направились на Галерную.

Участник этого вечера, в то время начинающий актер Р. Шау вспоминал, что

вечер прошел под девизом: «Все наоборот». У подъезда всех входивших

встречало обращение примерно такого содержания: «Дорогие гости! Сегодня у

нас все наоборот. Вас будут обслуживать на вешалке, за столом и в буфете не

гардеробщики, не официанты, а будущие актеры (ученики театральной школы).

В кабаре выступят звезды петербургских театров, но сегодня они забудут свое

амплуа, свои роли, свои арии, свои романсы — они будут делать все наоборот».

Гости стремились быть верными теме вечера. Шаляпин выступил как

драматический актер, читал монолог Барона из «Скупого рыцаря». Слушатели

были потрясены трагической силой пушкинского слова.

— Теперь, Анастасия Дмитриевна, ваша забота — * вернуть хорошее

настроение гостям, — сказал Шаляпин, уступая эстраду певице.

Вяльцева после небольшой паузы вдруг запела «Блоху». Шаляпин хохотал

больше всех, услышав свой коронный номер. А в заключение вечера Айседора

Дункан в немыслимом костюме шансонетки, тут же наскоро сделанном для нее

Головиным, спела игривую песенку, пританцовывая, как истинная звезда кабаре.

Гости уже собрались уходить, когда на огонек зашел А. И. Куприн со своим

неизменным в ту пору спутником — знаменитым цирковым клоуном Жакомино.

— Только не читать, — предупредили писателя.

Тогда Куприн и Жакомино затеяли чехарду, ловко перепрыгивая друг через

друга. Завершая номер, писатель воскликнул, как прирожденный циркач:

— Вуаля! Все!

Победителям — Шаляпину, Айседоре Дункан и А. Д. Вяльцевой вручали

премии — картины. Шаляпин отдал свой приз Куприну, сказав ему:

— На, Саша! Ты заслужил все три приза, но неудобно отнимать у дам.

Шаляпин не раз бывал у петербургских художников в их клубах. Из

художников ближе всех Шаляпину был, без сомнения, Александр Яковлевич

Головин. Головин услышал о певце от И. И. Левитана, который при встрече

буквально забросал своего петербургского коллегу вопросами: «Видели ли вы

Шаляпина? Слышали его? Знаете ли вы, что такое Шаляпин?» Тесное

творческое содружество Головина с Шаляпиным началось позднее, когда он

оформил в Большом театре «Ледяной дом» (1900) и «Псковитянку» (1901) и

стал художником Большого и Мариинского театров. Шаляпин в ту пору перешел

из Русской частной оперы на казенную сцену. Вскоре Головин переехал в

Петербург. Получив должность декоратора петербургских императорских

театров, он оформил много спектаклей с участием Шаляпина.

В 1901 году Шаляпин пел в Милане и покорил темпераментную и

искушенную итальянскую публику своим Мефистофелем. Немало

способствовал успеху сценический костюм, созданный по эскизу Головина.

Художник помог Шаляпину обрести на сцене чувство свободы и раскованности.

Рядом с ремесленными декорациями и костюмами миланского театра облачение

Шаляпина выглядело особенно эффектно. «...Если бы Вы и милый Саша

Головин посмотрели на сцену, каким резким пятном осталась бы в вашей памяти

моя фигура, одетая пленительно в блестящий костюм. Как благодарен я Вам и

моему симпатичному и любимому Александру Яковлевичу Головину», — писал

Шаляпин из Милана В. А. Теляковскому.

Шаляпин не сразу постиг эстетический и философский смысл образа

Мефистофеля. Сохранилась фотография молодого Шаляпина в костюме а-ля

средние века, со смешным перышком на шляпе. Она свидетельствует о

наивности трактовки образа Мефистофеля Шаляпиным и о его неискушенности

в сценическом искусстве. Певец скован в движениях. Улыбка, которой он

пытается придать нечто зловещее, выглядит искусственно. Она не может скрыть

неумелости, наивной бравады.

