Почти весь путь от Феодосии до Гурзуфа Пушкин провёл на палубе корабля, глядя на гористые крымские берега. А когда спустилась ночь, и море зашумело, и налетел ветер, наполнивший паруса, и всё скрыла темнота, и он остался один на пустынной палубе, нахлынули воспоминания. Вспомнился Петербург, недавно прошедшее, всё пережитое…

И он внезапно ощутил то знакомое состояние души, то особое волнение, которое давно не посещало его и которое он так боялся утратить. Вдохновение вернулось и привело с собой рифмы. «Ночью на корабле написал я элегию».

Погасло дневное светило;

На море синее вечерний пал туман.

     Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

     Я вижу берег отдаленный,

Земли полуденной волшебные края;

С волненьем и тоской туда стремлюся я,

     Воспоминаньем упоенный…

И чувствую: в очах родились слёзы вновь;

     Душа кипит и замирает;

Мечта знакомая вокруг меня летает;

Я вспомнил прежних лет безумную любовь,

И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,

Желаний и надежд томительный обман…

     Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Лети, корабль, неси меня к пределам дальным

По грозной прихоти обманчивых морей.

     Но только не к брегам печальным

     Туманной родины моей.

     Страны, где пламенем страстей

     Впервые чувства разгорались,

Где музы нежные мне тайно улыбались,

     Где рано в бурях отцвела

     Моя потерянная младость,

Где легкокрылая мне изменила радость

И сердце хладное страданью предала.

     Искатель новых впечатлений,

     Я вас бежал, отечески края;

     Я вас бежал, питомцы наслаждений,

Минутной младости минутные друзья…

И вы, наперсницы порочных заблуждений,

Которым без любви я жертвовал собой,

Покоем, славою, свободой и душой,

И вы забыты мной, изменницы младые,

Подруги тайные моей весны златыя,

И вы забыты мной… Но прежних сердца ран,

Глубоких ран любви, ничто не излечило…

     Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан…

На рассвете Пушкин заснул. А когда проснулся, корабль стоял в виду Гурзуфа. До этого августовского утра древняя крымская земля оставляла его равнодушным. Но вот он увидел Гурзуф…

«Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зелёные колонны, стройно возвышались меж ими; справа огромный Аю-даг… и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск и воздух полуденный…»

Ему открылись во всём своём блеске «земли полуденной волшебные края» — Южный берег Крыма.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: