— Не надоедай мне. Я сказала нет, значит, нет. Ты не сделаешь мне одолжение?

— Все что угодно.

— Отгони назад машину своего отца или найми для этого водителя.

— И это все? Ты собираешься просто уйти от меня?

Поднявшись из-за стола, Барбара кинула на него полдоллара и сказала:

— Смотри.

Робби кинулся на улицу за ней и схватил за руку, но она вырвалась и, открыв дверцу такси, села в машину.

— Ты сумасшедшая, — пробормотал он.

— Именно так, я сумасшедшая.

Она назвала водителю свой адрес, а Робби, словно сраженный сердечной недостаточностью, рухнул на тротуар.

Барбара не могла вспомнить, оставляла ли она в прихожей свет, но, судя по всему, решила, что оставляла. Машины Тедди она не заметила, вероятно, он оставил ее в покое на день-два и лишь потом позвонит или приедет к ней. Теперь был его черед играть роль обиженного, — роль, которой он был несказанно рад. Услышав звук включенного телевизора в своей комнате, Барбара застыла на месте, соображая, хватит ли ей времени добежать до консьержа, жившего на первом этаже, или выскочить на Восемьдесят седьмую улицу и найти полицейского. Они всегда слонялись перед клиникой или у Грейси Меншн. Тут ей пришла мысль — так велико было любопытство, — что кто-то разыгрывал ее. Сняв ботинки, Барбара на цыпочках прокралась к спальне. От двери она увидела, кто это был. Лежал на ее кровати и смотрел фильм. Барбара расхохоталась.

— Господи, ты напугала меня — я решила, что это какой-то маньяк, — воскликнула Элейн. Она выглядела очень мило и изящно в черной кружевной комбинации.

— Как ты считаешь, что я подумала?

— Ой, Барбара, прости. Я просто не знала, что делать и куда идти.

Барбара села на край кровати.

— Я опоздала на поезд в Бостон, а в аэропорт ехать мне не захотелось.

— Понятно.

— Ты не хочешь узнать, что произошло? Почему я здесь?

Барбара скинула юбку и свитер. Ей было жарко и неуютно. — Ты ничего не надеваешь вниз?

— Кажется, нет.

— Он обидел меня, очень обидел. Я нашла тебя в телефонном справочнике… — Тут ей в голову пришла мысль. — Но ты ведь не должна была возвращаться до завтра, да?

— Я решила уехать вслед за вами.

— Правда? Вместе с Тедди?

— Без Тедди.

— Надеюсь, ничего не случилось.

— Ничего, стоящего внимания.

— Когда я приехала сюда, ясное дело, я не надеялась, что застану тебя дома… Ой, я так рада, что ты приехала, это ничего, что я здесь?

Барбара покачала головой.

— Я постучала в дверь консьержа… ты помнишь, что сказала мне на пляже сегодня утром?

— Нет, а что я сказала?

Лицо Элейн разочарованно вытянулось. Девушка закрутила волосы лентой Барбары.

— Ты сказала мне, что я твоя сестра, которую ты всегда хотела иметь.

— Да, конечно же. Просто я устала и не могу думать.

— Я сказала консьержу, что я — твоя сестра. Это ничего, Барбара? Ты не сердишься, правда?

— Почему?

— Он открыл мне своим ключом. Я написала тебе записку. — Кинувшись на кухню, Элейн вернулась с двумя исписанными листками бумаги. — Смотри, вот записка. — Обвив Барбару руками, она стиснула ее. — Я так рада, что ты вернулась. Мне нужно поговорить с тобой.

— Давай поговорим завтра.

— Ты выглядишь усталой. Уверена, у тебя полно собственных проблем. Возможно, мы сможем помочь друг другу. Это возможно, Барбара?

— Мы поможем друг другу, — безжизненно ответила Барбара.

— Я смогу лечь спать в гостиной на кушетке.

— Тебе там будет неудобно. — Барбара указала на кровать. — Здесь достаточно места.

— Ты уверена, что я тебе не помешаю?

— Да, все будет в порядке.

— Сегодня утром ты была такой прекрасной, когда выходила из моря, и мне даже показалось, что ты служила моделью для «Весны» Боттичелли. Конечно, твои волосы короче, но ты все равно прекраснее. Честное слово. — Элейн запнулась, затем, убедившись, что Барбара слушает, продолжила: — Я росла с тремя братьями. Одни синяки. Дом был вечно полон бейсбольных перчаток, бутс, бит, мячей, и поиграть было с кем. Я сама неплохая спортсменка. Мне приходилось присоединяться к братьям. Барбара, я буду делать вид, что мы с тобой действительно сестры… Я чувствую себя твоей сестрой.

