«Нравится», - спросила она, перехватив мой взгляд и ещё больше выгнув спину.
«Ложись уже быстрей», - хотел сказать я, но удержался. Второй день знакомства - ещё не повод, чтобы быть уверенным в себе наверняка.
Наконец она уложила всё в сумочку и погасила свет. На сей раз, ожидание не показалось мне долгим.
«Иди ко мне, Алёнушка», - скал я тихо.
«Как ты меня назвал, - голос её дрогнул, - как в русской сказке? Ко мне ещё никто так не обращался, даже дома. А я всегда мечтала быть Алёнушкой, прекрасной и любимой».
«Тебе будет также хорошо, как и вчера, - спросил я как бы между прочим, когда её лицо оказалось рядом, и жаркое дыхание обдало мне щёку, - и также нескончаемо долго»?
«Не-е-т, - зашептала она, и дрожь желания пробежала по её телу, - сегодня мне будет лучше и дольше, и ты знаешь об этом. А я знаю, почему ты спрашиваешь - ты заводишься от этого. Ты хитренький, но мне нравится, что ты спрашиваешь, заранее зная ответ. Это меня тоже заводит. Я тебе потом как-нибудь расскажу, что меня возбуждает больше всего».
Глава IV Эклектика.
«Кто не перебесится, того
добродетель ненадёжна».
Николай Полевой 1838год.
Прошла неделя, huit jour (уит жур восемь дней), как говорят французы, и калейдоскоп событий завертелся на полную катушку. Перед глазами замелькали живые цветы, распустившиеся на дне Голубой Лагуны, они не умерли, их оживили рыбы, которые тоже любят сладкое. Парящий в небе молодой и статный Пётр Сергеевич, отмахиваясь от надоедливых насекомых (они теперь будут такими всегда), норовил спикировать на Каменного Истукана. Умные котейки разбежались по побережью и искали мышей. Мышей нигде не было, и котики жалобно мяукали, обращаясь к едва прочерченной в воздухе хозяйке. Я тоже принимал участие во всех этих событиях, я был там, там и там одновременно, и со мной незримо всегда присутствовала Элен. Я уже не мог отличить, где явь, где сон. Очнувшись среди ночи и глядя на неё, спящую, я понимал, вот она, моя любовь, реальная и живая. Я трогал её волосы, смотрел на равномерно вздымавшуюся грудь и слушал её дыхание. «С-с-с-с….с-с-с», - вырывалось из её груди, и эта музыка грёз полная любви и нежности окутывала меня и уносила к звёздам. Утром я не всегда обнаруживал её рядом, она рано уходила на занятия, и тогда мне казалось, что всё происшедшее - всего лишь сон, приятный красочный необыкновенный. Но Сергей в этом сне был реален, Надин тоже, она кормила нас вкусным ужином, а я помогал ей мыть посуду. Я теперь знал, как правильно будет по-французски – мыть посуду.
Дальше, дни сплелись между собой и стали следовать не по порядку. Не один за другим, как положено, а вперемешку. И стали они необычными - однообразно-разнообразными. Это странно звучит, но воспринимал я всё именно так. Однообразными были погода и природа, дни стояли тёплые, и океан не штормило. Зато штормило меня. Чувства и впечатления, накрывшие меня с головой, были неописуемы.
Я словно окунулся в юность, но не в ту, которая была у меня на самом деле и которая давно прошла – Бог с ней, а в другую – из красочных снов. Она выпадает раз в жизни. Мне она выпала в мои пятьдесят.
Однажды я проснулся рано, Элен ещё спала. Я посмотрел с умилением на её припухлую щёку, которую она отлежала за ночь, на розовые полоски - вмятины на ней, замысловато разрисованные смятой подушкой, и мне захотелось плакать от счастья. Я аккуратно вытащил руку из-под её головы, которой не смел пошевелить всю ночь и побежал к океану. Неужели это всё реально и происходит со мной….
Я дышал полной грудью, перепрыгивал через кусты и кричал в небо заветные слова.
«Я люблю тебя Мир, - кричал я громко, и небо вторило мне, - люблю Алёнушку, мою русскую красавицу, я люблю тебя грозный океан, люблю Солнце и я… я теперь не стесняюсь».
И это было правдой, отныне мы спали с Алёнкой крепко обнявшись, без ничего, как это и должно быть у влюблённых, как об этом я всегда грезил в ранней юности, и как потом этого не случилось в реальности. Что ж, я не против того, что это происходит сейчас, в ранней зрелости. Назовём мой теперешний возраст так.
Потом я прыгал в воду с обрыва и старался донырнуть до дна.
Там, на дне, я цеплялся за зелёный коралл и долго сидел на нём, размышляя.
Я был счастлив.
Любовь женщины примиряет мужчину с самим собой, и тогда он становится сильным.
Я стал сильным, как никогда и…. и красивым. Внешне красивым, притягательным, чего со мною раньше никогда не было.
В один из дней, когда я уже потерял им счёт, мы сидели с ней на берегу океана. Был шторм, громадные волны катили к берегу и разбивались у наших ног.
«Мне всё в тебе нравится, - говорила она и целовала мои руки, - нравится, как ты ешь: азартно так и очень вкусно. Смеёшься всегда от души. Я любуюсь, глядя на тебя. Когда ты рядом, и я вдыхаю твой запах, это сводит меня с ума. Я так счастлива в эти минуты….».
«От меня пахнет лошадью, - говорил я, - это невкусно и вряд ли может понравиться».
«Глупый, тебе не понять женской сути - смеялась она, - ты весь – необыкновенный».
«Из необыкновенного у нас - это твоя грудь, - говорил я и, желая уточнить, спрашивал, - это всё твоё, натуральное»?
«Да, моё. У нас на Таити силикон не в моде. Местные женщины маохи могут ходить по пляжу топлес, но скорее для экзотики, для завлечения туристов. Моя мама никогда так не делала, она скромная, целомудренная, да и местные француженки, хотя и считаются эмансипированными, ходят в купальниках.
А я, когда была юной, была эпатажной. Когда мне исполнилось пятнадцать, и грудь поднялась выше носа и в прямом и переносном смысле, я ходила по пляжу топлес. Правда, делала это всегда в сопровождении мамы, она никогда мне ничего не запрещала. Эффект от моих прогулок был потрясающим. Представляешь, иду я такая, бледнолицая нимфетка с голой грудью, и у всех мужиков головы не просто поворачиваются в мою сторону, а вертятся на все триста шестьдесят. Глаза блестят, слюна течёт, а я балдею. Меня тогда мой одноклассник сфотографировал на камнях. Хочешь, покажу»?
Она достала из сумочки небольшую фотку и дала её мне. Без очков вблизи я уже не могу разглядеть что-либо чётко, но довольное лицо юной дивы я разглядел вполне.
«Сейчас я уже не такая, - вздохнула Элен и показала глазами на свою грудь, – это не должны видеть все. И принадлежать она должна одному. На сегодняшний день - это ты».