вспомнить. Такого неразборчивого и старательного любовника ее величеству в шестьдесят

восемь лет уже не найти. А он был куда как прыток на всякие фокусы! Но и графу бы, между нами, не следовало забывать, чья она дочка. Недаром папаша ее казнил двух своих

жен, вот до сих пор показывает топор, под которым отлетели их головки. А чем же

любовник хуже жены?

Красивое лицо Пембрука передернулось. Он ненавидел королеву тяжелой, брезгливой

мужской ненавистью, едва ли не больше, чем самого Эссекса, хотя и Эссекса-то ненавидел

только потому, что тот норовил на его место.

- Ее величество как-то уж крикнула ему: "Ступай и удавись!" А королева знает, что

говорит.

- Да, - сказал Шекспир, - да, так вот какие, значит, дела!

- Лошадь-то у вас есть? - деловито спросил Пембрук. - Если нет, возьмите у меня.

- Не в том дело, - ответил Шекспир, - но стоит ли мне уезжать? Как по-вашему,

опасность действительно велика?

- Да кто его знает. Наверное, нет, - ответил Пембрук, добросовестно подумав. - Уж

слишком они много орут. Об этом уже знает весь город. Потом, при чем тут вы? Только вот

то, что вы поставили эту трагедию.

- Но ведь мне заказали ее поставить, - напомнил Шекспир.

- Ну, что вам ее заказали, об этом спрашивать никто не будет. Вы ее поставили - вот

что важно.

- Нет, нет, я никуда не поеду, - сказал Шекспир решительно. - От кого мне бежать?

Зачем? И разве мне есть чего бояться? Нет, я останусь, конечно.

- Хорошо, - сказал Пембрук, - может быть, это и действительно умнее всего, но только

вот одно прошу вас: ночуйте вы сегодня у меня. Мало ли что случится, если попадетесь

им под горячую руку.

- Ну а что будет тогда? - спросил вдруг очень прямо Шекспир.

Пембрук опять пожал плечами.

- Да кто же знает это? Да и вообще ничего, наверное, не будет. Его светлость размяк, как сухарь в похлебке, и ни на что больше не способен.

- А вы знаете, - вдруг совершенно не в связи с разговором сказал Шекспир и встал, -

ведь она все-таки не солгала вам: я действительно никогда не жил с нею.

Глава 3. ГРАФ ЭССЕКС

I

Когда он вышел от Пембрука, была уже ночь, редкая лондонская ночь, полная звезд, лунного света и скользящего тонкого тумана над рекой. Шекспир шел быстро, но не

намного все-таки быстрее, чем обычно. И по привычке всех высоких прямых людей,

голову держал так высоко и прямо, что со стороны казалось - он идет и пристально

всматривается в даль. Но всматриваться было не во что. После большой гулкой площади

пошли улочки, такие кривые, такие тесные, такие грязные, что казалось, все они уходят

под землю. Правда, они были еще застроены большими двухэтажными домами с острыми

железными крышами, но там, дальше, за их последней чертой, уже начиналась полная

темнота и ночь. Там были разбиты извозчичьи дворы, мелкие кабачки с очень

сомнительной и даже страшной репутацией, темные лачуги - все то, что он, к сожалению, слишком хорошо и подробно знал по памяти прошлых восьми лет. Но он не шел туда. Он

жил ближе к центральным улицам, в большом, хорошем доме, в светлой комнате с тремя

окнами и отнюдь не под чердаком. Он хорошо платил своей молодой хозяйке, дочери

французского парикмахера; хозяйка слегка заглядывалась на него, так что ж ему было

думать о норах и логовах, что находились уже за чертой человеческого обитания.

Мало думал он также и о том, что рассказал ему Пембрук. Все, что касается этой

черной змеи, он знал уже давно. Только не в том порядке. И это уже перестало его трогать.

Но Эссекс, Эссекс, вот что его мучило! Да! Теперь уж, пожалуй, ничего и не сделаешь.

Королеве нужна его голова. Что там ни говори, а должно быть страшная вещь

семидесятилетняя любовница. Чего она только не может потребовать! Тут он даже

замедлил шаг. Как ни проста была эта мысль, но вот так ощутимо, чувственно, почти

зримо, она пришла ему в голову впервые, и он сразу понял ее до конца. Да!

