Лористан продолжал рассматривать карту.

— Скажи ему, — сказал он наконец, складывая листок и отдавая сыну, — что я тщательно изучил карту и его план и он может ими гордиться, и можешь добавить, — и Лористан улыбнулся, — что я с ним согласен. И Ярович удержал бы Мельзар, если бы действовал по его плану.

Марко очень обрадовался:

— Я так и думал, что ты его одобришь. Я был просто уверен в этом. И поэтому я хочу рассказать и остальное, — заторопился он. — И если ты одобришь и другой его план, — и вдруг смущенно замолчал от внезапно мелькнувшей шальной мысли, — не знаю, право, что ты подумаешь, — запинаясь, сказал Марко, — может быть, его план действий покажется тебе просто чем-то вроде новой игры.

Но Марко уже так воодушевился, несмотря на все свои колебания, что Лористан с доброжелательным интересом ждал продолжения, как всегда, когда мальчик старался выразить то, в чем не был уверен.

— Продолжай, — повторил он, — мне Рэт нравится, и все, что он говорит, мне кажется не только игрой.

Он сел за письменный стол. Марко подошел поближе, облокотился на него и, понизив голос, сказал:

— Рэт придумал, как подать сигнал к восстанию.

Лористан слегка вздрогнул.

— А он полагает, что восстание будет?

— Он говорит, что Тайное общество его готовит уже много лет и теперь настает его срок. Если найдется настоящий король, но когда Рэт купил газету, то в ней ничего не сообщалось, где король сейчас находится. Это все слухи. Никто не знает ничего точно.

Марко помедлил немного, но не сказал вслух, что вертелось у него на языке, а именно слова «но ты-то знаешь, где он».

— И у Рэта есть план, как подать сигнал к восстанию?

Больше Марко уже не колебался. Он уже ясно представлял себе этот план, яснее даже, чем Рэт, и поэтому живо и красочно изложил его отцу, как два мальчика, бродячих нищих, один из которых калека, ходят из одного места в другое и передают необходимые сообщения или предупреждают об опасности, ничем при этом не рискуя, потому что кто же станет обращать внимание на двух бедняков, которые явно не имеют пристанища, родни, которые скитаются здесь и там, по воле случая, гонимые нищетой. Марко чувствовал при этом, что ему хочется убедить отца в осуществимости плана Рэта, хотя еще и не понимал, почему ему так хочется вновь услышать одобрение отца, словно этот план действительно можно осуществить, но он вдруг сильно воодушевился и стал приводить все новые подробности, чтобы доказать это и Лористану.

— Солдаты будут слушать, если певец будет петь песни, которые им понравятся, и они, не опасаясь, станут говорить о войне в его присутствии. Бродячий певец и калека, наверное, много смогут услышать полезного для Тайного общества. Они могут узнать о чем-нибудь важном. Ты так не думаешь?

Но еще при начале своего рассказа Марко заметил на лице отца то углубленно-задумчивое выражение, которое он так хорошо знал с самого раннего детства. Отец сидел боком к сыну, облокотившись на стол, опустив голову на ладонь. Он не сводил взгляда с потертого ковра под ногами и так и сидел, не переменив положения, до конца рассказа, а потом ответил:

— Нет, я думаю именно так.

Видя серьезное и задумчивое выражение отцовского лица, Марко почувствовал прилив мужества. До сих пор он опасался, что в этой части план Рэта может показаться Лористану чересчур безрассудным и смелым и просто несерьезной мальчишеской выдумкой. Теперь это опасение исчезло. Отец выслушал все не как досужую фантастическую байку, свидетельство только бурной игры воображения. Он слушал так, словно не сомневался в возможности осуществления плана. То, что Марко много путешествовал по странам континентальной Европы, позволяло ему учитывать все возможные осложнения и придавало плану реальность.

