«Они меня убьют,— вдруг очень ясно поняла она.— Они просто решили меня убить, но сначала станут мучить и унижать. Скорее бы убили и вся эта гадость закончилась. Ребенок? Я не хочу, чтобы он жил вот в этом бреду, когда на собственную комнату смотришь снизу».

Магнитофон все еще продолжал что-то нечленораз­дельно шепелявить и тянуть пленку, но тут неведомое сочетание поломок неожиданно продемонстрировало вполне сносный отрывок музыкальной фразы. Таня, не смогла бы определить песню, но узнала «Beatels».

Она без сентиментальной приязни относилась к музы­ке вообще и к этим ребятам тоже; но ее вдруг потрясла сама возможность гармонии в этой жизни. И тогда она все-таки попыталась встать.

* * *

Ник, покрутив в руках вилку от походной чаеварки и сравнив ее с розеткой, понял, что рано радовался. Вилка к розетке не подходила никак.

Он решил махнуть рукой на чай, но передумал и вооружась ножом, принялся отрезать вначале вилку от приборчика, а затем разбирать вилку от телевизора. Не прошло и пятнадцати минут, как все было готово, но тут выяснилось, что вода в кранах пропала безвозвратно.

За время жизни в Америке Ник пристрастился к аро­матизированным «пиквикским» чаям. И сейчас он уже ощущал, с каким удовольствием глотнул бы горячего «мангового».

Вот лежал пакетик «мангового» чая. Рядом стояла чаеварка. Воды предательски не было.

Можно было бы обратиться с просьбой к коридорной, но это как-то внутренне оскорбляло его. Ник огляделся по сторонам в поисках возможно спрятавшейся воды. Но той либо действительно нигде не было, либо удалось спрятаться хорошо.

Ник заглянул в ванную еще раз. Кран поражал своей безжизненностью, но на этот раз воде скрыться не уда­лось. Ник услышал, как гулко капнула где-то капля.

«В бачке!» — осенило его. Он забыл про эти старые типы сантехники. Не будучи брезгливым без повода, Ник черпанул оттуда и, довольный, вернулся в комнату.

Через минуту воздух наполнился ароматами и Ник, положив в чашку три кусочка сахара (он любил насто­ящий сахар), с наслаждением глотнул.

«Сбываются мечты!» — подумал он по-русски.

* * *

Петро и Зяма не торопились. Они довольно часто занимались подобными делами. Смысл сводился к тому, чтобы запугать, запугать жертву до смерти. Но именно запугать. Жертва могла остаться без глаза, с переломан­ными конечностями, но непременно живой. В нестрогой иерархии все-таки была своя специализация: Зяма и Пет­ро не были киллерами. Во всяком случае, сейчас.

По опыту они знали, что жертву беспомощное,ожида­ние боли выматывает едва ли не больше, чем сама боль. Это потом, когда они начнут избивать и мучить, переры­вы будут жертвой восприниматься как передышка. А сей­час нет.

Поэтому спешить было некуда. Они тщательно Об­следовали холодильник и, найдя водку, решили переку­сить «чем Бог послал».

Они были похожи, как близнецы: одинаковые мысли, одинаковые реакции, одинаковая одежда. Кто станет их следующей жертвой, им было глубоко безразлично, тем более, что ни тот, ни другой не испытывали никакой тяги к противоположному полу. Совместная лагерная отсидка превратила их в гомосексуальную пару и сексуальная сторона любого насилия могла заинтересовать их только с точки зрения как раз насилия, то есть причинения возможно более сильной боли.

— Я ему говорю,— рассказывал захмелевший Зя­ма.— Ты что, совсем рехнулся? Прогнил насквозь? А он мне—фильтруй базар! Да если бы за ним никого не было, я бы ему зенки выдавил...

— Не, его трогать нельзя...

Тут в комнате что-то упало, и бандиты, разом насто­рожившись, рванулись туда.

Тане почти все удалось. Она уже стояла на коленях около окна и видела двор, воробьев, весело прыгавших на перилах балкона, каких-то людей, свободно шагавших по своим делам где-то внизу.

Все это было за стеклом, и от осознания того, на­сколько далеко она находится от этой жизни, Таня чуть не заплакала. Она попыталась привстать повыше и пих­нула плечом некстати лежавший на подоконнике журнал.

