Я смогу! Я выдержу! Через шесть месяцев отряхнусь и буду жить дальше!

— Подписывай, Дарья. Не трать моё время. Сев в машину, ты сделала выбор. Так что не строй из себя целку, — мой рабовладелец, явно не настроен давать мне передышку.

Подписываю, сдерживая слёзную массу. Встаёт, забирает папку и ведёт меня в столовую. Стол накрыт на две персоны, шампанское истекает в ведёрке со льдом, меню соблазняет несколькими видами салатов, мясом, запечёнными овощами. Только аппетита нет от слова вообще.

Размазав овощи по тарелке, искромсав стейк в фарш, выпиваю стакан воды. Это единственное, что позволяет принять желудок. Для приличия засовываю в рот кусочек огурца и долго, долго пережёвываю.

— Почему не ешь, Дарья? — слышу глупый в данный момент вопрос.

— Я не голодна, — поднимаю от тарелки глаза. — Могу я сходить в туалет?

— Конечно. Я тебя провожу, — встаёт из-за стола и проводит в ванную комнату. — Жду тебя в столовой. Не задерживайся.

Похоже нужду справлять теперь буду по секундомеру. Стою перед зеркалом, вижу в отражении бледную бабу с нездоровым блеском в глазах. Чтож ты, дура, натворила в этой жизни или прошлой, что тебе такой приз достался. Вроде жила мирно, гадостей никому не делала, а если и делала, то совсем мелкие, не приносящие никому проблем, и явно нестоящие такой награды. Сколько стою у раковины, не знаю, но стук в дверь прямо указывает, что долго.

— Даша, открой, — недовольный голос отдирает меня от зеркала.

— Я уже выхожу, — спешу успокоить Максима. Открываю дверь, пытаюсь выйти в коридор, тут же оказываюсь втолкнутая мощным телом обратно в ванну.

— Раздевайся, начнём с душа, — он быстро расстёгивает рубашку и скидывает её на пол. — Тебе надо всё по два раза повторять? Не тяни, Дарья. Не надо меня бесить. Я сказал — ты делаешь, быстро и без обсуждений.

Я стягиваю блузку, за ней джинсы с носками. Руки дрожат, не могу расстегнуть застёжку бюстгальтера. Чувствую горячее прикосновение к спине, избавляющее от верхней части белья и стягивающее трусики вниз. Онемевшую от стыда и стеснения, Максим заталкивает в душевую кабину, разворачивает к себе и накрывает губы в собственническом поцелуе. Пытаюсь противостоять жёстким реалиям, не отвечая на поцелуй, за что получаю увесистый шлепок по ягодице, и ничего не остаётся, как приоткрыть рот и позволить углубить поцелуй, капитулируя.

Но Максиму моей капитуляции мало, ему нужно полное подчинение и признание его хозяином. Он наматывает волосы на кулак, отрывает от своих губ и тащит вниз, заставляя встать на колени.

— Открой рот, — продолжает удерживать за волосы голову и тычет членом в губы. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Этот вид секса для меня всегда был запретным — муж не просил, а я не предлагала. Рывок за волосы, я закрываю глаза и открываю рот.

— Шире рот. Забыла, как отсасывать? — он дёргает ещё раз волосы, вынуждая открыть рот шире, и тут же заполняет его своим здоровым членом. — Соси сука… Бери глубже…

Стоя на коленях, заткнутым членом ртом, пытаюсь вспомнить описание сего действия в любовных романах. Сравнение с леденцом, мороженом и ещё всякой хренью — не идёт ни в какое сравнение с тем, что чувствую я. Мой рот придаётся жёсткому насилию, резкие толчки, пытающиеся протолкнуть эту палку поглубже в горло, онемевшая и ноющая от боли челюсть, рвотные позывы при каждой удавшейся попытке пощекотать гортань концом, руки в волосах, насаживающие голову посильнее и огромное, просто нечеловеческое желание, что бы это быстрее кончилось.

— Я хочу, чтоб ты проглотила мою сперму, — врезается в изнасилованное сознание, и в горло утыкается член изливаясь солёной, специфической жидкостью.

Меня выворачивает от тошноты, из глаз текут слёзы из носа сопли в вперемешку со спермой, горло дерёт как после наждачной бумаги. Если бы я сегодня ела — рвало дальше чем вижу. Похоже мой первый оральный секс доставил этой суке огромное удовольствие, что не скажешь обо мне. Мне сейчас самое место в центре по бытовому насилию. Освободив рот, поднимает меня с колен, включает душ.

— Даша, открой глаза, — требует он.

Но я не могу этого сделать, не могу посмотреть на эту рожу, не могу показать свои слёзы, не могу дать увидеть, что эта тварь только что сломал меня. Я отворачиваюсь к стене, поднимаю лицо под струи воды и надеюсь, что с соплями, спермой и слезами смоется и боль унижения, и состояние полной безысходности.

Я не смогу! Шесть месяцев этого ада! Я не выдержу! После этого, я уже не отряхнусь!

Максим

Мы стоим в коридоре, и я трахаю её пальцами. Не так я планировал начало рабочего дня для этой драной кошки. Собирался наказать суку за то, что сбежала, за то, что устроила скандал в офисе, за то, что замужем тварь. А вместо этого работаю рукой, пытаясь довести её до оргазма. Не смог удержаться, не смог отказать себе в поцелуе и желание потрогать киску, окунуться в горячую, мокрую щёлку и услышать стон, издаваемый этим порочным ртом с пухлыми губами.

Течёт сука отменно, обволакивая соками пальцы и всю ладонь. От моих активных движений внутри, раздаётся музыка для ушей, сначала смачные, хлюпающие звуки из нижних губок, а потом тихий стон из верхних. Я хуею от этой симфонии. Хочется ощутить, как с чавканьем затягивает член в пещерку удовольствий, а зубки вгрызаются в плечо. Тяну за волосы, подставляя под укус шею, запускаю в горячую влажность третий палец и чувствую вибрацию стенок влагалища, нарастающую с каждым движением в ней. Ещё пару уверенных толчков и жёсткое воздействие на подпухшую горошину и Дарью простреливает сильная судорога. Стенки пещеры сдавливают пальцы, пытаясь засосать их глубже, и этот гортанный стон или рёв — я готов работать всеми частями тела, чтоб услышать ещё раз эту песню оргазма.

Как только я выскальзываю из неё, волшебство рассеивается, и я бешусь от разрывающих желаний наказать, унизить, подчинить и одновременно защитить, окутать нежностью. Решаю окутывать нежностью потом, если заслужит, а сейчас не время пускать слюни. Сейчас надо сломать, подчинить и заклеймить. Все мои действия и слова рассчитаны только на скрытие слабостей, вызванных близостью моей кошечки. Хватаю её за руку, толкаю на диван и без лишних церемоний озвучиваю свои требования. Возможно переборщил с требованиями, но я хочу трахать Дашу много, и знать, что делаю это один.

Во время обеда выбешивает ещё больше своим отстранённым видом, отсутствием аппетита. Я старался организовать романтический обед, даже хотел свечи расставить. Хорошо вовремя, дурак остановился. А эта сука с замороженной рожей должна уже смириться и играть свою роль. Но она прячется в ванной комнате, делая вид, что у неё сильное несварение. Поэтому, оказавшись рядом в замкнутом пространстве, спешу утвердиться, показать Дарье её место.

Заставляю раздеться, ставлю на колени и от души трахаю в рот. Меня бесит её нежелание поработать активно язычком, поиграть с моими яйцами и сделать мне качественны минет, глаза затуманивает гнев, заставляющий меня пробиваться членом в горло. И мне насрать, что ей не нравится заглатывать его целиком, мне насрать, что ей не нравится жёсткое давление с моей стороны. Это не для её удовольствия, это её наказание, от которого я охуеваю и бурно кончаю, упираясь головкой ей в глотку.

Я хочу видеть её глаза, хочу увидеть в них покорность, но она поворачивается ко мне спиной и опустив плечи замирает под душем. Я смотрю на неё, такую тихою, безжизненную, беру мочалку с гелем и дотрагиваюсь до спины. Ничего. Никакой реакции на прикосновения. Я не сомневаюсь, что она плачет, тихо, молча и в груди меня начинает топить боль. Какой же я мудак! Я не трахнул её! Я надругался над ней! Я сделал то, что никогда не позволял себе с женщинами, унижать сексом, само утверждаться за счёт своей силы и власти.

Провожу мыльной мочалкой по позвоночнику, лопаткам, намыливаю округлую попку и ноги, прислоняюсь грудью к спине и нежно обхожу пеной грудь и живот. Останавливаюсь внизу живота, и рука дальше не спускается. Не хочу унижать её ещё больше. Не хочу заставлять её чувствовать куклой для забав. Смываю пену водой, надеясь, что унижение то же смоет. Выключив воду, вытираю полотенцем, накидываю свой халат, укутывая по самые пятки. Беру на руки и несу в спальню, ловя малейшие эмоции, пробежавшие по лицу, но их нет. Отрешённый взгляд, ничего не выражающее лицо. Кладу на кровать, располагаясь рядом, укрываю одеялом, притягивая к себе и утыкаюсь лицом в волосы, вдыхая сладкий аромат.

Через некоторое время Дарья расслабляется, с тихим сопением проваливается в сон, а я боюсь пошевелиться, расставляю пальцы на животе, стараясь обхватить побольше площади, вытягиваюсь вдоль её тела, пытаясь растечься по всем её изгибам и замираю, впитывая тепло, струящееся по венам, убыстряющее движение в местах соприкасания наших тел.

Через два часа Дарья просыпается, напрягаясь, ощутив моё прикосновение сзади.

— Пить хочешь? — пытаюсь вывести её хотя бы на минимальный контакт.

— Да. Воды, пожалуйста, — голос хриплый, надломленный.

Несусь на кухню за водой, пока не передумала получить хоть что-то от меня. Хватаю две бутылки из холодильника, бокал и возвращаюсь обратно.

— Тебе налить в бокал, или из бутылки, — заботливо спрашиваю, откручивая крышку.

— Из бутылки, — протягивает руку, подносит горлышко к губам, отпивает глоток и на губе замирает капелька ледяной воды. Слизывает язычком и медленно повторяет свою пытку бутылкой.

Отвожу глаза, присасываясь к воде, опустошаю бутылку на одном дыхании, и снова как дебил примораживаюсь к губам. Глоток, лёгкое движение гортани, капля, стекающая по подбородку, рука, пытающаяся поймать ледяную влагу… Моя рука, дотронувшаяся до нижней губы и продвинувшаяся к щеке, глаза, скользнувшие по моим губам, переплывающие к глазам, и я тону в бездонном океане коньяка, пьянея, забывая дышать. Они прищуриваются, пытаются что-то решить, что-то понять, а я ничего не понимая, провожу языком по пухлым, влажным, прохладным губам, собираю остатки капли, скатившейся на шею, нежно засасываю нижнюю губу, потом верхнюю, пройдясь кончиком языка по внутренней стороне.