«В чем дело, Лаура? Скажи мне».

«Они зарезали свинью».

«Кто?»

«Дрю и Кэл. Они стоят у сарая. Я слышу их смех. Я живу там первую неделю. Не могу разобрать, что они говорят. Они заходят в сарай. Я стою рядом с коровой. Здесь три коровы. Я не понимаю, что собираются сделать Дрю и Кэл. Но мне страшно. Они зовут меня: “Лори, Лори, мы знаем, что ты прячешься. Лори, выходи”. Я не знаю, что мне делать, я слишком напугана, чтобы двигаться. Дрю нагибается, я пытаюсь забиться в угол. Дрю замечает меня и начинает манить пальцем. Я встаю. Колени у меня дрожат. Сзади ко мне подходит Кэл. Он хватает меня за волосы. Я вижу на деревянной колоде заколотую свинью. Они подводят меня к колоде и связывают руки за спиной. Я пытаюсь закричать, но не могу. А Дрю и Кэл начинают разрисовывать меня кровью свиньи. Лицо, руки. Они расстегивают мне платье. Под ним ничего нет. На мне не надето нижнее белье. Я выстирала единственный имеющийся у меня комплект. Они мажут меня кровью. Затем Дрю достает свое хозяйство и вонзает его в меня. Аййййййй. Больно. Я стою, а он вонзает его все глубже и глубже. Кэл же заходит мне за спину, раздвигает ягодицы и тоже вонзает в меня, и мне так больно…»

«О Боже, нет».

«Барб, Барб, не покидай меня».

«Не покину. Никогда не покину».

«Я люблю тебя, Барб. Всем своим нутром я люблю тебя. Я в жизни никого не любила так, как тебя. Не могу думать ни о чем другом, кроме как о моих чувствах к тебе. Когда я бываю с мужчиной… это всегда ты. Ты, я думаю о тебе. Ты разрываешь меня на части».

Мы смотрим друг на друга. Я зажигаю еще одну сигарету. Я немного пришла в себя. Я так потрясена. Что я могу сделать для Лауры, чтобы ей стало лучше? Передаю ей сигарету. Она делает две затяжки и успокаивается. Я оставляю ей сигарету и зажигаю еще одну. Боже, как хорошо, как мне становится хорошо. На этот раз сигарета действует на меня сильнее, чем прежде. Она ударила мне в голову. Я не могу сфокусировать взгляд. Что сказать мне Лауре? Я не в силах сосредоточиться на словах… одни видения. Лаура встает. Она движется медленно, завороженно, покачиваясь на ногах. Я начинаю отключаться, я нахожусь на качающейся лодке. Дверь! Я не могу смотреть на нее. В дверном проеме… черный рукав. Я задыхаюсь. У меня в горле что-то застряло. Это кость.

— У вас в горле ничего нет! — властно сказал Фрер. — Совершенно ничего. Вы это себе вообразили. Я ваш врач. Все в порядке. Расскажите мне про черный рукав.

— Головной убор… Потом рукав. Я не могу его видеть, но вижу. Это все гашиш. Монашеский плат. Лицо Лауры. Галлюцинация. Нет, оно здесь, в двери, с черными рукавами и платом на голове, оно движется ко мне… Белый воротник. Мама и Лоренс. О, матерь Божья! Нет, это Лаура, это она, я готова поклясться. Она одета монашкой! Почему? Я не понимаю. А потом эти фотографии… Да, в коричневом конверте. Я развязываю веревку. О, это фотографии Лауры, одетой монашкой. Это шутка — или это серьезно? Она действительно собирается стать монашкой? Я беру фотографии в руки. Большую пачку фотографий. Сотни. Лаура кладет мне руку на плечо.

«Посмотри на меня. Посмотри на меня!»

Я поворачиваю голову и вижу ее. У Лауры отрешенное выражение. Глаза ее пусты.

«Если бы я не любила тебя, то не смогла бы показать это тебе. Но я должна показать их тебе».

Я листаю снимки… медленно. Каждый новый снимок отличается от предыдущего. Вот у нее не хватает рукава. Он оторван. Затем воротник. Лаура стоит на постели. Детали одежды начинают исчезать.

«Лаура, я не могу продолжать».

Она сует снимки мне в лицо. Они ужасны. Лаура раздета. Она с мужчиной. Еще один — с собакой. С другим мужчиной. С двумя мужчинами. В постели с кем-то. Пригвожденная к позорному столбу. Ее бьет женщина. Я бросаю фотографии. Это неправда. Это не может быть Лаура.

«Почему, Лаура, почему?»

«Деньги. Как ты думаешь, где я их беру?»

