пел на концерте в Фидлеровском училище (деньги, собранные на этом концерте,

шли на покупку оружия для рабочих).

Участие в этих концертах, а также пение «Дубинушки» перед рабочей

аудиторией в Киеве и Харькове свидетельствовали о пробудившемся

самосознании певца, который ощутил себя частицей своего народа. Шаляпин

был искренне увлечен революционной волной 1905 года.

«Дубинушка», исполненная Шаляпиным в московском ресторане

«Метрополь», явно испугала власти. Та же «Дубинушка» в исполнении

Шаляпина вскоре прозвучала со сцены Большого театра. Это вызвало яростное

негодование театрального начальства. Управляющий московской конторой

императорских театров Н. К. фон Бооль в срочном донесении в Петербург так

описывал выступление Шаляпина в концерте 26 ноября: «Когда он (Шаляпин.

— Авт. ) исполнил свой номер, публика по обыкновению шумно требовала

повторения. С верхов громко кричали: «Блоху» и «Дубинушку». Шаляпин,

выходя на вызовы, обратился к публике и сказал, что «Дубинушка» песня

хоровая и что поэтому он спеть ее не может, если не будут подпевать. Раздался

взрыв аплодисментов, и Шаляпин начал «Дубинушку». Припевы подхватили в

зале очень дружно и даже стройно. Верхи ликовали, но из лож некоторые вышли

и оставались в фойе, пока Шаляпин совсем кончил». «Неужели это ему сойдет?»

— провокационно спрашивал чиновник.

Шаляпину грозило увольнение, но Теляковский убедил министра двора

барона Фридерикеа в том, что эта мера будет лишь способствовать

популярности певца, создаст вокруг него ореол несправедливой жертвы, вызовет

в массах опасное недовольство. И власти сделали вид, что не придают значения

случившемуся.

События 1905 года разные круги петербургской музыкальной

общественности восприняли по-разному. Русское музыкальное общество, вице-

президентом которого был великий князь К. К. Романов, осудило Римского-

Корсакова. У большинства же музыкантов деятельность композитора находила

поддержку и одобрение. Многие из них, в том числе и Шаляпин,

демонстративно отказались участвовать в концертах общества, протестуя проыщ

его реакционной политики.

В те годы стали играть еще большую общественную роль петербургские

концерты А. И. Зилоти. Оркестр под его управлением исполнял произведения

Римского-Корсакова и Глазунова — тех композиторов, которые находились в

оппозиции к властям. В начале ноября 1905 года в концерте в Дворянском

собрании прозвучали «Дубинушка» — симфоническое произведение Римского-

Корсакова по мотивам бурлацкой песни, и «Эй, ухнем» Глазунова. Оба

композитора, как и Шаляпин, черпали материал для вдохновения в том же

источнике — русской народной песне. Концерт проходил при свечах «из-за

бастующего электричества», как писала «Русская музыкальная газета».

В декабре 1905 года Римский-Корсаков и Глазунов пригласили Шаляпина

участвовать еще в одном концерте в Дворянском собрании. Шаляпин на бис пел

«Дубинушку», и зал восторженно приветствовал исполнителя.

Активное участие Шаляпина в общественной жизни, его искренний интерес

к политическим событиям не дают, однако, оснований полагать, что он был

убежденным революционером. Его поступки часто были стихийны,

импульсивны, хотя побуждения глубоко искренни. Известно, что именно после

1905 года Шаляпин в разговоре с Горьким спросил совета писателя, не следует

ли ему вступить в социал-демократическую партию. Горький тогда твердо

возразил ему: «Ты для этого не годен. И я тебя прошу, запомни один раз

навсегда: ни в какие партии не вступай, а будь артистом, как ты есть. Этого с

тебя вполне довольно».

