Зоя Ипполитовна фломастером нанесла на край листа синюю черту. Потом серединой, где перекрестье сгибов, аккуратно положила листок на острие спицы. Бумажная «крыша» покачалась и замерла.
— Теперь слушай внимательно, Генчик Бубенцов… После полуночи эта вертушка закрутится. Должна… И над некоторыми буквами она будет на миг останавливаться. Как бы запинаться чертой. Эти буквы ты станешь записывать. Они сложатся в слова… Ты понял?
— Ага… — выдохнул Генчик.
— Хорошо… А сейчас — еще одно. Тоже важное условие…
Из облезлой старинной тумбочки Зоя Ипполитовна достала большущий квадратный конверт. Из него вынула черный диск. Пластинка! Генчик издалека догадался — древняя!
Зоя Ипполитовна поднесла пластинку к фонарю, что потрескивал фитилем на краю стола. Дала подержать.
— Только осторожно, она бьющаяся.
— Ага… Ух и тяжелая…
— Да. И очень старая, тысяча девятьсот третьего года. Смотри, звуковая запись только с одной стороны.
Оборотная сторона пластинки была украшена оттиском: пышноволосая дама обнимала ящик с похожей на духовой контрабас трубой. По дуге шла надпись: «Граммофонъ. Сирена-рекордъ."Такая же дама с трубой и надписью была на розовой лаковой этикетке — только маленькая и золоченая. Золочеными же буквами там было напечатано: «Арiя Варяжскаго гостя. Исп. солистъ имп. оперы А.И.Семеновъ».
— Семенов был знаменитый бас, — полушепотом объяснила Зоя Ипполитовна. — Почти такой же известный, как Шаляпин… Капитан очень любил слушать в его исполнении эту арию. Она же морская… Думаю, и сейчас его духу она будет приятна. Создаст нужную атмосферу…
— Но ведь нужен граммофон. Такой, как тут на картинке, — тихонько возразил Генчик. — Разве у вас он тоже есть?
— К сожалению, нет. В семействе Сундуковых было немало граммофонов, но ни один не дожил до наших дней… Однако есть нечто другое. Не столь старинное, но все-таки…
Она вышла из комнаты и вернулась с потертым синим чемоданчиком.
— Патефон, — догадался Генчик. — Я видел такие, только покрупнее…
— Это патефон-подросток, если угодно. Однако звучит вполне со взрослой силой. Сейчас услышишь…
Патефон поставили рядом с фонарем. Зоя Ипполитовна вставила и покрутила ручку. В чемоданчике что-то ожило, шевельнулось.
Вдвоем они осторожно положили пластинку на покрытый голубым сукном круг. Зоя Ипполитовна двинула рычажок, опустила на край завертевшегося диска мембрану — такую никелированную головку с игольчатым клювом.
Зашипело в полутемной комнате. Загудела музыка оркестра. И вдруг живой густой голос запел с могучим вздохом:
Генчик даже слегка присел под напором этого баса. Потом невольно глянул на портрет. Лицо капитана Сундуккера было внимательным и строгим.
…Ария кончилась. Смолкли последние аккорды. Навалилась тишина, только за окнами глухо рокотало.
— Да, сила… — почтительно сказал Генчик. — Так здорово поет… Хотя и с шипеньем, но все равно, будто наяву. Будто прямо тут…
Зоя Ипполитовна аккуратно спрятала пластинку в конверт.
— И вот что удивительно, Генчик… Когда звукозапись на современных дисках или кассетах — это понятно: всякая там электроника, магнитные поля, чудеса нынешней физики. Но здесь-то! Ведь это же просто раскатанный в блин кусок твердого асфальта с нацарапанными тонкими бороздками. Чисто механическими. По сути дела, совершенно неживая вещь. Но целый век она хранит в себе голос человека, которого давно нет на свете. И оживает под действием простой пружины и маленькой иглы… Ты меня понимаешь?
— Да, — прошептал Генчик. — Голос… он ведь почти что дух, да? Значит… и дух может жить в неживых вещах…
— Умница!
— И, значит, его можно вызвать, как голос…
— Если постараться…
— Мы постараемся… Ой! — Это в закрытую дверь сильно зацарапались. — Это Варвара!
Варвару незадолго до того выставили из комнаты, чтобы не мешала. Но ей, видимо, очень хотелось побыть на спиритическом сеансе.
