Сирень звенела, словно китайские колокольчики; берёзки, словно скрипки, выводили тонкую мелодию; будто кларнеты, возносили свою мелодию ввысь, к самому небу, стройные тополя; и, как старый важный барабан, время от времени басил дуб.

Всё, всё играло и пело в саду, и всё это услышал мальчик. И он слышал даже, как распускаются цветы и как наливаются, алеют черешни.

Да разве может быть скучно, когда столько видишь и столько слышишь?

Но мальчику чего-то не хватало. Ему самому, самому хотелось играть в этом оркестре!

Он побежал к доктору и принялся тормошить его за рукав белого халата:

— Я тоже хочу играть, но я поломал скрипку, и мне больше не дадут. Научите меня играть, вы ведь всё можете!

Доктор засмеялся.

— Ну что ты, я только врач, — сказал он. — Но я могу дать тебе скрипку.

— Ой, дайте мне её поскорее! — воскликнул мальчик.

Доктор вынул из третьего шкафа небольшую скрипку.

— Не смотри, что она обычная на вид, — сказал он. — Это волшебная скрипка. Подарил мне её один старый музыкант, который умел зачаровывать своей музыкой людей, зверей и даже змей. Я дам тебе на время эту скрипку, но от тебя зависит, чтобы она осталась волшебной. Её чары пропадают, если на ней перестают играть, и чем больше играешь, тем она становится волшебней. Я сделал тебе тонкий слух и большие глаза. Теперь ты многое увидишь и многое услышишь. Ты должен научиться играть так, как играют деревья, как поют птицы, как веет ветер и… как живут люди.

— Я буду играть день и ночь, чтобы скрипка была такой же волшебной, как у старого музыканта! — воскликнул Ясь. — Но как мне быть? Меня ведь выгнали из дому. Если я вернусь и буду только играть, меня выгонят снова.

Ну и не ходи домой, — сказал доктор. — Мать сказала тебе, чтобы ты шёл на все четыре ветра. Вот ты и пошёл за одним ко мне. А теперь иди за вторым.

И мальчик перекинул через плечо небольшую сумку со скрипкой, сдвинул кепку со лба на затылок, чтобы лучше видеть всё кругом, попрощался с доктором и пошёл за вторым ветром.

С сумкой за плечами, с кепкой на затылке шёл весёлый Ясь. Глаза его сияли, и он весело подпевал лёгкому ветру, цветам и колосьям.

Вот и лес. Он пойдёт далеко-далеко, в самые дебри, чтобы никто его не увидел и не услышал, и там будет играть на своей волшебной скрипке.

«Тёх-тёх-тёх», — запела серенькая птичка. Как хорошо!

Мальчик вытащил скрипку и провёл по ней смычком. Но что это — поросёнок захрюкал, что ли? Неужели он будет только мешать лесной музыке, портить её?

У мальчика даже слёзы на глазах показались. Но он вспомнил: скрипка ведь долго лежала у доктора, а доктор на ней не играл. Вот она и растеряла свои волшебные звуки. Играть, играть!.. Чем больше на ней играть, тем скорее они вернутся.

И он играл, упорно играл, пока не получилось у него под смычком: «Тёх-тёх». Скрипка запела как птица.

Он оглянулся: не та ли маленькая птичка подлетела? Но нет, птичка сидела на ветке и тоже оглядывалась: где это поёт её подруга?

Мальчик снова коснулся струн смычком и теперь уже ясно услышал: это у него так получается. И тут серенькая птичка подлетела близко-близко и вместе со скрипкой защебетала: «Тёх-тёх-тёх!»

Это был первый успех, но к скрипке ещё не вернулось её волшебство.

Надо было играть и играть, ещё, ещё и ещё…

И Ясь играл до боли в пальцах. И только спустя неделю или две, играя на утренней зорьке, он заметил: остановились в воздухе птицы, остановилась стрекоза с чуть голубоватыми прозрачными крыльями, маленький зелёный жучок и большой чёрный жук с рогами.

Они остановились и запели вместе с его скрипкой. Одна птичка просто смеялась трелями, жук с рогами подпевал басом, конечно, жучиным басом: «Жу-жу-жу!»