Исследователь жизни и творчества Шаляпина М. О. Янковский справедливо

считал, что тесные дружеские отношения с Горьким явились основной

причиной того гражданского пробуждения, которое характерно для Шаляпина в

пору первой русской революции. «Начиная с 1901 года, — писал Янковский в

вышедшей в 1972 году монографии об артисте, — Шаляпин, по сути, впервые

задумывается о вопросах, которые давно уже волновали передовые слои

русского общества. Несомненно, встречи в Нижнем Новгороде, где Горький

отбывал свою ссылку, общение там с другими лицами, находившимися в том же

подследственном положении, участие в концертах в пользу Народного дома,

бесчисленные ночные беседы с Алексеем Максимовичем — все это

содействовало известной активизации интереса к тому, что происходило в

стране. Итоги Русско-японской войны и события 9 января 1905 года явились

мощными толчками к тому, чтобы певец призадумался о происходящем в

России».

Именно тогда у Шаляпина возникла мысль создать могучий образ богатыря

Разина. Он не раз уговаривал Горького написать либретто оперы, а Глазунова —

музыку.

Летом 1905 года Горький, все еще находившийся в связи с январскими

событиями под следствием, жил в дачном поселке Куоккала, в 40 километрах от

Петербурга по Выборгской дороге. Рядом с Горьким в ту пору — его верный

друг и спутник Мария Федоровна Андреева, покинувшая Художественный театр

для того, чтобы целиком посвятить себя революционной борьбе.

Двухэтажный деревянный домик с мезонином под названием «Линтула»

(что в переводе с финского значит «Птичья») был снят Горьким и Андреевой у

дачной владелицы Эрстрем. Окна выходили на Финский залив, Горький подолгу

любовался прекрасным видом из окна своей комнаты.

В «Линтуле» нередко собирались В. Г. Короленко, В. В. Вересаев, Л. Н.

Андреев, А. И. Куприн, И. Э. Грабарь, М. В. Добужинский, В. А. Серов. Бывал

здесь и Шаляпин. Летом 1905 года Серов писал портрет Горького. В том же году

художник создал знаменитый портрет Шаляпина мелом и углем.

Летом 1605 года Горький и Андреева — частые гости в усадьбе Репина

«Пенаты». Навещал художника и Шаляпин. Гости подолгу разговаривали в

большом светлом кабинете художника.

3 февраля 1906 года в Петербурге наконец был открыт памятник М. И.

Глинке. Монумент создавался на деньги, собранные петербуржцами. Открытие

было приурочено к сорок девятой годовщине со дня смерти композитора. А

вечером на сцене Мариинского театра вновь шла опера «Руслан и Людмила» с

участием Шаляпина.

Стасов ликовал, это был для него большой личный праздник — ведь он всю

жизнь пропагандировал творчество Глинки. За несколько дней до памятного дня

он писал Глазунову, обращаясь к нему с просьбой помочь И. Е. Репину, который

желал принять участие в торжествах, побывать на спектакле и на церемонии

открытия памятника: «Мне смертельно хотелось бы, да и самому Репину тоже,

чтобы ему быть 3 февраля и на открытии у нас «Америки» (так Стасов называл

новый памятник. — Авт. ) на площади Мариинской (имелась в виду Театральная

площадь. — Авт. ), а также на шаляпинском Фарлафе внутри оперного дома — в

тот же вечер. Ведь Репин порядком повозился с обоими этими ребятами: с

Михаилом из Смоленска (имеется в виду Глинка. — Авт. ) и с Федором из

Казани (Шаляпиным. — Авт. ). Обоих писал и рисовал он. Да еще и будет,

наверное. Значит, как бы ему хотелось повидать обоих, одного на площади с

венками, другого на театральном паркете, где он прячется „во рву”».

Готовя партию Фарлафа, Шаляпин часто советовался со Стасовым.

— Эх, Владимир Васильевич, — говорил Шаляпин, — если бы я слышал в

жизни столько, сколько вы!

— А на что вам? — лукаво отвечал Стасов.

— Да вот знаешь, за кого уцепиться, когда делаешь новую роль. Пример —

Фарлаф! Вы вот Осипа Афанасьевича Петрова слышали?

— Слышал, и это было очень хорошо, но...

— Что но?

— Надо всегда думать, что сделаешь лучше, чем до нас делали.