— Боже милостивый! — воскликнул Чарлз. — Совершенно очевидно, что…

— Постой-ка, Шерлок Холмс, — прервал его друг, — в рассказе доктора отнюдь не все так уж самоочевидно, не торопись с выводами. «Поспешишь — людей насмешишь», как сказал солдат, целивший в глаз быка и вместо того угодивший в глаз инструктору по стрельбе. Но, я вижу, официант уже ходит кругами вокруг нашего столика, а его коллеги составляют стулья и убирают со столов графинчики. Может, мы пойдем ко мне и там прослушаем до конца вашу историю? Кстати, у меня есть замечательный портвейн. Годится? Хорошо. Официант, вызовите такси!.. Пикадилли, 110 а.

Глава 2. КРАДУЩЕЕСЯ ЗЛОДЕЙСТВО[4]

Апрельская ночь была светла и прохладна; в камине уютно потрескивали дрова. На книжных полках вдоль стен выстроились фолианты в роскошных переплетах с золотым тиснением, телячья кожа в свете лампы приобрела горячий и сочный цвет. Рояль был открыт, на диване во множестве лежали подушки, два стильных кресла манили к отдыху. Внушительный камердинер принес портвейн и на изящном столике работы Чиппендейла сервировал три прибора. Тюльпаны, наподобие вымпелов, кивали из темных углов пурпурными и охряными головками.

Богатый эстет с литературными наклонностями, интересующийся человеческими драмами, — такое мнение начало было складываться у доктора о хозяине дома, но тут снова появился камердинер.

— Милорд, звонил инспектор Сагт и попросил с ним связаться, как только вы освободитесь.

— Ну что ж, пожалуйста, соедините меня с ним. Чарлз, это по делу Уорпелшема. Сагг, как обычно, не в силах свести концы с концами. У пекаря, естественно, алиби, странно, если бы его не было. А, спасибо… Алло! Это вы, инспектор? Ну, что я вам говорил! Ладно, не будем начинать все с начала. Послушайте, свяжитесь с содержателем игорного дома и спросите, что он видел в песчаном карьере… Ну да, понимаю, но если вы сумеете выдержать правильный тон, он обязательно проговорится. Ну что вы, конечно, нет… Если вы спросите, был ли он в песчаном карьере, он, естественно, скажет «нет». А вы должны заявить, что знаете, где он был и что видел… Одну минуту! А начнет темнить, скажите, что пошлете бригаду и ваши парни перевернут все вверх дном. Да, само собой, позвоните, что там у вас получится.

Он повесил трубку.

— Простите, доктор. Пришлось уладить одно небольшое дельце. Но теперь все, можете продолжить ваш рассказ. Значит, старая леди скончалась, да? Полагаю, умерла во сне. Самым невинным образом. Все пристойно и в высшей степени добропорядочно. Никаких следов насилия: ни ран, ни кровоподтеков. Не так ли? Короче, все в полном порядке.

— Совершенно точно. В шесть часов она поела. Маленькая булочка и молочный пудинг, совсем немного. В восемь сестра сделала укол морфия и тут же вышла из комнаты, захватив вазы с цветами: на ночь цветы выносили на лестничную площадку. Там к ней подошла горничная, они заговорили о приготовлениях к завтрашнему дню, и в это время из своей комнаты вышла мисс… — короче, племянница — и направилась в комнату к тетушке. Буквально через пару секунд раздался крик: «Сестричка! Сестричка!» Сиделка кинулась к больной, но та была уже мертва. Естественно, прежде всего я подумал, что ей по ошибке ввели двойную дозу морфия…

— Вряд ли, укол не мог так быстро подействовать.

— Да, но я решил, что коматозное состояние больной было принято за смерть. Однако сестра уверила меня, что этого не случилось. И в самом деле, такая возможность позднее была полностью исключена: все ампулы морфия пересчитаны и оказались в наличии. Усопшая лежала в спокойной позе, ни судорог, ни следов борьбы — она ушла из мира тихо. Небольшой столик, стоявший рядом с постелью, был не на месте, но, как выяснилось позднее, его отодвинула племянница, когда подошла к тете и увидела, что она мертва.

— А что булочка и пудинг?

— Я тоже решил проверить их действие. Нет, ничего дурного я не предполагал, но при переедании желудок сильнее, чем надо, давит на сердце, короче, что-то в этом роде. Но и эту версию пришлось отвергнуть. Количество съеденной пищи было незначительно, и с ужина прошло уже добрых два часа — вполне достаточно для пищеварения. Если что-то должно было случиться, случилось бы значительно раньше. Я недоумевал и поделился своими сомнениями с сиделкой. Она тоже была озадачена. И переживала ужасно.

