— Ну так поддайся своим основным инстинктам и окунись в них с головой. Умоляю.

— Неа. Ты меня пугаешь.

— Почему? Я ж не псих. И никакой опасности не представляю.

— Это-то и страшно. По идее, происходящее должно тебя хоть капельку беспокоить. Но если эта маска абсолютного спокойствия — всего лишь уловка, то я по уши в дерьме. Может, ты как бомба замедленного действия с членом, размером с пушку. Может, ты меня хочешь обмануть. Может, стоит мне повернуться к тебе спиной, и ты тут же привяжешь меня к кровати и отвезешь обратно в Салем.

Эйдена порадовало, как поразила Сторм его ухмылка.

— Милая, — сказал он, изогнув темную бровь, — если я прикую тебя к кровати, то о возвращении в Салем точно думать не буду. Не хочется признаваться, но эта поза меня уже достала. К тому же мысль о том, чтобы сесть за руль, вовсе не кажется мне сейчас такой уж привлекательной. — Он глянул на натянувшиеся, как палатка, трусы. — Понимаешь, о чем я?

А как могло быть иначе, если она стоит тут в таком виде? В «веселой встань-ка-член штуке» под фраком Сторм выглядела, как валютная проститутка.

— А знаешь, такое чувство, что у тебя под фраком ничего нет.

Погладив себя по округлым бедрам, Сторм уперла руки в бока. Да уж, упрямства ей точно не занимать.

— Как бы тебе ни хотелось, это не так, и ты это знаешь.

— Если за тобой сюда припрется какой-нибудь поклонник, я не смогу тебя спасти, потому что буквально связан по рукам и ногам.

— О мой рыцарь на белом автобусе, — протянула она, однако Эйден не понял — принять это как комплимент или оскорбиться до глубины души.

— Милая, никакой я не рыцарь. Я — огнедышащий дракон, которого все рыцари планеты до смерти боятся. Не забывай об этом.

— Еще одна причина держать тебя в наручниках.

— Как называется забегаловка, в которую ты собираешься податься? — спросил Эйден.

— «У капитана Миднайта». Вывеска заявляет, что заведение работает двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Кофейня и закусочная — два в одном.

— Сделай себе одолжение — ничего там не ешь. Закажи только кофе. Я буду ждать.

Наклонившись над Эйденом, Сторм дала ему возможность еще раз взглянуть на сочную грудь, затянутую «веселой штукой», и поцеловала его. С языком. Поцелуй вышел таким страстным, что у Эйдена в голове забилась одна-единственная мысль — сделать с ней много-много всего такого, для чего одного языка будет маловато.

Оторвавшись от его губ, Сторм сползла по Эйдену вниз и чмокнула кончик члена, который так и норовил порвать трусы на куски. Что и говорить — борьба члена за независимость и свое место под солнцем стала основным мотивом всей сегодняшней ночи. Сторм погладила котенка, мирно сопящего у Эйдена на шее, и ушла.

В тот миг, когда дверь автобуса открылась, с улицы послышались аплодисменты и приветственные крики. Судя по голосам, кричали женщины. И не просто кричали — возносили Сторм хвалебные оды за то, что она привязала мужика к кровати. Ну и ну!

Как только дверь за ней закрылась, Эйден потянулся, чтобы попробовать протащить наручники вверх по столбикам кровати. Бесполезно. Столбики оказались слишком высокими. Охренеть! Он намертво прикован к кровати. А ведь ему пришлось изрядно попотеть, чтобы разработать и установить именно такую кровать, с изящными резными столбиками, перетянутыми кожей, и чертовым изголовьем, встроенным прямо в стену автодома.

— Гребаный перфекционист!

Столбики! Дались ему эти столбики!

С одной стороны, Эйдену не терпелось избавиться от наручников. С другой, если Сторм хотелось заняться с ним сексом, приковав его к кровати, то ей придется все делать самой. Так на кой черт портить ей — и себе — удовольствие, пытаясь освободиться? Естественно, он и близко не был к тому, чтобы преуспеть в борьбе за свободу, но Эйден предпочитал думать, что контролирует свою жизнь, что бы она ему ни подкинула.

Тот факт, что он бросил попытки освободиться только ради обещанного дикого секса, красноречиво говорил о том, что похитительнице каким-то образом удалось сделать его таким же психом, как она сама.