— Непоседа… Лучше впустить, а то не даст покоя и все испортит, — решила Зоя Ипполитовна.
Генчик с удовольствием впустил.
— Только веди себя смирно…
— Мр-р… — согласилась Варвара и выгнула спину. Потерлась. Электрические искры кольнули Генчику ноги. Да, атмосфера…
— Ой, уже без двух двенадцать!
— Сейчас… сейчас…
Старые часы (те, что держал в лапах деревянный орел) в соседней комнате начали с дребезжаньем отсчитывать полуночные удары. У Генчика опять замерло в животе. Огонь фонаря качнулся. Варвара прыгнула на подоконник и притихла там рядом с антильской раковиной…
Прогудел последний удар. Эхом отозвался за окном полночный поезд. А эхом поезда — накатившийся гром (и ярко вспыхнуло за стеклами).
— Начали? — одними губами спросил Генчик.
— Да… Нет, постой. Еще одно дело. Ударь-ка, голубчик, в колокол. Но негромко, чуть-чуть…
Генчик звякнул. Слегка. Но медный гул все равно разнесся по дому. И снова эхом отозвалась гроза…
— А теперь, мальчик, ступай сюда.
Генчик на подрагивающих ногах подошел. С замершим дыханием. Зоя Ипполитовна за плечо придвинула его к себе. Генчик сквозь свою горошистую рубашку ощутил, какая холодная у нее ладонь. или наоборот — горячая? Не разберешь, озноб или ожог.
— Вот бумага. Возьми карандаш. Будешь записывать буквы, над которыми остановится стрелка.
— Ага…
Зоя Ипполитовна обратила очки к портрету. Сказала негромко, но очень значительно:
— Уважаемый капитан. Мы, ваши друзья, просим вас: обратите на нас благосклонное внимание. Ответьте на вопросы. Мы заранее благодарны всем сердцем. — Затем она протянула обе ладони поверх листка на спице.
Квадратная вертушка сперва была неподвижна. Потом… дрогнула. Сильнее. Повернулась. Синяя черточка медленно пошла над буквами по краю тарелки. И вдруг споткнулась!
— «Я»… — нервно шепнула Зоя Ипполитовна. — Пиши.
— Ага. «Я»…
— «Эс»… «Эл»… «У»…
— Ой… «Я слу…»
— Он слушает! — И Зоя Ипполитовна возгласила приглушенно, но торжественно: — Капитан Сундуккер. Откройте нам: где, когда и как вы закончили свои земные дни?
Вертушка опять побыла в неподвижности. Затем:
— Пиши. «Э»… «Тэ»… Еще «Тэ»… — Зоя Ипполитовна шептала над Генчиком горячо и прерывисто. А гроза рокотала…
— Получается какой-то «эттайн», — прошептал Генчик.
— «Это тайна»… Духи любят говорить сокращенно… Капитан, извините нас! Мы не собираемся без спросу проникать в ваши тайны. Но, может быть, вы скажете: удалось ли вам открыть свой полюс?… Пиши, Генчик! «Дэ»… «А»…
— «Да»! Ему удалось!
— Тише, голубчик… Уважаемый капитан. Можно узнать, что это за полюс?
На сей раз вертушка долго подрагивала, но не крутилась. И наконец:
— «Дэ»… «О»… «Эр»… «А»… «Бэ»…
— Какой-то «дораб»…
— «Добра». Генчик. Он говорит: полюс Добра…
— Это где такой? — И Генчик не удержался, опять глянул на портрет. В глазах капитана мелькнула усмешка.
— «Вэ»… «Эн»… «А»… «Эс»… Генчик, он говорит: в нас…
В этот миг за окнами сверкнуло и грохнуло изо всех сил: гроза, наконец, подобралась вплотную. Генчик подскочил. Варвара метнулась с подоконника. Фонарь замигал — вот-вот погаснет. Согнутый бумажный листок слетел со спицы.
— Все. — громко сказала Зоя Ипполитовна. Шагнула от стола, щелкнула у косяка выключателем. Электрический свет сразу прогнал всю сказочность.
— Значит, больше ничего не будет? — огорчился Генчик.
— Увы… По крайней мере, сегодня — ничего. Природа вмешалась и прервала сеанс… — Зоя Ипполитовна была тоже расстроена. Она вся как-то обмякла, словно захворала. Присела к столу, облокотилась.