Когда тебя нет, и я сплю одна в родительском доме, со мной всегда твоя футболка. Я нюхаю её, и мне кажется, ты рядом. Иногда я одеваю её вместо ночной рубашки и сплю в ней. Тогда мне кажется, что я в тебе, и ты меня оберегаешь. Ты сделал меня слабой, я не была такой. Я всегда добивалась поставленных целей и была независимой. Теперь мне этого не хочется, я хочу быть слабой, зависеть от тебя, но, главное, чтобы ты всегда был рядом. А ты оставил меня одну и ушёл ночью к океану. Что мне оставалось думать?
Если ты улетишь в Россию, я полечу за тобой, и если ты меня не возьмёшь к себе, я буду жить где-нибудь рядом на улице и замёрзну там на вашем холоде».
Я посмотрел на неё с нежностью, не хотелось думать, что это просто слова.
Как-то однажды, когда мы уже готовились спать, Элен вдруг замешкалась с расстёгиванием лифчика, что-то случилось с застёжкой. Она попросила меня помочь. Я помог, и расстегнуть и снять, и мне даже показалось, что с застёжкой всё было в порядке. Просто Элен захотелось проверить, полностью ли я в её власти. Но это было лишним, потому что в этом уже не сомневался я сам.
Я тогда лёг не сразу, а долго стоял и смотрел на неё. Элен, в своей наготе была невероятно прекрасной, настоящей богиней..
Мне вообще почему-то всегда казалось, что женщина внешне выглядит лучше, чем мужчина. Не в смысле – красивей, красота у каждого пола своя, а как бы – эстетичней, притягательней. На женщину можно смотреть и любоваться. Не зря ведь художники и скульпторы во все времена рисовали и лепили женщин, а не мужчин, и, вдобавок в основном, без одежды. Поэты и писатели не отставали от них и тоже воспевали их красоту.
Мне и сейчас кажется, что женщина – это необыкновенное создание, призванное украшать нашу жизнь. Я ещё до сих пор не отделался от мысли, что их надо добиваться, завоёвывать, что они сами всегда решают, быть им с мужчиной или нет. И мне почему-то никогда не приходило в голову, что женщины тоже хотят секса, и порой больше, чем мы.
Я уже чувствовал, что скоро начну выполнять все её прихоти. Это будет её раздражать, а там и до расставания недалеко. Я знаю об этом, но всё равно счастлив.
В довершение к этому, мне однажды приснился счастливый сон – яркий, красочный, необыкновенный. Мне приснилась моя первая любовь, самая долгая и безответная. В этом сне она любила меня, а я ничего не мог понять, даже в сонной реальности я переживал и не верил, что такое возможно. Она успокаивала меня, что-то нежно шептала и целовала мои губы. Целовала, целовала и целовала без конца. Всё это длилось очень долго и никак не могло закончиться. Никогда в жизни я не был так счастлив, как в этом сне. Я и проснулся счастливым с зацелованными губами. Сперва я даже не понял, спал ли я, или это была явь. Та явь, которая когда-нибудь исполнится на одой из планет Вселенной, куда переселится моя неисчезаемая сущность…
Проснувшись окончательно, я посмотрел по сторонам. Рядом спала Элен. Она улыбалась во сне. Я взглянул вверх, высоко над куполом мерцала голубая звезда.
«Это Ахернар, - вспомнил я, - здесь он хорошо виден. Надо будет попросить Сергея показать его в телескоп. Вот только почему он мерцает, если находится прямо над головой. Неужели скоро взорвётся»?
Я почувствовал, что меня что-то связывает с этой звездой, но что именно, вспомнить не мог, счастливый сон заслонил все видения. Я осторожно высвободил руку из-под головы Элен, она не проснулась и продолжала мирно посапывать. Во сне лицо её стало совсем детским, оно улыбалось. За одну эту улыбку хотелось подарить ей всё, сделать что-нибудь необыкновенное, научиться летать… а я…
Я заметил, что она уже не спит. Дыхание её по-прежнему было ровным, глаза закрыты, но непроизвольное дёрганье правого века выдавало её. Во сне так не бывает. И улыбалась она не совсем естественно, а как бы нарочно. Интересно, она хочет, чтобы я догадался, что она проснулась, или нет.
Я наклонился и поцеловал её в губы. Она страстно ответила на мой поцелуй. Мой счастливый сон, наконец, перешёл в явь. Но я чувствовал, явь будет куда как красочнее любых снов. Даже самых необыкновенных.
«Я хочу тебя», - зашептала Элен, и жар её слов, будто спичка, зажёг меня.
«Я всё время тебя хочу, даже когда просто лежу рядом. Когда ты только прикасаешься ко мне, я уже улетаю на небо. Я не хочу это опошлить словами, но не могу удержаться и говорю это тебе, потому что только ты знаешь меня всю до донышка, знаешь, куда я улетаю, и сколько раз я это делаю за время нашей близости. Я, наверное, с катушек слетела, - зашептала она, прижимаясь ко мне, - я нимфоманка, а тебе уже столько лет…».
«Глупенькая», - прошептал я, обнял её, и чувство реальности снова меня покинуло…..
Как-то утром, когда Элен собиралась на занятия, я долго думал о нашей любви. Нет, она не только телесная, она ещё и очень душевная. Она радостная. Да и как оценить её, пока ты изнутри, как разделить её на части. Одна без другой, как душа без тела, и обе эти любви теперь для меня неразделимы.
Моя Элен, моё счастье, моя Алёнушка. Я не хотел отпускать её в то утро, говорил, что ничего страшного нет, если она пропустит пару занятий, а потом наверстает. Я крепко держал её за руку, но она была неумолима.
«Это нужно, - говорила она, - это не из-за того, что я к тебе охладела и больше тебя не хочу. Я просто обещала маме не пропускать занятий, и тогда она будет смотреть сквозь пальцы на мои ночные отсутствия».
Что я мог ей сказать. Это её «хочу» мне стало милее, чем люблю. Скоро у меня будет слюна изо рта бежать, как у собаки Павлова, от одного её вида.
Когда она ушла, у меня началась настоящая ломка, как у наркомана, хотя наркотиков я никогда не принимал. Я сидел на постели и думал, как же мне теперь быть, как излечиться от этого сладкого дурмана. Думал, думал и нечаянно уснул. Мне приснилась Элен , голая и смеющаяся. Я потянулся рукой потрогать её, но не успел. Меня разбудил Сергей.
«Вставай, - закричал он, тряся меня руками, - хватит дрыхнуть. Две недели прошло, как ты только тем и занят, что ублажаешь свою Элен, а потом дрыхнешь. Сегодня у нас с тобой дело. Очень важное».
Глава VI Основная.
Часть I Мироздание.
«Какие две недели? - спросил я, стряхивая с себя остатки сна, - что значит, две недели?
«Столько времени ты живёшь у меня, - уточнил Сергей, - quinze jours, кянз жур, пятнадцать дней, как говорят французы».
«Странный счёт у этих французов, - сказал я недовольно, чувствуя, что окончательно просыпаюсь, - неделя у них восемь дней, две недели – пятнадцать, а число девяносто семь произносится, как четыре по двадцать, плюс десять, плюс семь ( quatre-vingt-dix-sept, кятро ванн диз сэт )….Вроде математики у них сильные, Лагранж, Лаплас, Пуанкаре, а считают они неважно».