Это получилось чудесно! Теперь уж каждый день бегал мальчик по лесу, смеялся и пел, а три серенькие птички, голубая прозрачная стрекоза, зелёненький жучок и рогатый большой чёрный жук так подружились с ним, что всегда летали над его головой.

Как-то вечером, когда уже выплыл на небо серебряный челнок-месяц, мальчик сел над лесным ручьём, и стало ему почему-то грустно. Ну, так просто… Бывает ведь иногда грустно, а Ясь был ещё не взрослый, а мальчик. Может быть, он просто дом свой вспомнил, а может, ещё что… И заиграл он грустную, печальную песню.

Ой как грустно стало в лесу!

Из своей норы вылезла лисичка, оперлась, как старушка, острой мордочкой на лапу и вспомнила, как её чуть не схватили зимою борзые и как не удалось ей курицу стянуть, и еле-еле удержалась, чтобы не заплакать. Волчица издалека подвывала, жаловалась, что не любят её телята и, едва увидят, разбегаются. Ручеёк замедлил свой бег, не журчал и не смеялся. А стая комаров в удивлении остановилась и не полетела никого кусать. Да и сам мальчик так расчувствовался, что не мог больше играть, и отложил скрипку. И хорошо сделал, а то такой грусти-печали нагнал, что уже тучи собирались и могли ещё пролиться дождём.

А наутро, только выглянуло солнце и Ясь, отрыв глаза, увидел рядом с собой своих верных товарищей, ему просто стыдно стало: можно ли с волшебной скрипкой так загрустить и такую тоску на весь лес нагнать?..

Нет, пожалуй, пора уже идти ему за третьим ветром.

И на прощание заиграл он так радостно, так весело, что все сразу развеселились: зайчики запрыгали, вся лесная капелла запела, а ящерица так растанцевалась, что потеряла хвостик, потому что он легко ломался. Но ничего, быстро вырос у неё новый, так что особой беды не было. Жуки и стрекоза показали необыкновенные танцы в воздухе, а шалунишка ручеёк помчался с такой быстротою, что рыбки, которые мирно плавали в нём, чуть не выпрыгнули на берег. Музыка танца звучала по всему лесу.

Так прощался Ясь с лесными жителями.

Он бодро шагал, высоко держа голову, с кепкой на затылке и с волшебной скрипкой в руках, за третьим ветром, а над ним летели маленький жучок, и большой чёрный жук с рогами, и три птички, и голубая стрекоза, и все пели:

По холмам, по пригоркам, по долинам, по лугам шёл Ясь, и трава была под ногами мягкая и нежная, как волосы, вымытые дождевою водой.

На лугах паслись белые овечки и баранчики с задорными рожками. Их белые отары казались белыми облаками, что спустились на землю, а на синем, тоже словно умытом небе плыли настоящие белые облака, как отары овец. И вдруг баран-вожак начал взбрыкивать ногами — туда и сюда, сюда и туда. Ну, а овцы как овцы, конечно, гуртом за ним и заблеяли: «Бе-е-е».

Пастушки в широкополых соломенных шляпах-брылях испугались: что это с их отарою? Побежали догонять.

Но музыка была такая весёлая, что и сами пастухи не вытерпели — заплясали посреди дороги.

— Интересно ты играешь, — сказал Ясю один пастушок.

— Да, так-то ты всех овец кто знает куда заведёшь! — заметил второй.

— Лучше бы ты их домой отвёл, — засмеялся третий.

Заиграл Ясь по-другому, и пошла отара домой, к тем хатам, что белели далеко-далеко. Впереди круторогий баран-вожак отплясывает, за ним — овцы, дальше Ясь шагает и играет на скрипке, а за ним пастушки на дудочках изо всех сил подыгрывают. А у одного дудочки не было — так он прямо на губах музыку выводил.

В это время с другого поля возвращалась домой трактористка на тракторе. И до неё музыка долетела — стало весело и ей, и трактору. Поправила она цветастый платок на голове, да как завертит рулём, да как запоёт, а трактор вприпрыжку, вприпрыжку да так и помчался по улице.

В селе все уже вернулись с работы и теперь выбежали на улицу — поглядеть, что там за свадьба идёт.

А это возвращалась с пастбища отара; протанцевала она до самой кошары и, танцуя, вошла в неё.