МЫ ПОЛНЫ ЧУВСТВА НАЦИОНАЛЬНОЙ ГОРДОСТИ, и ИМЕННО ПОЭТОМУ МЫ ОСОБЕННО НЕНАВИДИМ СВОЕ РАБСКОЕ ПРОШЛОЕ...

В. И. Ленин. «О национальной гордости великороссов»

«ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА».

СТАТСКИЙ СОВЕТНИК ИВАНОВ.

Офорт Ю. Ворогушина. 1956-1957

«ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА».

УГРЮМ-БУРЧЕЕВ.

Офорт Ю. Ворогушина. 1956-1957

САТИРИЧЕСКИЕ ХРОНИКИ

Сатирические хроники Щедрина, которые он начал создавать после «Истории одного города», по жанру отличаются от циклов сатирических очерков.

Единая тема, единая мысль связывает все повествование хроник. В «Господах ташкентцах» — это показ формирования «ташкентцев-цивилизаторов», их антинародных действий в послереформенное время; в «Дневнике провинциала в Петербурге» — оживление крепостников-хищников и их переход на капиталистические позиции; в «Благонамеренных речах» — хозяйничание народившейся буржуазии и групп, ее обслуживающих, наглое попрание буржуазной нравственности, семейных принципов и т. д.; в «Круглом годе» — изображение действий послереформенной, «новой» администрации, враждебной народу; в «Письмах к тетеньке» — картина разгула крепостнической и буржуазной реакции 80-х годов и т. д.

Хроника «Господа ташкентцы» (1869-1873) рисует действия старорежимных хищников с их традициями ограбления народа и хищников молодых, для которых характерны определенные моральные черты, необходимые для успешной карьеры «цивилизатора».

«Ташкентцами» Щедрин называл хищников потому, что они посылались правительством «цивилизовать» вновь завоеванные области на востоке. «Как термин отвлеченный, Ташкент есть страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем», — пишет сатирик.

Щедрин создал в этой хронике целую галерею разнообразных типов капиталистических «цивилизаторов», вышедших из различных, главным образом привилегированных, групп российского общества. Тут*и чиновники, и помещики, и аристократы, и мелкие буржуа. «Очень часто, — пишет сатирик, — эти люди весьма различны по виду, но у всех имеется один соединительный крик: «Жрать!»

Персиянов, Мангушев, семейство исправника Хлынова, семейство помещиков Велентьевых, сын чиновника Нагорнов — все они, и молодые и старые, являются хищниками-паразитами. Всеми владеет одна мечта: как бы более ловко обездолить других, быстрее обогатиться, дорваться до настоящего грабежа. Молодое поколение учится в специальных учебных заведениях и выходит на арену государственной деятельности лишенным всех моральных принципов, с одним напутствием родителей: «Рви!» Свои ненасытные аппетиты «ташкентцы» удовлетворяют за счет обездоленной массы «людей, питающихся лебедой». «Человек лебеды» вконец забит и ограблен. Он представляет собой, по мнению сатирика, в большинстве своем «бесшумное стадо, пасущееся среди всевозможных недоразумений и недомыслий, питающееся паскуднейшими злаками, встающее с воеходом солнца, засыпающее с закатом его, не покорившее себе природу, но само покорившееся ей».

С невыносимою болью в сердце я должен был сказать себе: Дерунов — не столп! Он не столп относительно собственности, ибо признает священною только лично ему принадлежащую собственность. Он не столп в отношении семейного союза... Наконец, он не может быть столпом относительно союза государственного, ибо не знает даже географических границ русского государства...

М. Е. Салтыков-Щедрин. «Благонамеренные речи»

«СОВРЕМЕННАЯ ИДИЛЛИЯ». СВАДЬБА ФАИНУШКИ.

Рисунок В. Козминского

«БЛАГОНАМЕРЕННЫЕ РЕЧИ». ДЕРУНОВ.

Рисунок А. Ванециана. 1939

КУЛАК-МИРОЕД.

Рисунок К. Чичагова

«Мрак, окружающий его («человека, питающегося лебедой».— М. Г.), густ очень достаточно», и без борьбы, без уничтожения «ташкентцев» он никогда не выйдет из этого мрака. Сознавая пассивность народа, призывая к борьбе с «ташкентцами», Щедрин ни на секунду не забывает, что масса «человека лебеды» не однородна, что есть среди нее «элементы, представляющие идею демократизма», и им отдает он свою пламенную любовь. Надо только найти дорогу к сознанию этого обездоленного, «секретно мыслящего, и секретно вздыхающего, и секретно вожделеющего субъекта». «Ташкентцы» не знали и не хотели знать народа. Не знали его и либералы. К этому времени либерализм уже настолько раскрыл свое хищное лицо, что даже для «ташкентцев» стало ясно, что «либерал» и «негодяй» — понятия однозначные. Подлинно свободолюбивую, благородную душу народа могли раскрыть только люди, близкие к нему, — революционные демократы. Именно революционный демократ, по мнению Щедрина, мог «обозревать человека, питающегося лебедою, оставаясь самим собой, то есть не ташкентствуя, но и не лебезя».

Щедрин не раскрывает психологии персияновых, неугодовых и им подобных изнутри. Он сознательно подчеркивает, что никаких переживаний, колебаний и сомнений у них и не было. Их поступки так же несложны и примитивны, как и мысли. Они болтают, едят, развратничают, нагло рвутся к власти. Умственная и душевная примитивность этих типов сочетается с почти подсознательной звериной ненавистью ко всему подлинно человеческому, прогрессивному. В Персиянове, Нагорнове — «ташкентцах приготовительного класса» — Щедрин показал развитие основных моральных и социальных качеств, свойственных административному аппарату самодержавия.

Как и ранее, Щедрин идет здесь по пути выделения и подчеркивания ведущих социальных черт типа. В образах Персиянова, Мангушева, Неугодова главное — паразитизм, пустословие, внешний лоск, умственная пустота; в образе «палача» Хмылова — жестокость, глупость, жажда грабежа; в образе будущего финансиста Порфирия Валентинова — страсть к наживе, хитрость, лицемерие, бездушие.

Этим обусловливается и их внешний, опять-таки собирательный портрет — злобного животного. Черты животности во внешнем портрете Щедрин подчеркивает и в очерках о «ташкентцах», и в «Круглом годе». «...Мимо меня проходили не люди, а нечто вроде горилл, способных раздробить зубами дуло ружья... Чего хотели эти человекообразные? Чему они радовались?»

«Ташкентцам» в этой сатирической хронике противопоставлен собирательный образ народа — «человека, питающегося лебедою», «человека лебеды» (в более ранних произведениях он носит собирательное имя Иванушки).

«Ташкентство пленяет меня не столько богатством внутреннего своего содержания, сколько тем, что за ним неизбежно скрывается «человек, питающийся лебедою», — пишет Щедрин.

Время, когда создавались «Господа ташкентцы» и сатирическое обозрение «Дневник провинциала в Петербурге», было временем бурного развития капитализма в России.

«Хищник» — вот истинный представитель нашего времени, вот высшее выражение типа нового ветхого человека. «Хищник» проникает всюду, захватывает все места, захватывает все куски, интригует, сгорает завистью, подставляет ногу, стремится, спотыкается, встает и опять стремится... «Хищник» — это дикий в полном значении этого слова». Помещики Дракины, Хлобыстовские и Лизоблюды, размотавшие выкупные свидетельства, теперь шли развернутым фронтом на ошеломленного обывателя разоренной деревни.