С предательским шорохом он пополз к краю, и Таня беспомощно смотрела, как он ползет. И ясно было, что это был не единственный шанс, но воспользоваться им не удалось. Журнал рухнул с неожиданным шумом и моменталь­но разговоры на кухне смолкли. Таня не хотела поворачиваться. Она смотрела на во­робьев и чувствовала, слышала, как бандиты вбежали в комнату и бросились к ней.

 * * *

Ник расположился у телефона и стал набирать номер, который он вчера получил. Прежде, чем выходить, он хотел закончить все дела, то есть перезаказать билет.

Телефон был занят, причем сам характер гудочков не вселял никаких иллюзий: гудочки были усталые. Ник набирал и набирал номер, и только знание азов восточ­ной философии не позволяло ему швырнуть аппарат об стену.

Проведя у телефона сорок неинтересных минут, Ник отчаялся. Бросив трубку, он просмотрел рекламки, что были разложены на столе, и к своему удивлению об­наружил адрес агентства «Аэрофлота», которое, как вы­яснилось, было расположено в соседнем здании.

«Зайду по пути»,— решил Ник и стал одеваться к вы­ходу.

Ему хотелось одеться получше: Таня должна была понимать, что он человек если не богатый, то все-таки состоятельный и ему не так сложно помогать вдове свое­го друга в цивилизованной, то есть в финансовой форме. Ник осмотрел содержимое своей сумки и остановил вы­бор на костюме. Он не хотел его брать, но Дсб настояла, считая, что на всякий случай в путешествии надо иметь хотя бы один приличный наряд — вдруг придется «иметь официальную встречу». Ник опять думал по-русски и оче­видный галлицизм переведенной фразы его повеселил.

Пока он прикидывал, какой галстук будет лучше соче­таться с кремовой рубашкой и бежевым костюмом, в ванной комнате раздалось что-то вроде маленького взрыва и послышался звук низвергающейся из крана воды.

«Кран забыл закрыть! Хорошо, что воду при мне дали, а то залил бы тут все...»

Ник пошел закрывать кран, из которого сначала шла густая ржавчина, а потом ничего, просветлело. Посмот­рев попутно на себя в зеркало, он решил, что неплохо было бы побриться.

Идея его увлекла. Он достал принадлежности и при­ступил к священнодействию. Смочил лицо водой, из специального спрея выпустил горку пены на ладонь и любо­вно разместил ее на лице. Взял блистающий никелем станок, выставил «угол атаки» и провел первую полосу по щеке. Процесс ему явно нравился. В зеркале были хорошо видны выбритые места, такие нежные, гладкие, с приличным небольшим загаром.

Когда он смывал станок под струей воды, в пене мелькали черные катышки обритой щетины, как бы де­монстрирующие, от какой колючей грязи он избавился.

Набело пройдясь станком по сложным местам, Ник сполоснул лицо водой и, вылив на ладонь немного одеко­лона, с удовольствием смочил им горящую кожу. Чтобы придать коже бодрости, он довольно сильно похлопал себя по щекам, оценивающе глянул в зеркало и остался доволен.

 * * *

 —Ползи, ползи, сука! На место! — блатные били Таню ногами, норовя угадать побольнее. Все ее тело содрогалось от боли, рот наполнялся соленой от крови слюной. Все, что она видела сквозь набухшие веки, был каждый раз то кусок паркета, то сбитый половичок. Удары сыпались со всех сторон и уже через несколько минут она перестала контро­лировать ситуацию и оставила обреченную идею увернуть­ся как-то так, чтобы было менее больно, или, по крайней мере, чтобы не изувечили до состояния вечной калеки.

 Ее гнали на то место, где оставили, когда ушли пить водку. Пьяные, они ни тишины, ни осторожности соб­людать не собирались.

— В окошко решила поглядеть! —вдруг весело рас­хохотался Петро.— Ты врубись — в окошко поглядеть!

Эта информация развеселила и Зяму:

— Не, точно, погоду проверяла, да? Не, ну дает! Они оставили Таню в покое только на мгновение и та

обессилено распласталась на полу. Заметив это, Зяма наклонился к ней и приподняв ее голову за спутанные и растянувшие губы колготки, чуть только не ласково сказал: