На военном совете эллины решили заградить проход в Фермопилах. О существовании тропинки, из-за которой они были впоследствии отрезаны, никто не знал…
Вся персидская армия была стянута к новым мостам — переправе, построенной через Геллеспонт. Ждали царского распоряжения, чтобы начать переправу через пролив.
Наконец вдали показались отряды царского войска. Впереди ехала тысяча всадников, потом шла тысяча воинов с копьями, опущенными к земле. За ними следовало десять прекрасных лошадей с пастбищ Несейской долины в Мидии. Эти лошади были даром персидскому богу Ахурамазде. Затем двигалась священная колесница бога, запряженная восьмеркой белых лошадей. Возница, держа вожжи, шел рядом, так как никто из людей не был достоин взойти на нее. За ней на боевой колеснице, запряженной несейскими лошадьми, ехал Ксеркс. Позади царя шли копьеносцы с поднятыми вверх копьями. Проносились всадники на горячих конях вороной масти, и, наконец, шествие замыкали десять тысяч всадников. Ни одного жителя из покоренных персами стран не было в их рядах. Все двадцать тысяч принадлежали к знатным персидским родам и были самыми храбрыми воинами в армии Ксеркса.
На ночь войска расположились на отдых.
Вдруг к берегу приблизилась лодка. Она бесшумно скользила по волнам, так как весла ее были обвязаны кусками материи, чтобы не скрипели уключины. Но как только гребцы высадились на берег, перед ними выросла грозная фигура вооруженного воина. Он велел им следовать к начальнику береговой охраны — Датису.
Начался допрос. Гребцы оказались греками, их послали к переправе, чтобы добыть сведения о персидском войске. На вопросы они не отвечали, и Датис назначил на утро их казнь. К царю послали гонца с сообщением о поимке соглядатаев.
Решение Ксеркса было неожиданным.
— Нам не страшны афинские лазутчики. Не мы должны бояться их! Пусть они испугаются, увидев наше могучее войско.
И Ксеркс повелел гонцу передать приказ об отмене казни. А греков целый день водили по лагерю. И когда стемнело, усталых пленников привели в шатер Ксеркса. Царь приказал развязать им руки и обратился к ним с такой речью:
— Итак, вы видели моих воинов, пехоту и конницу, верблюдов и мореходов. Это только небольшая часть моего войска! Идите же в Афины, расскажите о том, что вы видели, и дайте мудрый совет вашим правителям — пусть пришлют мне землю и воду в знак того, что они покорились мне. Если же афиняне не захотят добровольно подчиниться моей власти, я силой заставлю их платить дань.
И Ксеркс отдал приказ отпустить греков.
Перед переправой Ксеркс пожелал устроить смотр войскам. На холме был поставлен высокий трон из белого мрамора. Отсюда были хорошо видны строившиеся в боевом порядке отряды, морская гавань, где был собран весь флот. Флотоводцы устроили маневры судов и показали морской бой. После этого началась переправа.
По одному мосту шли пехота и конница, по другому — вьючный скот и военная прислуга. Впереди всех шли десять тысяч персов с венками на головах — шли, как на праздник, предвкушая победу. Одновременно с войском двинулись в путь и корабли. Семь дней и семь ночей без остановки шли войска по мостам, и, наконец, все несметные полчища Ксеркса переправились в Европу. Царь в окружении «бессмертных» — телохранителей замыкал шествие.
Страшное зрелище представляла собой эта лавина воинов, движущаяся по мостам, и сам царь на своей боевой колеснице, богато украшенной золотом, казался неземным существом.
Один из прибрежных жителей Геллеспонта, глядя на это, в ужасе воскликнул:
— Зачем, Зевс, ты принял образ перса и назвался Ксерксом?! Зачем, желая сокрушить Элладу, ты ведешь с собой столько людей?! Ты мог бы это сделать и без них!
После переправы, когда все войско было сосчитано и построено в ряды, Ксеркс пожелал осмотреть его. Он сел на боевую колесницу и объехал все отряды конницы и пехоты из конца в конец. Затем Ксеркс сел на корабль, где специально для царя был раскинут золототканый шатер. И, сидя в нем, Ксеркс проплыл вдоль кораблей, построенных в одну линию. Все воины были в полном боевом облачении.
Так закончил Ксеркс смотр своей армии и дал приказ готовиться к походу: кораблям плыть на юг, вдоль берегов, пехоте и коннице через леса и горы держать направление на Афины — сердце Аттики.
Перед долгой и трудной дорогой Ксеркс отдыхал в своем шатре… Он вызвал к себе Демарата и обратился к нему с вопросом:
— Ты служил моему отцу, теперь ты один из моих военачальников. Но ты грек, и Спарта одно из сильнейших государств Эллады. Так скажи мне: устоят ли против меня греки и дерзнут ли поднять на меня руку? Я хочу знать, что ты думаешь об этом — ведь ты хорошо знаешь твоих сограждан.
Демарат медлил с ответом. Наконец он произнес:
— Как отвечать тебе, царь? Сказать тебе истину или говорить то, что тебе хочется услышать?
