Что же тогда приключилось? А вот что воистину: приходит царь к этому старцу в келью, зная, что он был угодным советчиком его отца и было между ними согласие во всем, и спрашивает его: «Как мог бы я хорошо царствовать, чтобы своих великих и сильных иметь в послушании?» И подобало бы ему ответить: самому царю следует быть как голове и любить мудрых советников своих как свои члены, и другими многими словами из Священного Писания ему следовало бы советовать и поучать христианского царя, что было бы достойно человека, некогда бывшего епископом и находящегося в довольно престарелом возрасте. Он же что сказал? Начал шептать ему в уши, по старой своей злобе, как и отцу его, ложные доносы (у Курбского «сикование». —Н.Э.) и такие слова произнес: «Если хочешь самодержцем быть, не держи ни единого советника мудрее себя, потому что сам есть всех лучше; так будешь тверд на царстве и все будешь иметь в своих руках. А если будешь иметь мудрейших около себя, по нужде будешь послушен им». И так сплел он силлогизм сатанинский. Царь же его руку поцеловал и сказал: «О, если бы и отец мой был бы жив, таких полезных слов не поведал бы мне!»

Здесь мы приведем пример из истории, как соотносится древний голос отца с новым голосом сына. Изначально отец, прежде бывший Фосфоросом, увидев себя пресветлым и сильным и над многими ангельскими полками чиноначальником, поставленным Богом, и забыв, что сам он существо тварное, сказал себе: «Погублю землю и море и поставлю престол мой выше облаков небесных и буду равен Всевышнему[ix], как если бы сказал: «И могу сопротивляться Ему». И тотчас с восходом дня ниспал он в преисподнюю, так как, возгордившись, не сохранил своего чина и как писано: из Фосфороса в Сатану[x] превратился и стал отступником. Как будто тот древний отступник шептал устами нашего престарелого монаха: «Ты лучше всех и не достоит тебе никого иметь мудрого», как бы сказал: «Потому что ты Богу равен».

О голос, воистину дьявольский, исполненный всякой злобы, презрения и забвения. Забыл епископ, что сказано во Втором Царстве: однажды советовался Давид с синклитиками своими о том, как сосчитать ему людей израильских ради обложения данью. Советники сказали ему, что он не сможет сосчитать, так как Господь, по обещанию Аврааму, умножил люд израилев как песок морской. Но он не послушал советников своих и приказал считать людей, для того чтобы увеличить дань[xi]. Забыл, что принесло непослушание синклитского совета и какую беду навел из-за этого Бог? Едва весь Израиль не погиб, если бы царь покаянием и слезами не спас его. Запомнил ли, что гордость и презрение юных к совету старших принесло Ровоаму безумному[xii]? И ему (Топоркову. — Н.Э.) следовало, как писано в Священном Писании, поучение давать царю, покаянием очищенному, вместо тех шептаний незаконных, которые он в уши ему вкладывал, как будто ленился прочесть завещанное золотыми устами в Слове о Духе Святом, начинающемся словами: «Вчера от нас любимцы...», так же и в другом Слове, в девятом, в последней строке похвалы о Святом Павле, где начало: «Обличили нас друзья некоторые...». Здесь восхваляется дар духа, даваемый по Божественному совету, и приводятся рассуждения о различных возможностях духовных, например, об умении воскрешать мертвых, творить удивительные чудеса и говорить на различных языках, обладать даром провидения и давать полезные советы, способные принести прибыль царству. В подтверждение этого приводится пример Моисея, человека не худого и не безвестного, с Богом беседовавшего, и море разделившего[xiii], и победившего Фараонова Бога и пресияьных Амалехитов[xiv], и сумевшего явить людям много чудес, но не обладавшего даром советовать. Моисей воспринял совет от тестя своего Рагуила, а Бог похвалил его совет и в Закон его записал, более пространно, нежели это было известно ранее. Если царь поставлен на царство, а способностей на то ему от природы не дано, то должен искать доброго и полезного совета, и не только у советников своих, но и у всех своих подданных, поскольку духовный дар дается не по богатству и не по силе царства, но по душевной мудрости, так как Бог не смотрит на могущество и гордость, а только лишь на правду сердечную и тем людям дает свои дары, которые способны их воспринять своей душой. Ты же все это забыл! И из уст твоих вместо благоухания смрад исходит. И еще вот что к этому надо добавить: только бессловесные управляются чувствами, а наделенные словом люди во плоти и даже бестелесные святые ангелы советом и разумом определяют свои действия, как Дионисий Ареопагит[xv] и другие великие учителя пишут о том. А о ком вспоминать из древних и чей блаженный образ представить? У всех на устах имя деда царя, Иоанна великого князя, который сумел расширить пределы своего государства и, что удивления достойно, так это то, что, будучи в неволе у великого царя ордынского, сумел выгнать из юрт и разорить басурман, но не ради кровопийства и грабежа, а по совету с мудрыми и мужественными его советниками, ибо рассказывают, что он никогда ничего не начинал без глубокого и многократного совета.

Силлогизм песношского старца не только против древних великих святых, но и новых, которые в согласии наставляют: любящий совет любит и душу свою; а он говорит: «Не держи советников мудрее себя». О дьяволов сын! Зачем ты в человеческом естестве жилы пресек и всю крепость разрушил и в сердце царя христианского посеял безбожную искру, от которой во всей Святорусской земле лютый пожар разгорелся? О, я даже слов не нахожу, чтобы рассказать! Откуда эта великая злоба взялась, какой в нашем народе никогда не бывало, а только от тебя и ведется ее начало? Но далее я расскажу вкратце о результатах твоих лютых дел.

Воистину делами своими ты превзошел совет, данный Бассианом Топорковым, ибо ты не топорком — малой секирой, а воистину великой и широкой, самим оскордом (топором. — Н.З.)посек благородных и славных мужей по всей великой Руси. Это по твоей вине, Бассиан Топорков, царь наш злобой был начинен и пострадали от него многие воины и бесчисленное множество простых людей. Но оставим это и возвратимся к нашему рассказу. Напившись смертоносного яда от этого православного епископа, царь продолжил путь Яхромой-рекой до Волги, Волгой же плыл около десяти миль до Шексны, а Шексной вверх, до великого Белого озера, на нем и город стоит. И не доезжая до Кириллова монастыря, когда еще плыли по реке Шексне, сын Иоанна, по пророчеству святого Максима, умер. Вот первая «радость» по молитвам епископа Вассиана Топоркова! Бот получение мзды за обеты, не по разуму данные и не богоугодные! Приехал Иоанн в Кириллов монастырь в печали и тоске и затем возвратился с пустыми руками в большой скорби в Москву.

К тому же достойно вкратце упомянуть, как он презрел первый полезный совет, данный ему еще в Казани его синклитиками о том, что не стоит уходить из Казани, пока не будут искоренены полностью басурманские властители, как прежде я писал об этом. Что же для усмирения гордости попустил Бог? Ополчились против царя оставшиеся казанские князья и вместе с прочими народами языческими, нападая не только на саму Казань, но и из великих лесов наезжая на Муромскую землю и даже на сам Нижний Новгород, и захватывали людей в плен. И так было непрерывно после взятия Казанского царства, около шести лет, в течение которых все новопоставленные в той земле города, да и некоторые в Русской, осаждались ими. И была тогда битва с басурманами; во главе наших полков стоял гетман — известный муж Борис Морозов, прозванный Салтыковым, в результате которой погибли полки христианские от язычников и сам гетман был пленен. Они держали его живым в течение двух лет и не соглашались ни на выкуп, ни на обмен на своих пленных, а потом убили. В те шесть лет много было битв и большое количество христианских воинов погибло в непрерывной войне с ними, ибо бились поганые ожесточенно, для их веры неожиданно.

На шестой год царь собрал большое войско — более тридцати тысяч и поставил над ними трех воевод: Иоанна Шереметева[xvi] , мужа очень умного и провиденциального и от молодости искусного в военных делах, и вышеупомянутого Семена Микулинского, и меня, а с нами немало стратилатов, храбрых и высокородных. Мы, придя в Казань, дали немного отдохнуть войску и пошли далеко в казанские пределы, где казанские князья сидели со своими поганскими полками. Их было там около пятидесяти тысяч и сидели они в ополчении, выставляя оттуда воинов на битву с нашими передними полками. Сражались, как я помню, около двадцати раз; было им очень удобно на своей земле воевать, в знакомых местах, да еще и из лесов подоспевала к ним помощь; сопротивлялись они отчаянно, но везде по благодати Христовой были побеждаемы христианами. Да и погода нам благоприятствовала. В ту зиму были великие снега, без северов[xvii], и мало осталось врагов, так как ходили мы за ними целый месяц, а наши передние полки гонялись за ними за Уржум и Мешь-реку, за великие леса, и оттуда аж до башкирского народа, что на Каме-реке вверх к Сибири обитает. И сколько там их осталось — те покорились нам. Воистину есть что писать по порядку о тех сражениях с басурманами; но для краткости оставлю. Однако тогда мы погубили более шестидесяти тысяч басурманского воинства с их атаманами среди них известных губителей христиан Янчору Измаильтянина и Алеку Черемисина и много других князей[xviii]. И возвратились мы в отечество с Божьей благодатью, пресветлой победой и большой добычей. И с этого времени начала миряться и покоряться Казанская земля нашему царю.