Стремительную эволюцию, которую пережил образ Мефистофеля в

творчестве Шаляпина, помогает понять картина К. А. Коровина «Сцена на

площади» («Фауст»). Художник запечатлел в роли Фауста итальянского тенора

А. Мазини — в темном плаще, с поблескивающим белым пером на шляпе. Но

основное колористическое пятно и композиционный центр картины —

Мефистофель — Шаляпин, в динамичной позе, в красном одеянии, с лютней в

руках. Лицо Мефистофеля, закрытое плащом, почти не видно. Но в постановке

фигуры ощутима свобода, энергия, властность. Шаляпинский Мефистофель,

поющий серенаду, легок, строен, изящен, обольстителен.

Головин тоже запечатлел Мефистофеля в том самом красном костюме,

который покорил сердца миланцев, Мефистофель обернулся как бы внезапно,

вполоборота. Яркость пурпурного плаща, камзола особенно выделяется на

бледно-голубом фоне. И такого же голубоватого оттенка лицо — значительное,

одухотворенное жестокой огненной силой, искривленное дьявольской улыбкой.

Многие портреты Шаляпина Головин писал в тяжелейших условиях —

ночью, в декорационной мастерской, расположенной под сводами крыши

Мариинского театра. Эту мастерскую Головин создал сам.

Когда художник пришел в театр, выяснилось, что работать ему, в сущности,

негде. Просторного помещения не было. Огромные кулисы и занавес художник

расписывал один, без помощников. Костюмы по его эскизам делались

полукустарным способом, часто на квартире управляющего театрами

Теляковского при содействии его жены. Головин не только открыл в театре

просторную художественную мастерскую, он расширил штат оформителей,

привлек к работе театральных художников М. П. Зандина, Б. А. Альмедингена и

других.

Художник Б. А. Альмединген так описал один из театральных вечеров, когда

по обыкновению приступал к работе А.Я. Головин: «...Площадь Мариинского

театра. Двенадцать часов ночи. Мороз лютый. Из подъезда театра движется

поток людей: это зрители расходятся по домам. Возбужденная толпа полна

впечатлениями от спектакля. Знать и богачи степенно направляются к своим

каретам и автомобилям, остальные бегут к трамваю. Многие кличут

закоченевших извозчиков.

На площади горят костры. Возле них в ожидании седоков обычно греются

извозчики и кучера, которые так же, как сто лет назад, «бранят господ и бьют в

ладоши». Вся площадь в движении: фантастическое мелькание от огней костров

и перебегающих фигур, шум, крики, фразы о спектакле...

Постепенно свет в окнах меркнет, гаснут одинокие фонари, обнажается

темный силуэт театра. Публика разошлась, и безлюдную площадь охватывает

зимняя ночь.

...Театр мрачен, но пытливый наблюдатель замечает едва пробивающийся

свет под самой крышей, в одиннадцати полуциркульных окнах. За этими окнами

то место, где создаются «сценические красоты».

В громадной полукруглой мастерской, повторяющей площадь

расположенного под ней зрительного зала, знаменитый художник театра

Александр Яковлевич Головин создает декорации...»

Портрет Шаляпина в роли Мефистофеля был написан Головиным в одну

ночь. «У Шаляпина было в то время обыкновение превращать ночь в день, а

день в ночь, — вспоминал позднее художник, — он выразил желание позировать

мне после спектакля, если угодно до утра, но с тем чтобы портрет был закончен

в один сеанс. Пришлось согласиться и писать портрет при электрическом

освещении. Работа шла у меня почти без перерывов, мне хотелось во что бы тб

ни стало окончить ее, и это удалось, но помню, что устал я ужасно, и когда я

клал последние мазки внизу картины и нагибался, с меня буквально лился пот,

стекая со лба на пол, — до такой степени я изнемог».

Еще один портрет Шаляпина в роли Мефистофеля Головин выполнил в 1909

году. Фон картины выдержан в холодных серебристо-голубых, как бы

мерцающих тонах. Обнаженное плечо, крепкая мускулистая рука придерживает

мертвенно-серый плащ. Другой рукой, вытянутой вперед, Мефистофель как бы