— Девочкам,— он чуть встряхнул ее голову, чтобы добиться осмысленного выражения глаз.— Девочкам мо­жет быть и очень хорошо и очень плохо... Ты же хорошая девочка? Ты же не хочешь, чтобы было больно? Правда? Так кому ты про «Зодиак» настучала?..

И он с силой толкнул ее на пол. Таня застонала, чем вызвала смешок Петро:

— Смотри-ка, ей не нравится! Ну дает, а? Такие два парня в гости пришли, а она не рада, понимаешь? В окно смотрит, да?..

Зяма тоже хихикнул, но быстро посерьезнел и достал из кармана опасную бритву:

— Отвечай, сука,— он поводил бритвой у нее перед глазами, чтобы она оценила этот холодный безразлич­ный блеск.— Или я тебя, мартышка, сейчас побрею... А знаешь как? Все к этакой матери посбриваю, и ушки, и носик, и глазки...

Таня забилась, пытаясь отодвинуться от блеска, с ужа­сом глядя на приближающуюся к лицу бритву.

— Отвечай, сучонка!..

Таня замычала, чем вызвала очередной приступ весе­лья Петро:

— Она тебе ничего не скажет!—давясь от хохота проговорил он.

— Все скажет, как миленькая...—деловито сопел Зя­ма, наматав себе на палец прядь Таниных волос и дернув так, что у виска лопнула кожа и потекла кровь.

 — Не-а, не скажет,— снова прыснул Петро.— У нее рот завязан!

И он расхохотался уже в полный голос.

— А, черт! — Зяма, порезав Тане щеку, подсунул лез­вие бритвы под перекрученные жгутом колготки и рванул вверх. Ткань разрезалась со звонким хрустом и Таня закашлялась, жадно хватая ртом воздух.

— Не надо,— прохрипела она пересохшим ртом и ед­ва ворочая непослушным языком.— Не трогайте меня, я ничего не знаю...

— Знаешь,—с угрозой сказал Зяма.— Отвечай, кто был в кабаке, кто про мужа твоего спрашивал? Кому ты настучала, кому?

И он начал хлестко бить ее по лицу расслабленной ладонью, при каждом ударе рассекая кожу массивным перстнем.

— Ну не бейте, ну я не знаю ничего,— задыхаясь лепетала Таня, но ее все били и били.

* * *

Ник, выходя из гостиницы, остановился у ларечка с цветами. Милая девушка, заметив его, сразу бросила журнал и, улыбаясь, подошла к окошку:

— Какие предпочитаете?

— Вот, выбираю. А что бы вы посоветовали?

— Смотря какой повод,— девушка чуть пококетничала глазами.— Для каждого случая свой стиль.

— Просто в гости. Цветы для хозяйки.

— Я бы порекомендовала гвоздики. Они в меру офи­циальны, а потом это традиционные русские цветы.

— Пожалуй, я все-таки остановлюсь на розах. Вот эти, белые,—Ник коснулся пальцами роз, нежно взял одну за бутон и вытянул немного, отделив от подружек. Чтобы определить свежесть, он, как учила его Деб, при­коснулся у верхним лепесткам губами и ощутил упругую податливость живого цветка.

— Прекрасный выбор. У вас безупречный вкус,— польстив, девушка проворно стала оформлять букет, украшая его обилием ярких завитушек на завязках.

Уже с букетом Ник заглянул в авиакассы. Там клуби­лась безумная очередь, но в зале для интуристов его встретили три скучающие кассирши.

— Я хотел бы поменять билет на более ранний срок,—обратился к ним Ник.

— Тут только для иностранцев,— холодно заявила ему ближняя кассирша.

— Я и есть иностранец,—Ник улыбнулся и протянул свой билет.

Тетеньки подобрели и начали что-то неимоверно дол­го извлекать из компьютера. Ник осмотрел помещение, увешанное утверждениями, что нет в мире ничего надеж­нее «Аэрофлота» и тусклое от неровного света ламп. Одна из них у него за спиной все время загоралась и тухла снова. В этом ритме Нику показалось что-то важным. Барахлящая лампа отчего-то встревожила его.

— Все в порядке,— сказала ему одна из тетенек, воз­вращая билет.— Вы вылетаете через пять дней в десять часов утра. Рейс номер...

— Отлично,— прервал ее Ник.—Только я хотел бы поменять его на сегодня или на завтра.

Мельком глянув на билет, женщина печально покача­ла головой.

 — Это невозможно,—наконец сказала она.—У вас льготный тариф с фиксированными датами. Вы даже сдать этот билет не можете.

— А доплатить? — Ник расстроился. Он помнил, как сотрудница туристического бюро еще в Америке спраши­вала его, какой тариф предпочтительнее и не изменятся ли его планы. Тогда он был уверен, что нет. Но теперь они изменились, а сделать было ничего нельзя, что ему и подтвердили:

— Нет. Если это так важно и вы не можете задер­жаться здесь, то придется покупать еще один билет за полную стоимость.

— Сколько? — на всякий случай спросил Ник.

— Около двух тысяч долларов,— никуда не загляды­вая ответила кассирша.

— Спасибо, до свидания.

Ник взял свой билет и пошел к выходу. Непредвиден­ная заминка сильно расстроила его, мигающая лампа вызвала раздражение. Он вернулся к гостинице, чтобы взять такси.

 * * *

— Давай ее в ванную,—предложил Зяма. Он курил, утомясь непосильным трудом. Петро лениво бил Таню ногой по спине. Та, кажется, уже ничего не чувствовала и никак не реагировала на побои. Она была страшно растерзана, лицо залито кровью.

— Давай,— легко согласился Петро.

Они взвалили безжизненное тело на плечи и отволок­ли в ванную, где бросили на кафельный пол. Пока ванна наполнялась водой, они снова вышли в прихожую и про­должили курить.

— Вот курва! — в сердцах заметил Зяма, усаживаясь на какую-то сумку.— Может, она и правда нцчего не знает?

— Нам-то что? — философски ответил 1Летро.— Зна­ет, не знает... Наше дело спрашивать. Чего там?

Зяма расстегнул сумку и копался в вещах:

— Шмотки какие-то. — Ну-ка...

Они извлекли ту куртку, которую Ник покупал для Сергея, какие-то рубашки, свитера.

 — Слушай, крутые шмотки. Прихватим потом.

Они запихнули вещи обратно, но куртка теперь не помещалась и Петро бросил ее сверху.

От холода кафеля Таня немного пришла в себя. В го­лове чуточку прояснилось и она поняла хотя бы, о чем ее спрашивали. «Это из-за Ника,— догадалась она.— Что он там натворил? Боже, его теперь тоже убьют, как и меня...»

На нее обрушилась страшная апатия. Ей уже было все равно. Она чувствовал кровь, что струилась по ногам, понимала, что ребенка не уберегла и хотела теперь толь­ко одного — чтобы все скорее кончилось.

Через край ванны стала хлестать вода и тут же появи­лись бандиты. Все началось снова, но уже по другой технологии. Они перегибали ее через край и погружали в воду, матерясь выплевывали намокшие окурки. Долго держали постепенно перестающее дергаться тело, но в ка­кой-то одним им, как специалистам, ведомый момент, выдергивали ее, давая глотнуть воздуха.

Заглядывая в полные смертельного ужаса глаза, Зяма, уже выведенный упорством девушки из себя, орал:

— Как его зовут? Кому ты сказала!?

И вдруг, сорвавшись, он со всей силой ударил ее в живот и, подхватив на удар в голову другой рукой, бросил не сопротивляющееся тело на пол.

«Ничего я им не сказала,— пронеслось в голое у Та­ни. — А теперь уже все», — и она со всего маха ударилась грудью об острый край ванной.

— Ты чего наделал, пидор? — ошарашенно спросил Петро, глядя, как изо рта девушки толчками вытекает густая кровь.

Зяма тоже смотрел на кровь, с трудом переводя дыхание,

— Что ты вылупился, гандон? — уже срываясь на истерику заблажил Петро в голос.— Ты же ее замочил, мудак! Нам Близнецы теперь самим яйца повыкручи­вают!

— Свал! — решил Зяма.— Живо метемся отсюда...

Они бросились к двери, но Петро, выбегавший по­следним, все-таки соблазнился и прихватил приглянув­шуюся курточку.

* * *

Ник подходил к Таниному дому, когда из двора на нездоровой скорости выскочила «девятка» цвета «мокрый асфальт». Он успел отпрыгнуть с дороги, но грязь из-под колес машины мелкими капельками покрыла его брюки.

— Вот сволочи,— оглянувшись на машину, в сердцах выпалил Ник, и тут же у него в голове оглушительно зазвенело и наступила полная тишина бесконечной сосре­доточенности, потому что все вокруг вдруг стало страш­ным и опасным. Что вызвало эту предельную напряжен­ность, он до поры до времени не знал, но уже действовал, как автомат.