Повернувшись, Барбара направилась в ванную. Открыв воду, она плеснула в ванну соснового экстракта, села на табурет и стала ждать, пока та наполнится.

— Ты собираешься мыть голову? — крикнула Элейн. — Если хочешь, я тебе помогу.

Барбара слышала все, но не стала отвечать. Все казалось таким бессмысленным, но как это можно объяснить Элейн? Она подумала, что есть вещи, в которых нельзя признаться даже Богу, когда стоишь лицом к лицу с ним и он знает все, что ты делал и о чем думал. И даже тогда ты отпираешься. В двери появилась Элейн.

— Барбара, я люблю тебя, правда.

По тому, как спала Элейн, Барбара могла бы многое о ней рассказать. Отыскав свою позу — на спине, — Элейн закрыла глаза и без труда уснула. В таком положении она оставалась до тех пор, пока не проснулась. Девушка не храпела, не бормотала во сне, не ворочалась — образец детского послушания. Не имея куклы, она несколько раз хваталась за руку Барбары, чего следовало ожидать в незнакомом месте, рядом с незнакомым человеком. Барбара проснулась в три утра, заварила себе чашку чая и стала листать номер «Нью Стейтсшен», на который была подписана. Номер был трехнедельной давности. Барбара прочитала в книжном обозрении о книгах, которые никогда не купит, с последним глотком чая приняла «сонерол» и стала наслаждаться тишиной ночи. За весь вечер она услышала лишь один гудок и теперь гадала, не становилось ли по субботам движение по рекам меньше, чем в остальные дни. В воскресенье потоки буксиров и барж понесутся мимо на полной скорости, чтобы успеть к утру понедельника. Барбара всегда хотела иметь дом, выходящий на реку, где она смогла бы врезать огромное окно — двенадцатифутовый эркер, чтобы можно было когда хочешь смотреть на корабли. Если она выйдет замуж за Тедди, у нее будет такое окно, но Барбара знала, что она никогда не сможет стать одной их тех женщин, для которых торговля мехами, алмазами, одеждой и домами значит больше, чем личная свобода, право выбора. Это право, которое для Барбары было правом на саму жизнь, теряешь, когда заключаешь сделку с мужчиной. Оно становится не более и не менее чем договором об аренде между хозяином и жильцом, и тебе платят за доступность. Несмотря на маниакальную чистоту любви Тедди, он, если отбросить предоставленный им джентльменский набор положения, долларов, центов, предложил ей сделку. Чертовски хорошую сделку, в этом можно было не сомневаться, но все равно сделку, и Барбара не могла назвать это по-другому, что, возможно, было следствием какого-то дефекта ее сознания, и тем не менее с этим приходилось считаться. Подобно большинству освобожденных женщин, Барбара стремилась к господству, а не к солидному банковскому счету и двадцатикаратному бриллианту. Она могла иметь и то и другое, стоило только пойти на компромисс, но даже мысль о двойной жизни, соприкасающейся с открытой жизнью Тедди, была ей отвратительна, так как если сейчас она была лишь совестливо аморальной, то, став его женой, она будет играть роль неверной жены, превратится в бессовестную, бесчестную женщину, которой не будет веры, которая станет обузой своему достойному супругу. Единственная вера, которая требовалась Барбаре, была вера в себя. Она платила за свои права, но эта плата была односторонней: деньги перекладывались из одного кармана в другой. Никто не задает вопросов, никто не требует объяснений. Делиться следует тогда, когда есть желание делиться, а не тогда, когда кто-то выдвигает какие-то требования, напоминает об уговорах — никаких контрактов «хлеб насущный и крыша над головой».

Барбара вернулась в спальню. Элейн беззвучно спала — идеальная раба, вся жизнь которой будет посвящена скрепленному договором служению своему владыке, к чему ее заботливо и старательно готовили родители. Брак, дети и внуки, старческий маразм — утонченная интрига «спального» квартала. Вместе с Робби Элейн создаст некий апофеоз домостроя — «его кабинет облицован лакированной сосной, а в ее туалетной комнате множество встроенных шкафов», — которым восхищаются миллионы, стремящиеся к экстазу обыденности. Робби разочаровал Барбару, как и все до него. Он получил подарок и тут же начал скандалить, будучи поражен тем, что Рождество — это не постоянное развлечение с целой когортой продавцов во главе. Барбара отдала ему нечто уникальное, сделанное на заказ, а Робби на самом деле был нужен продукт конвейера, который можно купить чуть дешевле, если дождаться январской распродажи. И там Робби найдет десять миллионов Элейн, не обязательно дешевых, непременно исправных, долговечных, с гарантией производителя.