«Мне страшно, - сказала Элен тихо, - впервые в жизни. И не за себя, мне страшно за тебя. Сергей что-то затеял, и ты в этом участвуешь. Вот и ночью кричишь…»

      «Не бойся, - я погладил её волосы, - спи моя хорошая, со мной ничего не случится. Ты моя поздняя радость. Так Августин Аврелий  обращался к Богу, когда поверил в Него. Ты мой ангел хранитель. Спи, любовь моя, я не буду кричать. Укройся, я сейчас, я быстро, туда и обратно».

      В холле было тихо и тепло. Я прошёл мимо нужного места и направился к входной двери.

      «Надо проветриться, - решил я, - подышать свежим воздухом и успокоиться».

      Снаружи было прохладно, дул порывистый ветер. Я вдохнул и резко выдохнул, как на тренировке.

     «Ки-и-я», - закричал я в темноту и сделал несколько ударов по воздуху. Эхо не ответило мне, только деревья зашумели сильнее и закачали ветвями.

 Голова  моя закружилась от предчувствия чего-то необыкновенного.

      «А слабо к океану прямо сейчас, - дрожь пробежала по моему телу от этой мысли,  но я уже знал, что исполню задуманное, - я во сне кричу? Беспокоен?.... Ладно, пусть так. Тогда пусть Элен поспит без меня. Это ничего, что я в одних трусах, и на дворе ночь.  Когда я ещё решусь на такое».

      Не раздумывая, я разбежался и прыгнул с крыльца в темноту.  Порыв ветра охладил меня, и я вздрогнул, осознав на мгновение, что делаю что-то опасное. Но уже первобытная ярость проснулась во мне и понесла меня к краю обрыва. Вот и узкая тропинка, она круто уходит вниз в абсолютную черноту. Ноги разъезжаются на скользких камнях,  я хватаюсь за сырые ветки, пытаясь удержать равновесие. В любой момент я могу сорваться и кубарем полететь вниз. Но я не думаю об этом:

      «Вперёд, туда…. туда к океану, - подгоняю я себя, - я хочу понять, что чувствовал Брандо, когда вдыхал этот влажный воздух. Надышусь сегодня и я. Это ничего, что сейчас ночь, я почти голый и весь измазался. Главное, что я не боюсь.  Это не Кощинский двор с его ночными кошмарами и ведьмами. Приезжая на выходные из института, и будучи уже взрослым детиной, ночью я всё равно не мог набраться храбрости и выйти во двор. Ужас кощинского двора, «Страшная месть» Гоголя, «мурашки» по телу, сколько раз я переживал такое и наяву и во сне….

    Но здесь… здесь нет того страха, нет ведьм, здесь где-то бродит душа Брандо.  Сегодня она поможет мне, и я узнаю, зачем оказался здесь и почему меня всегда так тянет к теплу и морю».

      Вот я и внизу и даже не сломал себе ничего. Океан встречает меня грозным шумом, но не злится, он чувствует во мне равного. Он понимает, все мы принадлежим  другому океану, более могущественному, который связывает всех нас незримыми нитями.

    Вот и поляна, где мы умствовали с Сергеем. Теперь надо лечь и раскинуть руки.

      Звёзды. Сегодня они так близко, яркие, разбросанные разноцветными кусками по бездонному небу. Хорошо лежать на песке, раскинув руки, и глядеть в небо.

     Ночь, прохлада, монотонный шум прибоя, и я в одних трусах на влажном песке маленького острова, затерянного в океане… А наша Земля, не точно ли так и она затеряна в океанских глубинах… И этот космос-океан совершенно необъятен…

      Кто согреет нас? Кто даст нам надежду? Кто объяснит нам, что мы здесь не зря…

     Дрожь пробегает по телу.  И на предплечьях, и на спине  выступает гусиная кожа. Но не от холода  и ни от детского страха с жуткими видениями простонародного Вия, не существовавшего на самом деле и перемешанного с моими кошмарными снами, а другого –  реального, земного, с привкусом отчаяния и одиночества.

      Пахнет сыростью, но пахнет вкусно.  Это не запах плесени кощинского подвала, в который я спускался, чтобы набрать к обеду картошки, нет.  Сейчас пахнет  морем. Волны разбились на мириады брызг, ударяясь о прибрежные камни, и превратились в  прозрачный туман. Он обволакивает меня и приятно холодит лицо. На ресницах собирается влага.  И я не пойму – это капли океана, или это уже мои слёзы…. Мне хочется думать о вечном. Я всё ещё живой.

       Когда-то я мечтал пожить в барской усадьбе в России восемнадцатого века, но, наверное, это не моё. Попав впервые в Тайланд, в его влажную духоту, я понял – здесь я жил, у экватора, здесь хочу и остаться. И как на долгие десять лет  оказался в Надыме, не пойму до сих пор….

     Млечный Путь начал тускнеть, туман сгущаться. Надо мной пролетела большая птица и каркнула, как ворона. Затылком я почувствовал холод. Земля остыла. И у экватора бывает не жарко. Главное тепло внутри нас, это тепло души. С ним нигде не пропадёшь.

      Я приподнялся и сел. Песок подо мной стал влажным, почти мокрым. Запал моей эйфории иссяк, пора возвращаться к Элен. Хорошо, когда есть куда возвращаться, и когда тебя ждут. Счастлив тот, кто не расстаётся с этой иллюзией до конца дней.

       Понял ли я Брандо?  Почему он уединился здесь посреди океана? Не знаю. Сдаётся мне,  что он попросту стал  никому не нужен. Так бывает в конце жизни, да и роли ему предлагали не по таланту. А может ещё проще – в старости он разучился ладить с людьми.

      Всё может быть.  Рано или поздно мы расстаёмся с иллюзиями. Иногда узнаём такое, что лучше бы и не знать. Любимая женщина  расскажет вам при расставании, что ваш сын, это не ваш, и что в самых патетических местах, когда она содрогалась от сладострастных конвульсий в ваших объятиях, то представляла не вас…

     Всё так, но пока длится процесс, пока жизнь продолжается, пока бьётся от нетерпения сердце, не надо думать о таких вещах.  Пусть по-прежнему она будет для вас самой необыкновенной женщиной, а вы - её единственным  мужчиной.

     Вот и у меня в памяти остался молодой и красивый Брандо – Стэнли Ковальски, из «Трамвая «Желание», а не старый дон Корлеоне из «Крёстного отца».

     Наверху, не попадая зуб на зуб, я нырнул в душевую. Пошарив в темноте, включил горячую воду. Шум льющейся воды разнесся по всему дому. Я посмотрел вверх, над  куполом появилась розовая дымка. Скоро утро. Я не хотел никого будить, поэтому вздрогнул, когда увидел в проёме дверей женский силуэт.

      «Где ты был, - раздался голос Элен, - я не сплю уже два часа».

 Потом в постели я прижался к ней, но всё равно долго не  мог согреться и унять дрожь. Элен целовала мои руки и пыталась, словно одеялом укрыть меня своим телом. Её грудь и живот были такими горячими, что я понемногу согрелся.

       «Не исчезай, - шептала она, - не делай так больше. Я люблю тебя.  Мне всё в тебе нравится: как ты ходишь, как говоришь, как ты смотришь на меня. Мне даже нравится, как ты молчишь. Ты молчишь не просто так, ты о чём-то думаешь. Но редко обо мне, я это знаю.  Ты думаешь о чём-то важном, но я в это важное не вхожу. Иногда я так хочу тебя, что не могу удержаться. Я вижу тогда в твоих глазах испуг. Ты прости меня за это, прости за то, что я такая, какая есть.  Я не в меру пылкая и страстная, но такая я только с тобой, и в этом твоя заслуга. Я не понимаю, что случилось со мной, ведь ещё совсем недавно я была другой. Прошло несколько дней с тех пор, как мы вместе, а я уже не могу без тебя.