– Я не привык обсуждать свою работу с незнакомыми людьми, – заносчиво отвечает Артур и выпрямляется.

В его глазах – вызов.

И беспокойство.

– Я хотел предложить вам показать город… – Имс выдыхает дым колечками, и они медленно дрейфуют в сторону напряженного Артура.

– Нет, нет, большое спасибо, я вынужден отказаться, потому что… – тараторит Артур.

– … но не буду, – плавно заканчивает Имс и внимательно следит за реакцией.

На лице Артура быстро сменяются выражения: сначала облегчение, потом понимание, дальше – мимолетно – обида и тут же полное, стопроцентное равнодушие. Такое равнодушие, которые достигается долгими годами тренировки.

Боже мой, думает Имс, как все запущено-то!

– Простите, – Артур явно пытается вернуться в привычную колею бессодержательной вежливой беседы, – у меня ночью был перелет, я, кажется, переутомился и плохо соображаю. Большое спасибо за предложение, но, честно говоря, меня не интересуют красоты Момбасы, при всем уважении. Я здесь не первый раз, по делам, да и то ненадолго, так что… Мне, кажется, пора прощаться.

– Вы так торопитесь от меня сбежать, будто я вас укусить пытаюсь, – бормочет Имс, снова затягиваясь.

И он может, конечно, ошибаться, но практически уверен в том, что Артур залипает, уставившись на его рот. В некоторых вопросах природа одарила Имса щедро, так что он не стесняется пользоваться этими подарками.

В любви как на войне, и все может стать оружием в этой схватке.

– Что вы несете? – холодно интересуется Артур.

Разговор все меньше и меньше напоминает салонную болтовню.

Имс делает рукой неопределенный жест, дымок из трубки свивается спиралью.

– Мистер Имс, вы что, курите марихуану? – вдруг спрашивает Артур.

– Ну, строго говоря, это не марихуана, а смесь табака с гашишем… – тут же признается Имс без тени раскаяния.

Артур смотрит на него, как Статуя Свободы на жалких захватчиков.

Бессовестный Имс наклоняется ближе к Артуру и предлагает, понизив голос до шепота:

– Хотите затянуться?

– Вы спятили?

Имс пожимает плечами.

– Отчего вы в таком напряжении, Артур? – доверительным тоном спрашивает он. – Чем я вам так сильно не нравлюсь?

– Вы мне не… То есть, ничего подобного! Я вас вижу первый раз в жизни!

– И я вас вижу первый раз в жизни, – соглашается Имс. – В этом-то и состоит вся прелесть…

Похоже на то, что Артур был бы рад сбежать, но то положение, которое занял Имс, просто-напросто не дает ему подняться с кресла. Без столкновения. Имс улыбается акульей усмешкой, не в силах сдержаться.

Внутреннее «я» хищно требует загнать жертву.

– Знаете, что? – говорит Имс, снова разжигая табак, смотрит искоса, как ходит кадык Артура под смуглой кожей. – А давайте без прелюдий, а? Мне ухаживать некогда, да и у вас времени, как я понял, мало. Вы привлекательны, я… чертовски привлекателен, чего зря время терять?

Глаза у Артура, несмотря на восточный разрез, делаются абсолютно круглыми.

Видимо, в Париже как-то все это по-другому происходит, усмехаясь про себя, думает Имс. Французскую столицу он терпеть не может, хотя с его профессией игнорировать этот в высшей степени культурный город никак не получится. Искусство так обогащает, не упустить бы этот шанс…

– Вы совсем сумасшедший? – спрашивает культурный парижанин Артур, поразительным образом все еще сохраняя безупречную вежливость.

Она у него просто как армированная броня, никак не прошибешь.

– Это оскорбление, – уведомляет Артур Имса и хватается за подлокотники кресла, собираясь подняться.

Имс, напротив, придвигается еще ближе, едва удерживаясь задом на кромке сидения.

– Нет, дорогуша, это не оскорбление, – не соглашается он. – Это флирт. Знаком термин?

Артур покрывается малиновыми пятнами прямо на глазах, и тишина гудит между ними.

– Вы же это не всерьез? Про флирт? – в голосе отчаянная надежда, что Имс сейчас признается, что глупо пошутил.

Ну да, как же!

– Абсолютно серьезно, – заверяет Имс.