— Иногда мы сможем притвориться, что знаем только английский язык, и хотя Рэт не понимает по-самавийски, но я-то понимаю. Я всегда понимал, о чем говорят в любой из этих стран. Я знаю города и многие места там, где мы будем путешествовать. Я знаю, как живут мальчики нашего возраста, и мы не станем делать ничего такого, что может рассердить полицию, настроить против нас население, и вообще — замечать нас. Если нас будут расспрашивать, я сумею заверить, что встретил Рэта случайно и мы решили путешествовать вместе потому, что люди больше подают бродячему певцу, если он странствует на пару с калекой. Я в Риме видел мальчика, который играл на гитаре, и с ним всегда была хромая девочка, и все понимали, почему они просят вдвоем, и подавали щедрее. Он играл, а люди смотрели на девочку и жалели ее и подавали ей лишний сольди. Да ты сам помнишь.

— Да, помню. Ты прав, — ответил Лористан.

Марко наклонился к отцу еще ближе. Он с жаром расписывал воображаемое путешествие и чувствовал все больший прилив решимости и смелости. Ведь если отец слушает со вниманием такой дерзкий план, то, значит, считает его уже как бы за взрослого. Если отец захотел бы пресечь его красноречие, достаточно было даже не слова, а только одного спокойного взгляда, но почему-то он не хотел, чтобы сын замолчал, и это было чудесно. Он желал его выслушать до конца и слушал даже с интересом.

«Да, ты растешь, — сказал он в тот вечер, когда открыл Марко замечательную тайну, хотя напомнил, что приказ молчать остается в силе, и добавил: — Ты уже достаточно мужчина, чтобы знать больше».

Так, значит, он уже вполне взрослый человек, чтобы считаться достойным помогать Самавии чем может, даже своими мальчишескими фантазиями, в которых, однако, может содержаться нечто полезное для более мудрых и опытных умов? И может быть, отец так внимательно слушает его по той причине, что их план-игра не так уж, оказывается, неосуществим, если найдутся два достойных доверия мальчика? Марко перевел дух от волнения, еще ближе придвинулся к отцу и заговорил почти шепотом:

Ведь друзья Самавии точно знают, что должны сделать вестники, посланные передать им сигнал. Они могут научить их, куда им идти и как распознать тайных друзей, которых следует предупредить. Если бы приказ мог быть написан и передан... кому-нибудь, кто... кто научился все запоминать!.. - Марко начал задыхаться и остановился на минутку.

Лористан поднял голову и посмотрел сыну прямо в глаза.

--Кому-нибудь, кого приучили все запоминать? - спросил он.Кому-нибудь, кого этому научили,- продолжал Марко, у которого снова перехватило дыхание от волнения.- Кому-нибудь, кто не забывает... кто никогда ничего не забыл бы... никогда! Этот кто-то мог бы отправиться и сделать все, как ему сказали.

Лористан положил руку ему на плечо.

--Товарищ,- сказал он,- ты говоришь так, точно сам готов идти.

Глаза Марко смело и прямо взглянули отцу в глаза.

--А ты знаешь, что это значило бы, товарищ? - продолжал отец.- Ты прав. Это не игра. Да и ты об этом думаешь, не как об игре. Но подумал ли ты, что случилось бы, если бы кто-нибудь тебя выдал... и тебя поставили бы к стенке, чтобы расстрелять?

Марко вытянулся во весь рост.

--Если бы меня расстреляли, меня расстреляли бы за Самавию,- сказал он,- и за тебя, отец!

Только он произнес эти слова, как кто-то позвонил у парадной двери, и Лазарь отворил ее. Он поговорил с кем-то, а затем они услышали, что шаги его приблизились к их общей комнате.

--Отвори дверь,- сказал Лористан.

Марко тотчас же исполнил его приказание.

--Пришел какой-то мальчик-калека, сударь,- доложил старый солдат.- Он желает видеть мистера Марко.

--Если это Рэт, приведи его сюда.

Марко направился по коридору к парадной двери. Это действительно был Рэт, но уже не в своей тележке. Он опирался на пару старых костылей, и Марко показалось, что у него какой-то дикий, необычный вид. Он был очень бледен, и черты его лица странно исказились. Видимо, что-то испугало мальчика или он чувствовал себя нехорошо.