— Но вот материал посмотрел Сталин, — продолжает Александров. — Постановка была завершена. А после, когда мне вручали орден Ленина, он сказал: «Это тебе за смелость. У меня такой же».

...Во время татарского нашествия русские православные прежде всего старались спасти от басурман церковные иконы. От портрета святого во весь рост отрезали только лик, который было легче увезти или спрятать. Отрезанная от большой иконы голова называлась словом «обрез», которое трансформировалось в «образ». И первоначально образ понимался как выделенный из общей картины крупный план, лицо человека... (Из конспектов лекций по кинорежиссуре.) Как антитеза Бывалову в комедии выведен привлекательный образ Стрелки в исполнении Л. Орловой.

Вместе с трогательной наивностью, а также женской доверчивостью и уступчивостью в письмоносце из Мелководска уживается воинственная активность, творческое отношение к жизни... Ее не запугать начальственным окриком и безапелляционным тоном. «Плетью обуха не перешибешь» — это старое правило не для нее. Человек новой формации, она отважно борется, до конца отстаивает свое мнение и побеждает, разоблачая примитивность и пустозвонство Бывалова.

Стрелка — образ подчеркнуто собирательный, воплощающий народную смекалку и талант. Письмоносец не имеет имени и фамилии, хотя в стихах интродукции фильма (явно для рифмы с Орловой) именуется Петровой. Когда ищут автора песни Дуню Петрову, даже Алеша не знает, что это его любимая!

В противоположность Стрелке, всегда находящейся в гуще трудового люда и являющейся его органической частицей, Бывалов изолирован от народа. Кроме подхалимствующей секретарши у него нет ни соратников, ни приверженцев, ни просто товарищей. Как писал Александров, «отрицательный герой в положительной среде»1. Это отщепенец, случайная помеха на пути мощной народной инициативы. Успехи, которые Бывалов старался связать со своим «чутким» руководством, в картине трактуются как результат творческой деятельности народа.

— Юмор — слово латинское, по-русски означает «влага». Я бы сказал: влага, сок жизни в противовес сухости... Смех имеет очень много оттенков — от беззаботного веселья до желчного сарказма. Для своих целей художник вправе использовать любой из этих оттенков. У меня в «Волге», например, Бывалов решен в жанре смешного, Стрелка — в жанре веселого. Смешное — отрицательное, веселое — положительное, жизнеутверждающее. Веселость означает счастье и здоровье. Самое действенное средство в веселом фильме — легкая приятная музыка...

Искусство смешить — снайперское искусство. Если в драме неточности менее заметны, то комедия требует прямого попадания в яблочко. Здесь все зависит от пресловутого «чуть-чуть», особенно — от ритмической точности.

Очень хорошо чувствовал ритм комедии Игорь Ильинский. Помню, был у нас такой кусочек, Бывалов на пароходе «Севрюга» кричит в мегафон: «Наддай пару!» И клубы пара вылетали из переговорной трубки ему в лицо. Мы снимали эту сцену несколько раз и никак не могли добиться нужного эффекта. Тот, кто пускал пар, не понимал ритма комедии и не мог пустить его в нужный момент. Мы пробовали считать. На счет «раз, два, три» после команды Бывалова пар вылетал слишком поздно. На счет «раз, два» — тоже поздно. На счет «раз» — рано... Мы измучились. Тогда Ильинский, чтобы заполнить паузу и не потерять ритм, стал топать ногой, подавая знак для пускания пара. Это был восемнадцатый дубль.

Или другой пример из того же фильма. Стрелка плывет по Москве-реке. Теряя сознание, она просит «воды» и погружается в реку. Добиться точного соблюдения ритма в переходе от слов к действию было непросто. Актриса «теряла сознание» то слишком быстро, то тянула. И было не смешно. Опять все зависело от «чуть-чуть»... (Из конспектов лекций по кинорежиссуре.)

Для разрешения новой художественной задачи — соединения едкого сатирического смеха со светлым и радостным, Александров использовал самые разнообразные стилистические и жанровые средства. И при всем этом «Волга-Волга» воспринимается как органически целое произведение.

Начинается комедия музыкально-вокальной интродукцией в традициях старинных «парадов»:

«Вот Бывалов перед вами,

Бюрократ он исполинский —

Играет, играет

Его артист Ильинский.

Письмоносица Петрова,

Стрелкой все ее зовут —

Любовь Орлова, Орлова

Играет эту роль...»

Если запев, по мысли Александрова, должен служить ключом, раскрывающим стиль произведения, то эти неуклюжие стихи, сочиненные вроде бы бродячими артистами, положенные, однако, на приятную музыку, настраивая на веселый лад, вместе с тем дают лишь общий намек на жанровую природу картины, не проясняя ее до конца. Что обещают авторы? То ли водевильное представление, то ли народный, ярмарочный раешник?

Первые же сцены фильма с письмоносицей Стрелкой и Алешей Трубышкиным (артист А. Тутышкин) на плоту даны в ином — лирико-ироническом — ключе. Сохранена лишь некая общая фольклорная окраска, что-то от традиций народных представлений.

А далее следуют сатирические сцены с остроумными диалогами и эксцентрическими трюками.

Кабинет руководителя мелкой кустарной промышленностью Мелководска Бывалова. К нему рвутся посетители с претензиями на недоброкачественные товары. Бывалов отмахивается от них, ссылаясь на дела государственной важности:

«Ежеминутно жду вызова из Москвы и заниматься пустяками не имею времени».

Когда наконец некоторым удается прорваться к нему, Бывалов изрекает:

«Примите от этих граждан брак и выдайте им другой».

Бывалов звонит по телефону, но никто не отвечает. Тогда он выбегает на балкон и кричит кучеру, находящемуся рядом, в сарае:

«— Охапкин! Возьмите трубку.

— Зачем?

— Я буду с вами говорить по телефону».

Скверная слышимость вынуждает бросить трубку и снова перейти на непосредственное общение. Руководитель Кустпрома отдает распоряжение: «Заложить кобылу!» — чтобы ехать на паром за телеграммой.

В ней вместо ожидаемого вызова в Москву Бывалова просят направить туда, на Олимпиаду художественной самодеятельности, местные дарования.

Бывалов пытается передать на паром текст ответной телеграммы. Но у него пропал голос. Тогда он призывает на помощь водовоза:

«— Кузьма Иваныч, кричи: «Отвечаю» — вместе со мной.

— Отвечать вместе с вами?

— Да, да, а то у меня перехватило.

— Вы здесь столько делов натворили, а я буду вместе с вами отвечать.

— Дурак. Ты только кричи, а отвечать буду я.

— А-а, — догадался водовоз. — Я буду кричать, а вы отвечать. Согласен, — и громко затянул: «Бывали дни веселые...»

— Кричи теперь: «Совершенно секретно», — указывает Бывалов.

Водовоз повторяет:

— Кричи теперь совершенно секретно

— Да ты «кричи теперь» не кричи, — сердится Бывалов.

— Ага, значит, кричать теперь не нужно. А когда же кричать-то?

— Кричи теперь, только «кричи теперь» не кричи теперь, а кричи теперь «совершенно секретно».

— Кричи теперь, не кричи теперь... Секретно я кричать отказываюсь».

С помощью огромной толпы Бывалову удается «откричать» на паром «совершенно секретную» телеграмму:

«Соревновании участвовать не могу отсутствием моей системе талантов».

В следующих эпизодах «Волги» режиссер блеснул музыкально-эксцентрическими номерами.

Вот Стрелка пытается убедить Бывалова, что в Мелководске много талантов. Рассказывая о своих знакомых и показывая, на что они способны, она исполняет арию Татьяны «Я пью волшебный яд желаний». И слышит безапелляционное заключение Бывалова:

«— У нас никто так петь не может. Чтобы так петь, двадцать лет учиться нужно!»

Тогда письмоносица выступает с номером другого своего знакомого, Мишки-резчика, и пересказывает монолог из «Демона»: