— А перекусить не хочешь? — с надеждой протянула я, пока кафешка совсем не скрылась из вида.

Милена одарила меня хмурым взглядом и отпустила мою руку, твердо шагая вперед. Поборов подступающую к горлу тошноту, поплелась за ней следом.

Мобильный завибрировал, я вытащила его из кармана и посмотрела на экран. Вздохнула, увидев номер звонившего и сняла трубку:

— Да.

— Привет, — голос по ту сторону был уставшим, но тем не менее звучал мягко.

И я поймала себя на мысли, что я соскучилась по нему — хоть и говорили вчера, а уже соскучилась. По теплым ноткам; по мужскому тембру, похожему на вельвет или бархат; по небольшой сиплости, которая выдает его с потрохами — наверняка ведь курит, выдыхая через ноздри, скрывая лицо в клубах дыма.

— Привет. Как дела?

— Устал, Катька, — выдохнул он, — Я документы подготовил, помнишь? Говорил про них.

— Помню, конечно, — стараясь не потерять Милену из вида, я прижала трубку к уху посильнее — словно это может сделать меня ближе к нему.

— Ты не дома? — ненавязчиво поинтересовался Рома.

— В зоопарке гуляю с Миленой. Погода хорошая, последние деньки вроде как, — пробормотала и нахмурилась — оправдываюсь, как девчонка.

Снова.

— Ясно. Долго гулять будете?

— Ну, мы только половину обошли, так что… Да.

— Не против, если я приеду? Я сейчас в Мустамяэ, недалеко как раз.

Нагнав дочь, я протянула ей свободную руку, и она вложила свою ладошку в мою. Улыбаясь и морщась от солнца, она шла по дорожке и крутила головой из стороны в сторону, с любопытством осматривая окрестности.

— Приезжай, — ответила Роме.

Он действительно добрался быстро, правда это не спасло меня от посещения серпентария. Шагая уверенной походкой с западных ворот; в одежде, которая была непривычно простой — джинсы, футболка и кожаная куртка, распахнутая настежь — Ромка казался моделью, сошедшей с глянцевой обложки мужского журнала. Взъерошенные русые волосы блестели на солнце, а глаза — красивые светлые глаза, мои любимые — скрывали темные стекла солнцезащитных очков.

— Привет еще раз, — с улыбкой произнес он, подойдя к нам.

— Милена, познакомься, это дядя Рома, — я посмотрела на дочь и поймала наряженный взгляд, — Мой друг. Как Даниэль из садика, понимаешь?

Милена кивнула и покосилась на Ромку. Прижалась к моей ноге и вцепилась в пальцы стальной хваткой, нетипичной для маленького ребенка.

— Он прогуляется с нами, ладно? — тихим, успокаивающим голосом спросила я.

Дочь медленно кивнула и снова хмуро взглянула на меня. Ромка приподнял брови, на что я тряхнула головой.

— Хочешь покачаться? — показав ей качели, я облегченно выдохнула, когда она отпустила мою руку и побежала к детской площадке.

— Она всегда такая молчаливая? — спросил Рома, шагая рядом.

Посмотрев на него я открыла рот, чтобы ответить честно, но проглотила слова и прищурившись уставилась вперед, смотря на дочку и ее рыжие кудри, торчащие из–под шапки.

— У нее есть небольшие проблемы, — сказала, явно преуменьшив.

Ромка задумчиво хмыкнул и толкнул меня плечом, а затем провел ладонью по моей спине — успокаивающим жестом.

— Боится незнакомых?

— И это тоже.

— Тогда не буду навязываться, — он улыбнулся, — Ты что–то бледная, — перевел тему, спасибо Господи.

— Я только что на змей смотрела, — передернувшись, я зажмурилась, — Мерзость.

Звонко рассмеявшись, Рома поднял очки на лоб и подмигнул мне, наклонив лицо к моему уху:

— Боишься? — полу–прошептал и у меня по затылку пробежались мурашки.

— Терпеть не могу.

— А я люблю пресмыкающихся. Они интересные.

Округлив глаза, я отклонилась назад и посмотрела на него. Это что–то новенькое.

— Серьезно?

— Да. Люблю наблюдать за ними, особенно, когда они охотятся. Ты знала, что у змей обе челюсти могут двигаться независимо друг от друга? Именно это позволяет заглатывать добычу целиком.

— Меня сейчас стошнит. Заткнись, ради Бога, — пробормотала я, чувствуя, как краска отливает от лица, и голова идет кругом.

— Ладно, молчу–молчу. Какие планы потом?

— Домой, рисовать, смотреть мультики, ужинать и спать, — огласив весь список, я посмотрела на Милену, которая продолжала раскачиваться на качели, уставившись себе под ноги, — Все, как обычно.

— Понятно, — вздохнул Рома, — Кать, я… — он запнулся на секунду и повернулся ко мне, — Я могу заехать завтра днем?

По моему лицу расползлась широкая улыбка, едва я подумала о том, что завтра днем я буду одна дома. И, раз Рома спрашивает, у него появилось свободное время. Не то чтобы я думала…

— Да, конечно. А во сколько? — выпалила с особым энтузиазмом, и мои щеки вспыхнули.

— В обед, скорее всего. После двенадцати.

— Я могу что–нибудь приготовить, — мой голос дрогнул, и Ромка усмехнулся — понял, почему, — Если хочешь.

— Хочу, — сипло ответил он, убирая мои волосы за ухо, — Мне больше нравится, когда они вьются, — шепотом прокомментировал мою прическу — сегодня я вытянула локоны утюжком, и они лежали ровными прядями на плечах.

— Я учту.

Тихий смешок, его пальцы пробегаются по моей щеке, и я вздрагиваю от их тепла. Прикрываю глаза на долю секунды и опоминаюсь только тогда, когда чувствую его дыхание на своих губах — близко–близко.

— Милена, — шепчу, отстраняясь, — Прости.

— Не могу удержаться, — с мягкой улыбкой произносит он, убирая руку и отступая на шаг, — Мне, наверное, лучше уйти. Просто хотел тебя увидеть.

— Завтра.

— Завтра.

Он все–таки поцеловал меня — покосившись на детскую площадку и убедившись, что Милена не смотрит — быстро мазнул губами по моим. Улыбнулся и попрощался полушепотом, а затем развернулся и пошел к воротам — туда же, откуда и пришел.

В полном раздрае, я молча догуляла по зоопарку с Миленой. Приехала домой и устроилась за столом, пока она рисовала; хмурясь от того, что кое–кто постепенно заполняет все мои мысли.

Это волнительно. Словно глоток кислорода или святой воды — освежает и отрезвляет, дает почувствовать, что я в первую очередь женщина. А Рома… Что чувствует он? Чего хочет? Что можно от него ожидать и к чему готовиться, чтобы не остаться с разбитым сердцем снова?

Да, я знаю его только с лучших сторон: порядочный, волевой, упорный, всегда защитит слабого, но это только то, что на поверхности. И я не могу угадать, что скрывается внутри; какие демоны и какие недостатки могу выплыть из глубин его личности; а горький опыт подсказывает, что так происходит всегда.

12

When your life’s to your limit

You gave all you’ve given

Who you gonna pray to when you’re there?

When you find out that there ain’t no other love

No other love for you

Jarryd James «Do you remember?»

Пышный букет розовых гербер радовал глаз всю следующую неделю — Ромка подарил вместе с хрустальной вазой. Польстило то, что он помнит мои любимые цветы; а также то, что он догадался — вазы в новом доме не предусмотрела.

Он приезжал каждый день, на полчасика — просто попить кофе, обнять и поцеловать в изгиб шеи, пока мыла чашки. Я не возражала, напротив, активно подставляла чувствительное место его губам и отчаянно прижималась к нему, жаждая большего.

«Я не хочу спешить, Ежик» — шептал мне на ухо, пока я терлась о него ягодицами, — «Я хочу смаковать тебя; хочу растягивать удовольствие, но мне надо быть на работе через двадцать минут».

Понимала, что «растягивать удовольствие» означает, что мне нужно устроить дочь на выходные — к бабушке или к отцу. Понимала, что это не правильно, но ничего не могла с собой поделать — в пятницу вечером отвезла Милену к маме; заехала домой, чтобы привести себя в порядок и через час открывала дверь его квартиры своим ключом.

Мне хотелось быть раскованной, уверенной в себе и сексуальной, поэтому я надела лучшее нижнее белье — комплект из полупрозрачного алого кружева, что отлично оттенял мою светлую кожу. К трусикам и бюстгальтеру прилагался пояс для чулок, но я не смогла определиться с их цветом, поэтому пояс просто сидел на бедрах, щекоча чувствительные бедра подвязками. Волосы я убрала наверх, выпустив несколько прядей, чтобы Рома мог накрутить их на палец — как он любит. Лицо закрыла серебристой маской — не спрашивайте, зачем я это сделала. Просто сделала.