Выходные прошли весело. И погода не подкачала — солнце, теплынь… Благодать, одним словом. К Лехе на дачу закатились все вместе — Максим, Наташа и Верочка. Даже Малыша с собой взяли. Наташа вначале долго отказывалась, но в конце концов Максим уговорил ее.

— Натуль, ну что зря в городе сидеть? — почти кричал он в телефонную трубку. — Поехали! Посидим, шашлыков пожарим, искупаемся, там водохранилище рядом. Малыш? Возьмем, конечно, пусть побегает. Ага, хорошо, собирайся… Купальник не забудь, через полчаса заеду.

В глубине души он чувствовал себя слегка виноватым за свое счастье — и ее одиночество. Очень хотелось, чтобы Наташке тоже было хорошо. А Леха до сих пор не женат, так что чем черт не шутит…

Ехать пришлось долго. Уже с утра все выезды из города оказались блокированы огромными пробками. Ну прямо переселение народов! — подумал про себя Максим. Он по привычке мыслил историческими категориями. Медленное движение разномастных автомобилей, набитых разнообразной хозяйственной утварью, детьми, тещами, бабушками, собаками и кошками, и впрямь напоминало исход кочевников.

Малыш смотрел на дорогу, высунув морду в окно, Наташа сердилась, что не поехали другой дорогой, а Верочка сидела молча, непривычно тихая и грустная. Сегодня Максим все утро убеждал ее, что посторонних в квартире не было, просто померещилось.

— Ну, может, я сам чего-то сдвинул случайно или положил не на то место! Ты же знаешь, какой я медведь. Вон вчера люстру чуть не раскокал. Уж прости. Видишь, с кем тебе жить придется!

Верочка вроде бы повеселела и успокоилась. Такое простое объяснение не приходило ей в голову. И все же… Что-то мешало поверить до конца.

Леха искренне обрадовался гостям. Долго водил их по участку, показывал дом, летнюю кухню, недавно построенную маленькую финскую баню и, как всегда, говорил без умолку:

— Ты, Ромен Роллан, все книжки свои пишешь? За компом горбишься? А тут вон — посмотри, благодать какая! Воздух! Природа!

Максим чуть усмехнулся. Почему-то Лехе казалось забавным именовать его в честь классика французской литературы. Он как-то даже поинтересовался: почему Ромен Роллан, а не кто-нибудь другой? Анатоль Франс там, к примеру, или Бернард Шоу? Ответ обескуражил.

— Знаешь, у меня когда-то родители библиотеку собирали. Ну, помнишь, когда собрания сочинений по подписке выкупать приходилось… Так этот Ромен Роллан столько написал — полки не хватало! А ты вон молодой еще, а тоже наваял немало. Станешь классиком — целый шкаф у кого-то займет твое творчество!

С тех пор прозвище он принял безропотно. Ромен Роллан — так Ромен Роллан.

Поток Лехиной болтовни рокотал, словно Ниагарский водопад:

— Ты когда сам-то домом обзаведешься? Молодая хозяйка вон у тебя, — он лукаво покосился в сторону Верочки, — там, глядишь, детишки скоро пойдут, не сидеть же им в пыли и духоте все лето?

Максим хлопнул приятеля по плечу.

— Ладно, ладно, успеется, какие наши годы! Помещик Троекуров… Пошли лучше искупаемся.

Вода была теплая как парное молоко. Пока все плескались, Малыш бегал взад-вперед по берегу с самым недовольным и озабоченным видом, пока, наконец, Максим не затащил его в воду. Пес проплыл до берега, высоко задрав голову, потом выскочил, отряхнулся, подняв целый фонтан брызг, посмотрел на хозяина с осуждением — не ожидал, мол, от тебя такого! — и улегся на безопасном расстоянии, похожий на волка Акелу из мультфильма про Маугли.

Верочка заплыла далеко. Она вообще любила плавать. Когда выходила из воды, Максим в который раз залюбовался ею. Ну прямо Афродита! Интересно, ей понравится Греция? Наверное. «Вот гонорар получу — и поедем», — решил про себя Максим.

Обратно к дому шли не спеша, разморенные солнцем, купанием, запахом трав… Верочка нарвала полевых цветов. Даже у Наташи лицо стало радостное, почти детское. Обычно строгое, озабоченное выражение исчезло куда-то.

