— Очень хорошо, — сказала мама. — Я уже начала думать, что вы совершенно очерствели. Пусть Володя едет, но домой он должен вернуться за неделю до начала занятий.

— Мама, мы хотим, чтобы Володя совсем уехал с нами, жил у нас…

— Вы сошли с ума. Нет, вы совсем сошли с ума.

— Мама, послушай, Володе у нас будет лучше. Ну что он здесь видит? А у нас строится новый город, огромный комбинат, работает столько интересных и разных людей…

— Уверена, эта блестящая идея принадлежит Сергею Николаевичу.

— Ошиблись, Надежда Александровна. Не мне — Лене. Правда, я давно об этом думал, но первым говорить не решался. А думал давно. Парню предстоит выбирать свой путь в жизни, а что он о жизни знает?

— Он уже выбрал свой путь не без вашей помощи. Он решил стать геологом. Я согласилась. Что вам еще надо? Кроме больших дел в жизни существуют мелочи. Их тоже кто-то должен делать. Они не менее нужны и требуют отдачи всех сил. Вы за размах, я тоже. Но пусть мой сын поймет и научится уважать людей, которые повседневно, из года в год выполняют незаметную, черновую работу — и выполняют так, как будто она первостепенной государственной важности.

— И никому не нужную ерунду можно делать с размахом, — сказал Сережа. — Дело не в размахе, а в пользе… Может быть, это действительно я вбил ему в голову стать геологом. Пусть теперь с другими людьми познакомится. Чем больше знаешь, тем легче выбрать то, что по душе.

— Мама, в тебе говорит личная обида. Так нельзя. — Это сказала Лена. Пока она молчала, все говорили спокойно. Удивительное существо Лена: стоило ей сказать несколько слов, и сразу поднималась буря. Мне больше не надо было напрягать слух: я слышал все так, как будто говорили рядом с моей кроватью.

— Обида? Какая обида? — спросила мама. — Неужели ты думаешь, я могу обижаться на то, что Дом может кому-то показаться бесполезной затеей?

— Мама, не притворяйся. — Это тоже сказала Лена.

— Вот что, мои милые дочери, идите спать. Я устала.

— Мама, ты неправа. Нельзя думать только о себе и считаться только с собой, — сказала Нина. — Ты не хочешь жить с нами — это твое дело. Но Володя должен поехать. Он растет, ему нужно хорошо и вовремя питаться.

— Ах как трогательно, — сказала мама. — Вас я вырастила, одевала, кормила, учила. А для Володи я уже не гожусь. Прекратим этот разговор. Я нужна Володе, и Володя нужен мне…

— Не надо иронии. Ты прекрасно понимаешь, о чем говорила Нина. Вспомни папу. — Это опять сказала Лена.

В комнату вошел Сережа. Из неплотно прикрытой двери пробивалась узкая полоска света. Она отсекала окно, у которого он стоял. Я его не видел, но слышал в его руке коробку спичек.

— Ну, вспомнила, — говорила мама, и в приоткрытую дверь я слышал ее дыхание. — О чем я должна вспомнить? О его пьяных сценах ревности? Ну, говори, что я должна вспомнить?

— Ты помнишь то, что тебе выгодно помнить.

— Перестань, Лена, — сказала Нина. — Мама, ты тоже неправа. Папа был очень талантливый и мягкий человек. Разве можно его винить за то, что он тебя очень любил? Он любил всех нас, но тебя больше. Он бросил клинику, друзей, отказался от будущего, взял меня и Лену и поехал за тобой в ссылку. А там? Ведь вся тяжесть была на нем: он должен был зарабатывать на жизнь, нянчить нас, постоянно оберегать тебя от опасности. Ты не должна его винить за то, что он не выдержал и начал пить. Он был слишком мягким для борьбы, но тебе был всегда хорошим и верным товарищем, а нам отцом. Но о нем ты часто забывала. Впрочем, мы отвлеклись; не надо сейчас говорить о папе.

— Нет, надо. Я была плохая мать. Я забывала детей, мужа, себя. Казните меня за это. Но прежде ответьте, во имя чего я все это делала?

Сережа прошел в полосе света и плотно закрыл дверь. В комнате у мамы замолчали. Я сдерживал дыхание, чтобы лучше слышать. Но оттого, что я долго не дышал, у меня начало шуметь в ушах.

— Володька, ты спишь? — спросил Сережа.

— Сплю, — зло ответил я. — Тоже мне придумали! Никуда я от мамы не поеду.