— Говори только правду, Демарат! Ты же знаешь, что умение говорить всегда только правду — это одно из трех искусств, которым обучают персов с детства: владеть мечом, ездить на коне и быть всегда правдивым. И что бы ты ни сказал мне, я не изменю к тебе своего расположения!
— Тогда слушай меня, повелитель! Я буду говорить о спартанцах. Нет в Элладе того богатства, как в твоей стране, но доблесть побеждает и бедность. И если все эллины перейдут к тебе, и тогда спартанцы не склонят перед тобой голову. И если у них будет всего тысяча воинов, то и тогда они будут сражаться с твоим войском до последнего человека.
Ксеркс засмеялся:
— Пустые твои слова, Демарат! По-твоему выходит, что на одного эллина придется тысяча моих воинов. Не бывает на свете таких храбрецов. Не устоять Элладе против меня!
— Я был уверен, повелитель, что тебе не понравятся мои слова. Ты знаешь сам, что я предан тебе и ненавижу тех, кто захватил власть в Спарте. Но помни, что не только доблесть отличает спартанцев, но и повиновение закону. А закон требует от воинов одного — не покидать поля битвы, сколько бы ни было воинов у противника, оставаться в строю и одержать победу или пасть на поле брани. Если ты считаешь, что слова мои ничего не значат, я впредь буду молчать. На все, господин, пусть будет твоя воля.
— Ну что же, Демарат, — улыбнулся Ксеркс, — ты бежал из Спарты, ты служил моему отцу и теперь служишь мне и вместе со мной идешь завоевывать Элладу. Но ведь и сам ты спартанец, и с такими полководцами мне не страшен никакой противник!
По всем городам Эллады разослал Ксеркс гонцов, требуя земли и воды, и много северных городов склонили голову перед могущественным персидским властелином. Без боя проходили персидские войска по равнинам Фессалии и Беотии, и жители встречали их и по приказу владыки готовили для них обильную еду. Тяжела была эта повинность, разорялись горожане, но не осмеливались ослушаться.
Только в Спарту и Афины Ксеркс не послал гонцов. Свежо было у него в памяти, как поступили там с послами отца.
Победным маршем двигалось персидское войско на юг. И Ксеркс не сомневался в успехе. Он так был уверен в этом, что даже отпустил захваченные корабли, груженные хлебом. Они шли от берегов Понта на Эгину и Пелопоннес.
— Куда держите вы путь? — спросил Ксеркс приведенного к нему начальника флотилии.
— К твоим врагам, владыка, везем хлеб, — последовал ответ.
— Не держим ли и мы путь туда, куда следуют они с хлебом и другими запасами? Что же плохого в том, что они везут для нас продовольствие!
Демарат, главный советник Ксеркса, как всегда, находился около господина. Смешанное чувство владело им. С одной стороны, он радовался тому, что скоро увидит Спарту, отомстит тем, кто был причиной его изгнания, побежденные спартанцы будут у его ног. И вместе с тем Демарат прекрасно сознавал, какой дорогой ценой будет куплено его наслаждение местью. Его сограждане понесут тяжелые потери, многие из них найдут смерть, и гордая, независимая Спарта преклонит колени перед властелином мира — персидским царем.
Демарат не находил покоя. Надо было что-то предпринять. Пусть лакедемоняне хотя бы знают, что их ждет. Нужно предупредить их, что Ксеркс готовится к войне.
Демарат решил известить Леонида о начавшейся переправе через Геллеспонт. Он выбрал для этого гонцом самого близкого, самого верного человека — своего сына.
Одного только не мог понять Демарат, зачем он это сделал. Хотел ли он действительно предупредить спартанцев о нависшей над ними угрозе рабства? Или он заранее наслаждался при мысли о том смятении, которое вызовет в Спарте его сообщение?
В Спарту явился путник. Никто не знал, откуда он. По лицу — грек, по одежде — варвар, перс. Он пришел издалека и требовал свидания с царем. Подозрительный вид пришедшего насторожил спартанцев, но человек был так настойчив, что его в конце концов проводили к одному из двух царей Лакедемона.
Неизвестный низко поклонился, достал спрятанный на груди плоский предмет, тщательно завернутый в кусок ткани, и протянул его Леониду:
— Это велел передать тебе отец мой Демарат.
— Демарат? — удивился Леонид. — Что нужно царю, изгнанному из своей страны и бежавшему к врагам? Какое предательство замышляет он против своих бывших сограждан?
— Прочти, и тебе станет ясно, о чем он предупреждает тебя. «Пусть в Лакедемоне первыми узнают, какая судьба ждет Элладу» — эти слова Демарат приказал передать тебе.
Леонид взял завернутый предмет и начал осторожно разворачивать его. Жестом он отпустил гонца, и тот удалился.
С изумлением смотрел Леонид на восковую табличку, освобожденную от куска материи: воск был чист и нетронут, ни одной строчки, ни одной буквы не было на ней начертано.
— Что это значит? — воскликнул Леонид. — Пустая табличка!
Никто из присутствующих не мог разгадать значения «ненаписанного письма».