Максим с Лехой взялись готовить мясо для шашлыка, а девушки отправились резать салат. Леха колдовал над мангалом вдохновенно и гонял Максима, как сержант — солдата-первогодка.

— Полешков наколи! Да не так мелко, а то угли рассыплются… Куда шампур суешь, пусть прогорят сначала! Эх, учить вас всему…

Когда над участком потянулся восхитительный запах, а мясо стало покрываться корочкой, Леха спохватился:

— Макс! Ты пойди девчонок позови. Что-то они долго там.

Приоткрыв дверь летней кухни, Максим сразу понял, что салата они дождутся не скоро. Увидев, что Наташа с Верочкой сидят за столом обнявшись, как сестры, и глаза у обеих на мокром месте, он сунулся было с расспросами, но Верочка мигом выставила его:

— Иди, иди! Допивайте свое пиво, или что вы там делаете. Мы сейчас вернемся. Дай поговорить спокойно. Нам есть что обсудить… Между нами, девочками.

Максим поспешно ретировался. Вид у него, наверное, был обескураженный. Леха спросил:

— Ну, что там твои дамы? Поссорились, что ли?

Максим пожал плечами:

— Женщины! Сами разберутся.

Когда Наташа с Верочкой вышли, наконец, торжественно неся огромную миску с салатом, глаза у обеих были красные, но в то же время… Что-то новое было между ними. Как будто рухнула невидимая, но прочная преграда, и стало наконец понятно, что делить им — нечего.

Пока Леха с Верочкой расставляли посуду на столе, Наташа отозвала брата в сторону.

— Максим… Возьми вот. Бабушка просила отдать тебе.

Он открыл маленькую коробочку — и аж зажмурился на мгновение. Синий камень сверкнул на солнце так ярко… Максим присмотрелся повнимательнее. Работа старинная, камень в форме кабошона[1] и почти нечитаемая, полустертая надпись по ободку вокруг него. Ну бабуля! Откуда только взялся у нее такой раритет? Ему же разве что в музее место!

— Ты что, Наташка? Зачем оно мне?

— Бабуля сказала — невесте подаришь, когда жениться соберешься.

— Ну, мы об этом как-то не говорили пока…

— А не важно, — отрезала Наташа, — ты же любишь ее? Так почему бы и не сейчас? Что вы, мужики, за народ такой — держитесь за свою свободу, как черт за грешную душу!

Они сидели в саду на шатких пластмассовых стульях и ели шашлык, запивая его холодным пивом. Спускались сумерки, длинный летний день подходил к концу. Где-то вдалеке слышался шум проходящего поезда, в кустах радостно заливалась какая-то птица, а в воздухе пахло травой, полевыми цветами и немножко — дымом от костра. Совсем не так, как в городе.

Максим прикрыл глаза. Редко, очень редко выпадает человеку пережить такое удивительное чувство умиротворения и покоя, полной гармонии с собой и с миром. Хочется продлить его как можно дольше, чтобы потом сохранить в тайниках своей памяти как драгоценность, как сокровище.

И в самом деле — права Наташка! Если у них с Верочкой и так все понятно, то почему бы не сказать об этом вслух прямо сейчас? Лучшего момента, пожалуй, не придумаешь.

— Минуточку внимания! — Максим постучал ножом по пивной бутылке. — У нас сегодня особенный день.

Все повернулись к нему, и даже Малыш, разомлевший от долгого жаркого дня и обильной еды, посмотрел вопросительно и навострил уши.

— Верочка! Я даже не знаю, как сказать. «Выходи за меня» — слишком обыденно, «будь моей женой» — банально… Ну не руку и сердце же тебе предлагать, как в романе! В общем, я хочу, чтобы ты всегда была со мной. И в знак этого — вот…

Он неловко полез в карман джинсов, вытащил коробочку с кольцом и положил на стол перед ней.

— Вот, это тебе. Если ты согласна, конечно.

Верочка открыла коробочку, охнула и осторожно достала кольцо.

— Какое красивое! — выдохнула она. — Спасибо, Максим! Я… — Голос ее чуть дрогнул. — Я так ждала этого!

На следующий день, в воскресенье, спали до полудня. Потом снова купались, жарили шашлыки… Верочка плела венки из полевых цветов, Малыш радостно носился по огромному огороженному участку, пытаясь поймать большую пеструю бабочку. В нем неожиданно проснулась щенячья игривость.