Не получали писем, правда, и другие командиры, его соседи по дому в Днепропетровске. Но это отнюдь не было утешением. Так хоть они могли бы передать какуюнибудь весточку о том, как там Манечка и Боря...

«Родная моя! - писал Богданов жене. - Что случилось? Здоровы ли ты и Боренька? Меня очень волнует ваше молчание.

У нас горе - первые потери. Убиты мой адъютант Марков и два красноармейца. Если бы ты зиалал какие это были замечательные люди!.. Все переживают их гибель. Нас утешает только одно: они пали героями и за каждого из них враг поплатился сотнями жизней».

А ниже приписка: «Нас называют богдановцами. Расскажи об этом Боре».

Одесса вступает в бой

Выполняя приказ, майор Богданов отвел полк за Днестр. Третий дивизион, с которым был и командир полка, занял боевой порядок против населенного пункта Кицкань. Противник, занявший Кицкань, активных действий не предпринимал, но на колокольне церкви установил наблюдательный пункт. Даже появление одной повозки вызывало огневой налет вражеской артиллерии. Боеприпасов гитлеровцы не жалели. Передвигаться в светлое время стало невозможным.

- Уничтожить! - приказал Богданов командиру третьего дивизиона. Командир дивизиона возложил выполнение этой задачи на Свитковского. Командир седьмой батареи не замедлил открыть огонь. Стрельбу наблюдали все. Он красиво провел пристрелку и перешел на поражение. Разрывы снарядов снова и снова опоясывали церковь, но позолоченный купол колокольни продолжал вызывающе сверкать.

- Прекратить стрельбу, - распорядился Богданов. - Придется, видимо, ночью подвести орудие и разрушить купол прямой наводкой... Это, конечно, рискованно, - вслух рассуждал Богданов, - но другого выхода нет.

Однако через несколько минут справа сзади вновь ухнуло. Третий дивизион снова открыл огонь.

- «Дон», - запросил Богданов, - доложите, куда, по чьей заявке открыли огонь? - Но тут он увидел, что разрывы ложатся у церкви.

Богданов хотел остановить стрельбу и сделать внушение, но после четвертого выстрела позолоченный купол колокольни скрылся в огне и дыму. Когда густой черный дым рассеялся, все увидели, что купол исчез, словно его и не было.

- Молодец, «Дон»! - передал Богданов. Он вспомнил весну тридцать второго в Днепропетровске. Половодье затопило улицы. От проспекта Маркса до Дома Красной Армии переправлялись на лодках. Льдины громоздились одна на другую и угрожали железнодорояшому мосту. Положение становилось критическим.

- Разрешите разрушить лед? - предложил Богданов.

- Ты что, в тюрьму захотел? - спросил его приятель, работник особого отдела. Своими орудиями ты все сено на той стороне спалишь. Шутка ли, артиллерия большой мощности - и вдруг по льду. Не бери на себя такую ответственность. Это молодость, Богданов, бравада, учти...

- Разрешите, - убеждал командира полка старший лейтенант Богданов, тогда еще командир батареи.

- Попрощаемся, Манечка, - шутил он, уходя из дому, - иду разрушать лед. - Поцелуй меня, может быть, долго не увидимся.

Тяжелые бетонобойные снаряды разметали толстый лед. Угроза мосту была ликвидирована.

Богданов улыбнулся, вспомнив, как удивились они с женой, когда ему выдали денежную премию...

- Молодец, Свитковский, - повторил он, но ему доложили, что огонь вел Березин. «Без разрешения», - отметил про себя Богданов, но промолчал.

...Еще два дня полк стоял у Кицкани. Каждый час приходили тревояшые вести: выше по течению противнику удалось форсировать Днестр. Ночыо полк снялся со своих позиций.

Наблюдательйые пуйкты зайймали утром. Й вдруг неожиданность: на обратных скатах высоты, куда поднялись Богданов с командирами и бойцами, оказались... гитлеровцы.

Пули вражеских автоматчиков поднимали фонтанчики ныли.

- Живее, живее, - торопил майор, готовя ручной пулемет к бою. Бойцы поползли под огнем.

Березин остался лежать рядом с Богдановым, положив перед собой две гранаты и зажав в руке пистолет. С ними оставалось уже не более двадцати человек, когда Сергей увидел, что гитлеровцы на мотоциклах устремились на них, ведя на ходу огонь. «Пора отходить, чего он медлит?» - подумал Березин, глядя на припавшего к пулемету командира полка.