— А племянница?

— Племянница? Она все твердила: «Я же вам говорила, я чувствовала, что ей плохо, а вы мне не верили!» Короче, внезапная кончина моей любимой пациентки очень меня встревожила, и на следующее утро, обдумав все, я попросил у племянницы разрешения на вскрытие.

— Она возражала?

— Ни в коей мере. Естественно, радости по этому поводу не выказывала, но и не возражала. Я не сомневался, что мне удастся обнаружить непосредственную причину смерти больной, ускользнувшую от моего внимания при постановке диагноза, и объяснил ей, что буду чувствовать себя увереннее, если смогу проделать дополнительные исследования. Племянницу беспокоило одно: начнется дознание, вмешается полиция… Я ее успокоил, сказав, что не вижу необходимости обращаться в полицию, хотя, наверное, не стоило этого делать.

— Вы хотите сказать, что решились провести вскрытие самостоятельно?

— Вот именно. Я был уверен, что наконец-то все разъяснится и я смогу выдать свидетельство о смерти. Мне везло: когда-то моя больная высказалась в пользу кремации и племянница хотела исполнить ее волю. Поэтому понадобилось привлечь еще одного врача, который должен был подписать свидетельство о смерти вместе со мной. Я убедил его помочь мне при вскрытии.

— И что вы обнаружили?

— Ровным счетом ничего. Этот второй врач сказал, что я — осел и что мне не следовало поднимать шум. Все равно, мол, больная была обречена, а раз так, в графе «причина смерти» можно было написать «рак», а в графе «непосредственная причина смерти» — «сердечная недостаточность» и на этом успокоиться. Но я оказался чертовски добросовестным идиотом, меня это не удовлетворяло. Вскрытие совершенно ничего не дало, никакие отклонения не могли повлечь за собой немедленную смерть, и тогда я сказал, что намерен сделать анализы…

— Вы и в самом деле начали что-то подозревать?

— Нет-нет, что вы, ничего такого. Но я был не удовлетворен. Кстати, вскрытие лишний раз подтвердило, что укол морфия не мог вызвать гибели больной. После укола смерть последовала так быстро, что лекарство даже не успело распространиться по сосудам руки. Теперь, обдумав все, я полагаю, что больная умерла из-за какого-то нервного потрясения.

— Анализы тоже были проделаны неофициально?

— Да, но похороны, конечно, пришлось отложить, поползли слухи. Вмешалась полиция, коронер начал выяснять обстоятельства дела. А тут, как назло, медсестра почему-то решила, что я подозреваю ее в пренебрежении своими обязанностями или еще Бог знает в чем, и с профессиональной точки зрения повела себя некорректно: засыпала окружающих жалобами на меня. Хотелось, чтобы ее пожалели, что ли?

— А что показали анализы?

— И тут наши усилия пропали даром. Мы не обнаружили никакого яда — то есть, как и прежде, ровным счетом ничего. Естественно, мало-помалу я стал понимать, какого свалял дурака. Скрепя сердце подписал свидетельство о смерти, поставив в качестве причины, вызвавшей смерть, сердечную недостаточность на нервной почве, и моя пациентка после недельной проволочки наконец опочила на кладбище.

— На кладбище?

— Да, к сожалению. Разразился новый скандал. В крематории прослышали о случившемся и отнеслись ко всему, может быть, даже с излишней щепетильностью. Последовало запрещение на кремацию, и тело было выставлено на церковном дворе — в случае необходимости можно было получить к нему доступ. Провожал старую леди в последний путь весь город, все говорили племяннице добрые слова и выражали сочувствие. На следующий день я получил от одного из своих пациентов, человека авторитетного и влиятельного, письмо, а в нем сообщение, что в моих услугах больше не нуждаются. Через день жена мэра не поздоровалась со мной на улице. Пациенты меня покидали, практика сокращалась — я обнаружил, что обо мне ходит в городе слава человека, «обвинившего милую барышню имярек в убийстве». Иногда имелась в виду племянница. Иногда — сиделка, «симпатичная, славная девушка, ухаживавшая за старой леди до последней минуты, а не та, сами понимаете, легкомысленная особа, которой пришлось указать на дверь». По одной из версий, я хотел отомстить сиделке за увольнение моей невесты. И это еще не все. До меня донесся слух, что моя пациентка застала меня на месте преступления: будто бы я, вместо того чтобы заниматься делом, «крутил роман» — что за мерзкое слово! — со своей невестой; ну и я, желая замять скандал, сам расправился со старой дамой. Хотя неясно, зачем я тогда тянул с выдачей свидетельства о смерти, но это уже никого не волновало.