Парусник, шелестя и бурля, прошел совсем рядом. И стал уходить… Что же это? Куда вы?

И вдруг часто, с резкой силой, загремел корабельный колокол, засвистела боцманская дудка. Громкий голос закричал команды. Вспыхнул белый луч, заметался по воде, ударил в Гвоздика слепящей звездой. Громада корабля с креном разворачивалась, обезветривая паруса. Но Гвоздик, полуослепший от прожектора, уже не видел этого. Он только дул, дул в маленькую раковину. И сколько времени это длилось — непонятно… Плеск весел раздался совсем рядом. Крепкие и такие надежные — до обморочного счастья надежные! — пальцы ухватили Гвоздика за матроску, за локти, за бока, вытянули из воды…

— Ваше благородие, побачьте, то ж хлопчик!..

И по-английски молодой радостный голос:

— Мальчик, ты откуда? Ты можешь говорить?

— Могу… — и закашлялся опять. — С «Новой Голландии»… Я упал…

— Навались, ребята! — И вельбот дернулся так, что Гвоздика качнуло на грудь офицеру — тот прямо поверх мокрой одежды закутывал мальчишку в свой белый китель…

На борт Гвоздика подняли на руках. Но там, на палубе, он попросил:

— Пустите, пожалуйста, я сам…

С мостика спускался офицер с окладистой русой бородой. Ярко светил фонарь.

— Нашли? Слава Создателю… Ты откуда, мальчик? Давно в воде? Как ты себя чувствуешь?..

— Господин капитан… — через силу сказал Гвоздик. — Господин Аполлон… Филип-по-вич… Вы меня не помните?.. «Долбленая тыква», в Гульстауне…

Капитан стремительно присел на корточки:

— Гвоздик!.. Чудеса твои, Господи! Тесен океан…

Над капитаном, на парусиновом обвесе мостика, чернели буквы: «KRECHET». «КРЕЧЕТЪ» — было написано на спасательном круге…

Гвоздик быстро качнулся к капитану Гущину-Безбородько, прижался к нему и заплакал…

Сначала Гвоздик попал в решительные руки веселого толстяка Петра Петровича — корабельного доктора. Тот окунул «пойманную рыбку» в горячую ванну, растер, напоил чем-то горьким и сказал наконец, что «ничего страшного, дыхание вечности еще не успело коснуться этого сорванца…» Вообще-то оно успело коснуться Гвоздика. Но сейчас он ожил и уже не чуял ни страха, ни слабости, только счастливое возбуждение.

Через полчаса он, одетый в костюм российского матроса — в подвернутых штанах и в рубахе почти до пят — сидел в командирской каюте, глотал из кружки горячее какао и, перескакивая от события к событию, рассказывал о своих приключениях.

— Каков негодяй! — воскликнул капитан Гущин-Безбородько, услыхав, как Нус-Прошус выбросил Гвоздика с парохода. — А мы-то еще помогали этому разбойнику! Ах, кабы знать!..

Оказалось, что именно «Кречет» доставил господина Шпицназе в Австралию. Российский военный клипер зашел на Нукануку через неделю после отплытия плота. А Нус, оказывается, никуда с острова не уплывал, прятался в джунглях. Он явился на клипер, поведал грустную историю, как был смыт с яхты и попал на Нукануку, как туземцы преследовали его и подвергали пыткам. И умолял забрать его с этого ужасного острова. Моряки отнеслись к рассказу «несчастного» без доверия. Туземцы были добрые люди, а этот хнычущий тип смахивал на проходимца. Однако помогать попавшим в беду — долг моряков и всех христиан. Одели, покормили, взяли беднягу на корабль. Даже денег для него собрали среди офицеров… Достигнув Австралии, «Кречет» бросил якорь сперва не в Сиднее, а в небольшом порту Грэфтоне, где были ремонтные доки. Коварный Нус от Грэфтона до Сиднея добрался, скорее всего, по суше, на почтовом дилижансе, и под чужим именем проник на «Новую Голландию»…

— Ах, кабы знать! — повторил Гущин-Безбородько. — Ну ничего, никуда он от правосудия не денется!

В дверь заглянул молодой лейтенант, который выудил Гвоздика из Индийского океана.

— Аполлон Филиппович! Мы тоже послушать хотим. Позвольте гостя в кают-компанию, а?