- Отходите! - крикнул Богданов, словно угадав его мысли, и полоснул нападавших короткой очередью.

Несколько вырвавшихся вперед мотоциклистов кувырком покатились вниз.

- Отходите! - повторил майор, на миг повернув к Сергею возбужденное лицо.

Сергей оглянулся. Рядом с ним были Кирдяшкин и Гасанов, чуть левее стрелял из карабина Пронин.

Фонтанчики снова запрыгали вокруг головы Сергея.

- Отходите! - еще раз уже зло крикнул Богданов. И, встав во весь рост, он положил ручной пулемет на сломанные перила моста и в упор стал расстреливать нападавших.

Когда они отошли, дорога через мост была уже отрезана.

Богданов, Кирдяшкин и Пронин поползли по левой стороне, а Сергей и Гасанов - по правой. Сергей переполз через какие-то .валуны и едва добрался до воды, как несколько вражеских мотоциклистов выскочили на мост.

- Хенде хох! - услышал Сергей лающий оклик. - Рус, сдавайсь!..

С другой стороны моста раздалась пулеметная очередь. «Богданов?!» - рванулся было Сергей, но увидел майора и Кирдяшкина уже на другом берегу речушки. Пронина с ними не было...

За мостом снова застрекотал пулемет. «Пронин?!» - Березин в нерешительности застыл на месте и вдруг увидел, как к мосту перебежками подходила наша пехота. Пронин с пулеметом подошел последним. Новый адъютант Богданова лейтенант Веселый передал Сергею, что ручной пулемет останется в батарее.

- Майор сказал, что и пулеметчика даст.

Скоро Березину действительно представился уже немолодой, краснощекий усач с широкими плечами.

- Пулеметчик, еще с гражданской... - доложил он. - А сам одессит. С судоремонтного, слыхали про такой?

Березин не успел поговорить с ним, как вызвали в штаб. Здесь он узнал, что основная масса войск отходит на Николаев, прикрывая пути на Донбасс, к которому рвался враг, а меньшая часть войск прикроет Одессу. На карте жирными синими стрелами были обозначены направления ударов третьей гитлеровской армии.

С наступлением темноты, оставив небольшой заслон, наши части двинулись к Одессе. Полк Богданова выступил на час раньше пехоты. Отход на Одессу означал, по мнению Богданова, что отступление кончилось. Позади было море. «Там, видимо, уже организована оборона», - думал он, зная, что в Одессе размещался до войны штаб округа.

Газик с открытым верхом, в котором ехал Богданов, двигался впереди колонны. Майор волновался: рация, оставленная вместе с заслоном, не отвечала.

- «Верба»! «Верба»! - настойчиво повторял радист.

- Странно, - озабоченно произнес Богданов, обернувшись к адъютанту, сидевшему рядом с радистом на заднем сиденье. - По времени они должны быть уже на приеме...

- Может, питание село, - предположил лейтенант Веселый и, помолчав, добавил: - «Верба» ведь докладывала, что фашисты бомбят оставленные нами позиции, значит все в норме. Еще и двух часов не прошло...

- «Верба»! «Верба»! - снова заговорил радист. - Слышу вас плохо, даю для настройки: раз, два, три...

- Ответила! - оживился майор. - Ну, что там у них?

Через несколько минут Богданов расшифровал полученную радиограмму.

- «Преследуют, заслон сбит», - прочел он первую строчку. - Остановитесь там, вон за тем леском, - тронул майор за плечо шофера. И, обернувшись к Веселому, негромко сказал: - Дайте сигнал - командиров дивизионов ко мне.

Богданов вспомнил показания пленного офицера-эсэсовца, взятого третьего дня. «...Германское командование уверено, что русские войска потеряли способность к сопротивлению. Еще одно усилие, - хвастливо заявлял офицер, - и вас отбросят к морю, обойдут ваши фланги, и на плечах советских дивизий армия фюрера ворвется в Одессу. Вы охвачены тисками брони и огня. Сопротивление бесполезно».

«Что ж, - зло подумал Николай Васильевич, - надо бы. показать этим фашистским хвастунам, что русские войска отнюдь не потеряли способности к сопротивлению».