушать по параллельному телефону. Доулиш сказал утрированно вежливым тоном:

— Мистер Джумбо?

— Верно, мистер Доулиш. И прежде, чем мы продолжим разговор, я хотел бы внести ясность: вы лично и ваша жена находитесь в опасности. Наши угрозы — не пустой звук, и мы располагаем всеми возможностями претворить их в жизнь. Пусть у вас на этот счет не будет сомнений. Повторяю…

— У меня нет никаких сомнений, — прервал Доулиш.

— Значит, вы освободите мистера Смита.

— Пока нет, — спокойно сказал Доулиш. — Мне сначала нужно побеседовать с ним. И с вами тоже.

— Вам не удастся поговорить со мной или с кем-либо из видных представителей нашей организации до тех пор, пока вы не отпустите Смита, — заявил человек, назвавший себя Джумбо.

— Ну, что ж. Очень жаль.

Доулиш положил трубку и взглянул на карту мира, с помощью которой мог почти немедленно связаться в любое время с любым членом «Врагов преступности».

Зазвонил телефон по линии со Скотланд-Ярдом, и он быстро поднял трубку.

— Доброе утро, сэр. Это главный инспектор Ланкастер.

— Хелло, Ланкастер, — сказал Доулиш. — Ну, как там ваши дела?

— Узнал кое-что, — сообщил Ланкастер с явным удовлетворением. — По всей видимости, у мистера Кембалла была какая-то связь. До вчерашней ночи я считал, что» после смерти его второй жены он вел чуть ли не монашеский образ жизни — вы понимаете, что я имею в виду? — но он регулярно два раза в неделю уходил на свидания, а в это время соседка, миссис Холкин, присматривала за Кэти. Нередко Кембалл возвращался домой около часа ночи. Интересно, не правда ли?

— Действительно очень интересно. А вы уже установили, кто она, его подруга?

— Нет, но это не займет много времени.