Семидесятилетняя любовница! Кто знает, что скрывается за темнотой этих слов? Он

всегда, еще с тех времен, когда работал мальчиком у отца на городских скотобойнях, был

особенно любопытен к этим черным провалам в душе человеческой. Но это и пугало его, как только он осознал в себе этот интерес. Ладно! К черту! Что еще думать об этом? Ну а

трагедия? Трагедия об убийстве дурного короля во имя короля хорошего. Зачем Эссекс

хотел, чтобы она шла именно в этот день? Он остановился на секунду, потому что вдруг

понял зачем.

А Пембрук знал это.

Знала это и она.

И тут он вдруг ясно понял, что она была в том же самом трактире, откуда после

свидания с ней и спустился к нему граф Пембрук. Это пришло к нему, как внезапное

озарение, и он сразу же почувствовал, что да, вот это и есть правда. И дальше он уже не

смог идти.

Он остановился около какого-то дома, стиснул кулак и, откинув голову, истово

посмотрел на зеленые звезды.

Потом очнулся, взял в руки молоток на бронзовой цепочке и несколько раз ударил в

эту дверь. Ударил в эту крепкую дубовую дверь раз, и два, и три, потому что он стоял, думал, смотрел на звезды около самых дверей своей квартиры.

* * *

Ему отворил мальчишка, которого он держал вместо прислуги. Поднимаясь вслед за

ним, еще на лестнице Виллиам услышал голоса и понял - это зачем-то пришел к нему

Четль, сидит, наверно, раскинувшись в кресле, потягивает пиво или белый херес,

наверное, еще и дымит вдобавок и что-то врет. Он зашел в комнату и увидел - так оно и

есть.

Четль, красный, распаренный, с распущенным поясом на огромном брюхе, как опара,

расползся по креслу и о чем-то рассказывал дочери парикмахера. Пот градом катился с его

теперь почти лиловатого лица, одна рука у него расслабленно свисала, в другой он держал

мощную кружку с элем и отхлебывал из нее. Шекспир сразу же прошел к столу. Хозяйка, увидев его, всплеснула руками и, клокоча от смеха, вместе с креслом повернулась к нему.

- Это такой шалун, насмешник, - начала она, и на щеках ее разом вспыхнули и

заиграли все ямочки. - Он рассказывает о Кемпе, что...

"Рассказывает о Кемпе, - значит, говорил о ней", - подумал Шекспир. Он молча, не

раздеваясь, прошел к столу, и хозяйка растерянно поднялась. Она никогда еще не видела

его таким бледным, помятым, недовольным чем-то.

- А я, дорогой Виллиам... - начал Четль, совершенно не смущаясь.

- Вы давно меня ждете здесь? - сухо спросил Шекспир.

- Да, с вечера, когда вы ушли с тем джентльменом.

Четль, конечно, хорошо знал, с кем именно, но почему-то говорил "с тем

джентльменом". Шекспир прошелся по комнате, потом подошел к стене, где торчал крюк

для одежды, и начал раздеваться. Хозяйка неслышно вышла.

Но Четля-то все это не смущало. Он по-прежнему полулежал в кресле и как будто бы

лениво, но на самом деле очень зорко следил за своим коллегой. Шекспир сел за стол и

поглядел на Четля.

- Пива хотите? - спросил Четль.

Шекспир молча покачал головой.

- Да, - сказал Четль, - а вы, оказывается, молодец. Вот уж никак не ожидал. Тот матрос

саданул прохвоста прямо через стол, а вы в ту же секунду опрокинули рыжего. Он только

ножками - брык! Только посуда загремела. Я и опомниться не успел, как его нет. Лежит

под столом. А на него-то, на него-то... - он вдруг заржал. - И стол, и жбан с пивом, и

закуска какая-то. Здорово, ей-Богу!

- Да, - сказал Шекспир неодобрительно. - А виноваты-то вы!

- Виноват-то, пожалуй, верно, я, - охотно согласился Четль. - Мне, пожалуй, не

следовало говорить об этом. Эти господа, оказывается, куда как прытки, а впрочем, -

прибавил он, подумав с секунду, - они, конечно, уж давно следили за вами. Если бы не этот