Но не только сочинения западноевропейских мыслителей были предметом его изучения и размышлений. Князь Андрей хорошо знал и труды русских писателей. Так, он был в курсе всего круга политико-правовых проблем, обсуждавшихся в политической полемике его времени. Безусловно, он был знаком с острой публицистикой нестяжательского и иосифлянского направлений мысли, возникших во внутрицерковной среде, а затем выплеснувшихся в политические споры, захватившие широкие круги общества. Сам Курбский придерживался нестяжательской ориентации во взглядах[xvi]. Несомненно знал он и произведения более ранних мыслителей, что явно ощущается как в круге затронутых им проблем, так и в способах их разрешения. Известны ему и произведения его «превозлюбленного учителя» Максима Грека и его ученика, писателя Зиновия Отенского[xvii], высказавшего свой взгляд на форму правления и организацию правосудия в стране. Прославился Зиновий фундаментальным разоблачением «Нового учения» Феодосия Косого, бежавшего в Литву («Истины показания к вопросившим о Новом учении»).

По долгу службы читал князь Андрей, вероятно, и челобитные КС. Пе-ресветова, предложившего правительству Ивана IV программу реформ, которая почти полностью была реализована в 50-е гг.XVI столетия. Встречаются в произведениях Курбского и формулы, используемые старцем псковского Великопустынского Елеазарова монастыря Филофеем в его Посланиях к великим князьям: Василию Ивановичу и Ивану Васильевичу.

Влияние произведений Курбского на современников и последователей было весьма значительным. Не только отдельные «обличения», но и вся концепция «Истории» не как хронографии, а как труда, ставящего себе задачей исследовать и понять причины происходящего «злодейства», оказали серьезное влияние на историков, политических мыслителей и писателей. Государев дьяк Иван Тимофеев, исследуя в своем «Временнике» причины, в силу которых «наказана наша страна, славе которой многие славные завидовали, так как много лет она явно преизобиловала всякими благами», пришел к выводу, что причиной всех обрушившихся на Россию «наказаний» и бед (Смута 1598—1613 гг., Самозванцы, интервенция поляков и шведов) является опричнина Ивана Грозного, в результате введения которой сам царь действовал как «мирогубитель и рабоубитель». Он разделил землю своего государства («как секирой рассек») на две половины и натравил одну половину единоверных людей на другую, «вельмож, расположенных к нему, перебил, а других изгнал в страны иной веры», играл «божьими людьми» и церковью, верил ложным доносам, награждал своих «словоласкателей», а сам был лишь «лживым храбрецом». Тимофеев почти в тех же выражениях, что и Курбский, отмечает полное крушение правосудия в стране[xviii].

Этот писатель XVII в. безусловно обнаруживает знание произведений Курбского, как в концепции замысла, так и в отдельных словесных формулировках. Сам Иван Тимофеев был человеком образованным, и современники называли его «чтецом и временных книг писцом».

Влияние трудов Курбского обнаруживается и в произведениях писателей XVIII, ХГХ и XX вв., о чем уже было сказано выше.

Карьера А.М. Курбского в начале его деятельности складывалась весьма удачно, благодаря его личным, весьма недюжинным заслугам; как отмечает сам князь, «чин боярина, советника и воеводы» он получил за беззаветную службу царю и своему отечеству. В 1550 г. воевода награждается землей, в 1552 — получает чин боярина, а затем и звание Слуги, которое, как сообщает Н.Г. Устрялов, имели немногие, и среди них известны только: Д. Щеня, Семен Ряполовский, князь Коркодинов, М.М. Воротынский и М.И. Воротынский[xix].

А.Н. Ясинский отмечает, что после победы над крымцами (1552) Курбский возвратился в Москву, «чтобы принять участие в обсуждении государственных дел». Ясинский не сомневается в том, что Курбский был не только членом Боярской думы, но активно принимал участие в делах правительства. Современный ученый С.О. Шмидт также полагает, что Курбский играл «заметную роль в общественной жизни того времени». Эту точку зрения поддерживает и Ю.Д. Рыков[xx].

Напротив, в настоящее время появились высказывания, оспаривающие данный взгляд на политическую карьеру Курбского. Так, Д.Н. Альшиц и А.И. Филюшкин полагают, что нет данных для того, чтобы считать князя Андрея приближенным к государю и тем более членом Боярской думы, а мнение о его участии в разработке реформ 1550-х гг. основано только на его собственных заявлениях, кроме того, утверждает А.И. Филюшкин, «его подпись отсутствует на документах по разработке реформ 1550-х годов»[xxi]. В данном случае, как представляется, не так важно, стояла ли его подпись под документами, которыми вводились те или иные преобразования в стране. Здесь скорее имеет значение та линия в политике, которая им поддерживалась, и то, на какие ценности он ориентировался в моделировании желательных с его точки зрения политических порядков. Академик А.Д. Сахаров также не подписывал никаких документов, но его политическая ориентация не вызывает сомнений, так же как и его влияние на целый ряд политических процессов, происходивших в нашей стране.

Политика правительства 40—50-х гг. XVI в. и проводимый им курс реформ практически полностью соответствовали тем политическим и правовым взглядам, которые A.M. Курбский неоднократно высказывал почти во всех своих произведениях. Во время преобразовательного подъема это правительство, образовавшееся в начале 50-х гг. при молодом царе Иване IV, известное впоследствии под названием Избранной рады (кстати, с легкой руки именно A.M. Курбского), провело ряд реформ, затронувших разнообразные области организации и управления в стране. Так, был принят ряд административно-финансовых узаконений, в результате которых вводилась новая налоговая система и уничтожались наместничества. «Указом о кормлениях» устанавливались новые формы местного управления, «Приговором 1551 г.» и «Уложением о службе 1556 г.» оформлялись основы формирования постоянного стрелецкого и поместного войска. Принятие Судебника 1550 г. и «Уложения о новых формах суда» определило правовые основы деятельности всех органов государства.

По кругу вопросов, которые регулировались новым законодательством, а также по уровню юридической техники русская юридическая культура превосходила в этот период общеевропейский уровень.

В середине XVI в. начали формироваться Соборы. В этот период они не имели еще четкой социальной структуры, порядка образования и определенного политического статуса, но тем не менее соборная форма предусматривала необходимость широкого коллегиального «решения политических дел — общегосударственных, военных, судебных... она существовала и развивалась в рамках централизованного государства и содействовала его дальнейшей централизации». При этом, как далее отмечает С.О. Шмидт, Соборы не являлись помехой и не ограничивали царскую власть[xxii]. Напротив, Р.Г. Скрынников усматривает в наличии Соборов безусловное свидетельство ограничения царской власти[xxiii]. Вопрос о соотношении формы правления и политического режима (опричнины) до настоящего времени решается в науке различно.[xxiv]

Л.В. Черепнин (в данной исторической ситуации) выделяет наличие двух тенденций, как в государственном строительстве, так и в сопровождавшей его политической идеологии, которые отвечали идеалам разных социальных групп класса феодалов. Первая из них, опиравшаяся на реформы 1550-х гг., предполагала развитие принципа сочетания «учреждений приказного аппарата с органами сословного представительства в центре и на местах». Вторая тенденция, проводимая непосредственно самим царем Иваном IV, заключалась в утверждении принципа неограниченной власти царя с установлением деспотического политического режима при помощи опричных порядков.[xxv]

Князь Андрей Курбский в своей политической ориентации придерживался первой из упомянутых тенденций.

Особенность изучения его творческого наследия заключается в том, что его политическая позиция, благодаря эмиграции, изложена свободно и без недомолвок, поэтому здесь гадать не приходится.