Внутри нашего мозга по нейронам тоже бегут электрические импульсы. Они образуют  своеобразное поле-ауру внутри и вокруг нас. Если это образование назвать душой,  я буду не против, я только ещё раз уточню,  всё это относится к живому человеку. Если мы отбросим «рога» троллейбуса от электрических проводов, то сам троллейбус отбросит «копыта». То есть дальше он уже не поедет, он умрёт, превратившись в груду бесполезного металла. Куда, спрашивается, делась его душа-поле, в кого переселилась? Никуда и ни в кого, она исчезла, растворилась, превратилась в ничто. Можно ли её реанимировать? Можно, стоит только подать ток в провода. Так и с человеком, и не только с ним. Душа-аура есть у всех: у животных, у растений, и не только у них. Любое тело, внутри которого есть движение, будь то Земля, Солнце, нагретый камень, прибрежный залив или океан в целом – тоже одушевлены. Они живы и ничем не отличаются от нас, но… опять же, пока живы мы и пока мы это понимаем».

      «Я маме всё расскажу», - сказал рыжий мальчик, повернулся и стал спускаться на нижнюю палубу.

      «Не понял, - возмутился я, - расскажу – это похвастаюсь или наябедничаю? Ни спасибо, ни до свидания.  Вот тебе и немец. Сдаётся мне, наши женско-русские гены пересилили».

       «Интересно, как к его рассказу отнесётся  блондинка, то бишь его мама, - сказал задумчиво Сергей   и, обратившись ко мне, добавил, -  у тебя всё,  или есть ещё о чём поведать»?

        «Я могу много чего рассказать и  о чём  поведать, - вздохнул я, - но хотелось бы уже и тебя послушать. Тем более, мы прибываем».

                                    Глава  VIII    Все мы философы.

                                                                      Рыбная ловля.

       Показался берег.

       «Райатеа, - сказал Сергей, - конечный пункт. Поедем сейчас к водопаду, там есть приличный шалаш, в нём и заночуем».

       На пристань первыми сошли рыжий мальчик и его мама. Потом не спеша двинулись все остальные. Мама держала мальчика за руку, тот постоянно ей что-то говорил,  оборачиваясь в нашу сторону, и тыкал в нас пальчиком. Стройная блондинка никак не реагировала на действия сына и не обернулась ни разу. Я её понимаю, двое русских мужиков не лучшая компания даже в России.

     На пристани Сергей взял такси и долго объяснял по-французски загорелому пожилому креолу, куда нас везти.

     «Непонятливый какой-то, - разозлился Сергей, - не знает, как проехать. Я подозреваю, что он русский».

      Но мне так не показалось, креол как креол, добродушный и благообразный. Немного полноватый, всё время улыбается.

Мы сели в такси, Сергей спереди я сзади.

      «Etes-vous russe»? (эт ву рюсс – вы русский), - сразу взял быка за рога Сергей.

      «Non, точнее, oui,  je suis russe (ноу, точнее, уи, жё суи рюсс, нет, точнее, да, я русский)», - забормотал креол.

     «В смысле, - переспросил я по-русски, чуть наклонившись вперёд, - тоже потомок Грибоедова»?

     «Нет, - ответил «креол», - я приехал сюда год назад».

     «А что так, - поинтересовался я, – надоело на Родине»?

     «Надоело постоянно объяснять таким, как вы, - неожиданно грубо и откровенно сказал он, - вы только не обижайтесь, - поправился он».

     «Нас с Серёгой трудно обидеть, - самоуверенно заявил я, - мы сами можем, кого хочешь.  Давай лучше знакомиться, - я привстал с сидения, - я Пётр, он Сергей….».

     « А я, - подхватил таксист, - я Виктор, из Курска. Если вам на самом деле интересно, могу рассказать, как и когда прибыл на этот прекрасный остров и зачем».

     «Валяй, - согласился я, - рассказывай и без церемоний, обращайся к нам на «ты». Я думаю, мы с тобой примерно ровесники».

     «Наверное, - Виктор кивнул головой и стал рассказывать. - У меня был бизнес в Курске, я был хозяином сети мебельных салонов. Лет пять назад в материальном плане всё было в полном порядке. Надо сказать, что тогда я только материальное и ценил. Не умеющих зарабатывать считал неудачниками и лентяями. Работал сам помногу и других заставлял. Но года три назад что-то стало расклеиваться  в моей жизни. Самое удивительное, меня вдруг перестала интересовать конечная цель моих усилий, а именно, деньги.  Я автоматически ходил на работу, спрашивал с подчинённых, но сам уже вовремя туда не являлся, и всё потихоньку начало разваливаться. Когда-то я мечтал сделать крепким свой тыл, заработать денег, отдать в управление бизнес, думал, что в отместку за это, благодарные жена с дочерью и, ставшие почти родными работники, будут обеспечивать мне счастливую старость. Но, оказалось, что подстраховаться в нашей жизни ни от чего нельзя, а отложить на потом её лучшие моменты тем более. Всё бывает только здесь и сейчас. Особенно подстраховка становится бессмысленной, когда уходит кто-то из близких, и необязательно человек. У Бари Алибасова на пожаре сгорел кот, так он переживал сильнее, чем когда умерли его родные, и ничего кощунственного в этом нет. Вообще, человек слишком самонадеянно узурпировал на Земле своё право на существование. Всё живое имеет равные шансы, и этот «неестественный» отбор, который организовал сам себе человек, долго не продлится. Природа исправит свою оплошность, я думаю, максимум лет через сто.

     Так вот, был у меня пёс, пёсик, который жил у меня в квартире и был, как член семьи. Жена и дочь в нём души не чаяли. И вот однажды на моих глазах его переехала машина, сломав ему хребет.  Я подхватил его на руки, заметался, побежал к ветеринару, но не добежал. Иногда всё случается очень быстро. Я запомнил только, как он тихо скулил и лизал мне лицо и руки. Наверное, ему было больно, но он меня не укусил. Он не человек и не мог отыграться за  жестокость другого.

     Я пришёл на работу после этого и вдруг понял, что всё здесь чужое: и труд не интересный, и люди – не мои. Мне даже стало обидно, что я частенько, особенно за рюмкой, бывал с ними откровенным, изливал  душу, надеясь на взаимность. От этого прозрения мне стало дурно, и я ушёл домой, но и там не нашёл тепла. Тепло было, но где-то в другом месте. К тому времени из пяти салонов у меня остались лишь два. Сказывалось не только моё нерадение, но и отношение к предпринимательству в нашей стране.

     Я переписал остатки собственности на жену и работников и уехал, ни о чём не жалея. Вот уже второй год, как я здесь».

     «Тоска не гложет»? – поинтересовался я.

     «По первоначалу было, я ведь русский человек. Через три месяца я даже пытался вернуться, уезжал в Россию, в родной  Курск.  Но там мне стало неизмеримо тоскливее. Я вернулся обратно  на Райатеа, и с тех пор тоской больше не страдаю. Шорты, шлёпки и панама, вот все мои заботы, - весело сказал Виктор, - таксую часа три-четыре в день, а потом свободен. Я даже здесь есть меньше стал. Миска супа, фрукты…. с меня хватает».