Секс со Сторм Картрайт. Что ж, ему до чертиков хотелось испытать это на себе.

Сторм никак не ожидала, что понадобится столько времени. Пришлось отвечать на вопросы женщин, которые приветствовали ее появление криками и аплодисментами, и навешать им тонны лапши на уши, объясняя, почему Эйден прикован наручниками к кровати. Имени она, разумеется, не называла. Да и не нужно было. Женщины уже дали ему прозвище за впечатляющий внешний вид и серебристо-серые боксеры — единственное, во что он был одет благодаря Сторм.

К моменту ее возвращения Эйден уснул, и она провела за рулем около часа. Было уже около трех ночи. Сторм с трудом разбирала дорогу. Казалось, они в пути уже целую вечность, но на самом деле прошло всего несколько часов. До сих пор не встретилось ни одного лагеря для автотуристов, зато Сторм заметила огромное поле, которое так и манило смутными воспоминаниями о счастливом детстве и заботливых родителях.

Съехав с дороги, она завела автобус прямо на поле, выбрала место для остановки, закрыла все замки и опустила жалюзи, в том числе и на ветровом стекле.

В спальне она разделась и бросила «веселую вдову» на стул. Послышалось раздраженное мяуканье Колдуна, Сторм смахнула белье с его головы и завернулась в одеяло.

В темноте ей показалось, что горящие глаза Эйдена смотрят прямо на нее так, будто он хотел заглянуть в глубину ее души и узнать все хранившиеся там тайны. Однако выворачивать перед ним душу Сторм не собиралась.

— Ага, — по привычке попыталась защититься она, — за годы у меня накопились тонны секретов, но я их так глубоко затолкала, что даже сама не разгляжу.

Эйден едва заметно кивнул, как будто понял заковыристый ход ее мыслей. Возможно, у них было намного больше общего, чем они оба думали.

— Может, ты просто отказываешься их увидеть, — проговорил он. — Сколько же тайн ты хранишь?

Сторм задумалась над ответом, а потом заговорила:

— Представь, что я луковица. Слой за слоем снимая с меня шелуху, ты плачешь. И если не остановишься, то можешь ослепнуть от слез. Нож, которым ты меня чистишь, соскользнет, ты глубоко порежешься и истечешь кровью до смерти. Считай это предупреждением, Макклауд. Я тебе точно не подхожу. Я всю кровь тебе выпью.

— По-моему, это мы уже выяснили. — Эйден тряхнул руками в наручниках, чтобы продемонстрировать, что он имеет в виду. — Хреново у тебя с чувствами, Сторм Картрайт. Я знаю, что ты делаешь. Ты прячешься за образом готки-бунтарки, чтобы распугать тех, кто может вызвать в тебе хоть какие-то эмоции.

— Даже не пытайся залезть ко мне в душу! — повысила голос Сторм, испугавшись его проницательности. — Там темно, хоть глаз выколи. Думаю, ты такой умный, потому что тебе кое-что известно о том, как прятаться. Так пусть же тот, кто всюду таскает на себе защитную раковину, первым вывернет наизнанку свою душу.

— Меняешь тему, Сторм. Ты плохо реагируешь на чувства, потому что не знаешь как. Неужели никто и никогда не заставлял тебя хоть что-нибудь почувствовать?

— Имела я тебя, Эйден Макклауд.

— До смерти хочу, чтоб так и было. А подходящий момент, кажется, упущен.

— У меня голова раскалывается, — сказала Сторм, и это было чистой правдой.

— А у меня мочевой пузырь вот-вот лопнет.

Она не сомневалась, что дела именно так и обстоят.

— Мне тоже надо сходить. Подожди. Я скоро.

— Можно подумать, у меня есть выбор, — проворчал Эйден и крикнул ей вслед: — А знаешь, ты особенная.

Сторм ухмыльнулась. Что, черт возьми, с ним такое? Но вслух ответила:

— Ага, конечно.

— Я буду повторять это до тех пор, пока ты мне не поверишь.

— Скорее рак на горе свистнет, Макклауд.

— Как ни старайся, ты меня не отпугнешь.

— Неужели мало наручников и похищения? — вернувшись в спальню, спросила Сторм. — Раз так, ты, наверное, думаешь, что тебя действительно ничего не напугает. Я бы на твоем месте на это не рассчитывала. — Она подняла руку, в которой оказалась пустая мерная чашка. — Валяй.