– Ну вот что, – очень решительно заявляет Артур после паузы. – Дайте-ка мне встать!

– А если нет?

– Я вам морду разобью!

Господи! Если бы до Имса вот так доебывались, а он был бы при этом против, дело давно уже дошло бы до рукоприкладства. Не говоря уж о матерном изложении концепции добровольного желания. Но Артур все еще обращается к Имсу на «вы», и это так ужасно умилительно, так невыносимо и неловко, что Имс испытывает сейчас два взаимоисключающих желания: добить жертву, дожать, подчинить, подмять под себя и – схватить в охапку.

Артур вызывает в нем странные реакции, вытягивает наружу странное, спрятанное внутри.

Имса ведет непонятный инстинкт, он наклоняется ближе…

… и все-таки получает очень приличный короткий хук слева.

Инициатива перехвачена, досрочное завершение встречи!

Рот мгновенно вспухает болью, на языке металлический вкус крови, а на ладони, которой Имс проводит по губам, алые, влажно блестящие полосы.

Имс медленно поднимает глаза и встречается взглядом со вскочившим с кресла Артуром, который растерянно смотрит на него сверху вниз.

«Ну все!» – думает Имс и машинально облизывается.

Входная дверь захлопывается с оглушительным звуком, который, наверное, прекрасно слышен Патрису в подвале.

Мальчики точно не будут скучать. Ни за что.

Глава 3

На следующее утро вечер у Патриса кажется сном.

Артур списывает все на вино. Если раньше он подумывал купить у Люмье пару бутылок, то сейчас думает – нет, к черту-к черту, не надо ему такого счастья.

А странный друг Люмье Имс… ну, Артур уже видел на своем веку таких личностей. Ну ладно, почти таких. Ну ладно, чем-то слабо напоминающих Имса.

На несколько дней он почти совсем отвлекается, посещая – в последний, очевидно, раз – ставшее хорошо знакомым племя масаи неподалеку от Момбасы. Среди бритых женщин с выдранными передними зубами, носящих поклажу на спине наравне с ослами, среди мужчин, которые в своих красных тогах и сандалиях отдаленно напоминают древних римлян, очень легко не думать о распущенном, наглом, таинственном Имсе.

Второй лебон племени, ставший главным после переселения души Зари в леопарда, так симпатизирует Артуру, что позволяет ему наблюдать за главной молитвой года под фиговым деревом, где Энгану приносят в жертву несколько козлят. Артуру жалко животных, он морщится при виде крови и отворачивается, но терпит. Наградой ему становится амулет из кожи и мелкого речного жемчуга – что-то типа ожерелья, которое Артур, конечно же, носить вовсе не собирается. Тем не менее, он широко улыбается и кланяется, всем своим видом показывая, как счастлив принять дар.

Потом он вновь, как и в прошлые свои визиты в племя, ночует в доме семьи, приютившей его на время исследования. В хижине мирно спят (издавая самые различные звуки и запахи) сам хозяин, его старая мать, две жены, восемь детей, а также ослы, козлы, куры, собака и пара телят. Несколько раз за ночь козлята просыпаются и жалобно блеют, слыша рык леопарда и вой гиен в саванне, но сон семейства это не тревожит, и оно продолжает сотрясать оглушительным разноголосым храпом сладковатый, душный ночной воздух.

Артур вертится на жестком ложе из соломы и шкур, спит нервно, беспокойно, а на рассвете просыпается от смрадного чужого дыхания. Тринадцатилетняя Тара, дочь хозяина, почти утыкается носом в его собственный нос и рассматривает, не мигая; глаза у нее огромные. Увидев, что Артур проснулся, она лопочет что-то на своем, суетится, смущается и с неловкой, робкой улыбкой сует ему в лицо стеклянные бусы. Артур давно подозревает, что Тара неровно к нему дышит и теперь остро понимает, что надо быстрее сматываться, пока он не влип в масайскую санта-барбару.

Так он снова оказывается в цивилизованной Момбасе и, если честно, вздыхает с некоторым облегчением. Артур нравились масаи, но сейчас его влечет новая цель, гораздо более таинственная и притягательная – Бенин, Дагомея. А культура Дагомеи – это, прежде всего, религия вуду. И что-то подрагивает у Артура в животе при одной этой мысли.