— Да вы его замучаете вопросами!

— Что вы! Мы деликатно, в меру… Там уже все собрались.

— Тогда и меня приглашайте.

— Милости просим!..

Тут надо заметить, что командир корабля не считал возможным появляться в кают-компании без приглашения офицеров — таков был обычай…

Гвоздика усадили в кресло, и он, тающий от безопасности, от счастья неожиданного спасения, снова и снова говорил о портфеле Ботончито, о Нукануке, о мерзком Нус-Прошусе…

«Кречет» пришел в Сидней через день после отплытия «Новой Голландии», и офицеры, конечно, читали в газетах о приключениях Гвоздика. И Аполлон Филиппович рассказывал, что знает мальчишку и что даже в свое время наградил его нынешним именем, значит, Гвоздик — все равно что его крестник. Но кто мог подумать, что события получат такое продолжение!..

Кстати, никто особенно не удивился рассказу Гвоздика о корабельных гномах. Аполлон Филиппович даже сказал, что в трюме «Кречета» тоже обитает представитель этого племени, только он очень стеснительный и редко показывается наверху…

А пока шла беседа, «Кречет», разведя в помощь парусам пары, мчался в том направлении, куда ушла «Новая Голландия». Курс-то был известен — мыс Доброй Надежды. Каждые пять минут бухала на палубе сигнальная пушка.

И наконец близко к полуночи, когда у Гвоздика совсем уже слипались глаза, в кают-компанию просунул голову матрос.

— Ваше высокоблагородие! Кажись, ихний пароход!

— Догоняем? — вскочил Аполлон Филиппович.

— Никак нет! Навстречу прут и сигналят по-всякому!

Гвоздик бросился к выходу.

— Стоп, юнга, — засмеялся капитан. — Куда ты в таком наряде? Распугаешь всех пассажиров!

Принесли высушенный и отглаженный костюм Гвоздика. Только вот башмаков не было. Зато один веселый матрос попросил:

— Ваше высокоблагородие, дозвольте подарить мальчонке мою бескозырку! Он ведь вроде бы и мой крестник. Это я его первым услыхал, а потом в луче разглядел…

«Кречетъ» — было написано на черной ленте бескозырки.

— Подари, Василий… Гвоздик, это тебе вместо прежнего берета, — сказал Аполлон Филиппович. — Теперь ты опять, как гвоздик. И гвоздик ты героический, железный, хотя и не тонешь.

…Наверное, не стоит подробно рассказывать про отчаяние дядюшки Юферса и тетушки Тонги, когда ни к ужину, ни после ужина Гвоздик не появился. Не надо терзать читательское сердце. Скажем только, что переполох нарастал, как лавина. По всем палубам, по всем закоулкам был объявлен поиск. Попробовали бы не объявить, если этого требовала герцогиня Тонга Меа-Маа… Конечно, мальчика не нашли. И безутешная Маа заявила, что паи-паи наверняка упал за борт. Немедленно полный назад! Обыскать океан!

Это, было безумие! Во-первых, как считал капитан «Новой Голландии», мальчишка шастает где-нибудь по пароходу. Заблудился или застрял… Во-вторых, если и, не дай Бог, угодил за борт, где теперь его найдешь? Да еще ночью! Сколько времени прошло! Большое, конечно, несчастье, да только что поделаешь. А разворачивать на обратный курс такую махину, жечь многие тонны лишнего угля, выбиваться из расписания! Убытков не счесть… Но тут стали возмущаться и требовать обратного курса многие пассажиры, через помощника О'Брайена предъявили капитану ультиматум. Потому что многие знали и любили Гвоздика.

Пароход описал дугу и пошел на восток, давая долгие гудки и обшаривая темную воду прожекторами. Примерно через час показался палящий из пушки русский военный корабль. Вспышками сообщил, что… о, чудо! О, счастье!

Два судна, сияя огнями, медленно сходились в океане и наконец застопорили ход в полукабельтове друг от друга. Эту чудесную картину еще больше украшала повисшая в чистом небе круглая луна. Аполлон Филиппович Гущин-Безбородько распорядился спустить капитанский вельбот. Он сам решил сопроводить Гвоздика на «Новую Голландию». По этикету, наверно, полагалось, чтобы капитан пассажирского парохода первым посетил командира военного корабля, да уж ладно. Пока эти штатские раскачаются…