И все начинает расплываться. Да-да, у меня кружится голова. Лаура прикасается ко мне. Она сбрасывает монашеское одеяние.

«Ты когда-нибудь спрашивала, как я живу? Как мне удается сводить концы с концами?»

«Когда ты…»

«Два года назад».

У нее в руках ремень. Я пугаюсь, что она ударит меня.

«Барб, почему ты еще девственница?»

«Я боюсь. Я пока что не хочу».

«Я хочу, чтобы ты выбила из меня всю дрянь».

«Я люблю тебя. Как я смогу сделать тебе больно?»

«Однако, когда ты увидела меня со своим отцом, ты была готова на все».

Она вкладывает ремень в мою руку. Я настолько ослабла, что способна сделать все что угодно.

«Барб, мы ведь будем жить вместе в Нью-Йорке, правда?»

«Конечно».

«Ты не бросишь меня? Я не смогу жить одна».

«Нет, мы будем вместе. Не делай этого!»

«Я должна. Я не могу сдерживаться».

Я в полудреме. Я не могу поднять голову. Что у меня в руке? Это кожа.

Я отталкиваю Лауру, но она слишком сильная. Тогда я выхожу из себя и бью ее ремнем. Я начинаю плакать. У нее на плече появляется красный рубец.

«Прости меня. Я не хотела делать тебе больно».

Она не прекращает прикасаться ко мне, и я пытаюсь отпрянуть в сторону. Я обдираю колено о чемодан. Лаура начинает целовать меня. Я лежу на спине. Дым сигарет такой голубой. Он образует причудливые узоры. Ой, мне хочется покрутить вокруг пальца одно колечко. Я прикасаюсь к голове Лауры, чувствую ее волосы. Ее голова находится между моих ног, я чувствую, как ее язык проникает внутрь меня, и это так приятно, совсем не больно, и я крепче сжимаю ее голову, мне хочется, чтобы она проникала дальше и дальше. Но это запрещено. То, что я делаю, запрещено… Айййййййййййййй…

Мне грезится. Я сплю на диване. Я с трудом могу шевелиться. Мои ноги весят тонну. И ничего не произошло. Что за ужасный сон! Я промокла насквозь. Ни… чего. О Боже. Фотографии на полу. И Лаура на стуле, обнаженная, смотрящая на меня. Она сгибает мизинец, я ничего не понимаю. Я подхожу к ней, и она целует мою грудь.

«Лаура, ты сошла с ума?»

Она засовывает мне внутрь палец, и я, подняв руку, даю ей пощечину. Я попадаю ей по переносице, моей руке больно. У Лауры начинает идти из носа кровь, она встает. Мне кажется, она сейчас убьет меня. Я выплескиваю ей в лицо коктейль.

«Тебе не понравилось, Барб?»

«Грязная свинья! Чумное животное! Зачем ты это сделала?»

«Потому что я люблю тебя».

«А я ненавижу тебя. Если бы у меня была возможность загадать одно желание, я попросила бы, чтобы те фермеры убили тебя. Я сожалею, что ты осталась жива и встретилась со мной. Бог ли, дьявол повелевает этой жизнью — я лишь надеюсь, что он заставит тебя страдать больше, чем когда ты была ребенком».

Она стоит рядом со мной. Она опускает голову. Ее лицо белеет. Оно становится болезненно-белым, словно ее вот-вот стошнит. Она кивает. Она кивает снова и снова.

«Ты животное, Лаура».

«Я рискнула. Я должна была сделать это. Я не могла оставаться в неведении. Эта мысль жгла меня в течение двух лет. Понимаешь, Барб, я думала, ты любишь меня так же, как я тебя».

«Так вот, это не так. Я действительно любила тебя, но не в этом смысле, не по-свински. Эти снимки ты делала не только из-за денег. Тебе это доставляло наслаждение. Почему я не сожгла тебя в том сарае? Это и есть тот мир, в котором ты живешь? Ты сделала это со мной, я была твоей подругой, твоей сестрой. Я готова была принять все, что ты скажешь, но только не это. Сначала с моим отцом, затем со мной».

«С твоим отцом ничего не было. Я хотела. Он ни разу не общался с женщиной после смерти твоей матери. Он умирает; твой отец умирает. Я спросила, что я могу сделать для него. Он сказал, что собирается покончить с собой, а я ответила, что, если он не желает меня как женщину, я умру вместе с ним. Я хотела умереть тогда, потому что знала, что это должно будет произойти. Что ты оттолкнешь меня. Но я не могла больше продолжать так. Я должна была попробовать».

Я одеваюсь ровно за пять секунд. Она продолжает стоять посреди комнаты. Опустив голову, раскачиваясь. Она не может взглянуть на меня.