Все происходило в полном безмолвии. Люди Короны или не умели реставрировать звук, или сделали это умышленно. По крайней мере ни душераздирающие крики, ни вопли, ни грохот не могли бы сейчас ничего прибавить к картине, которая открывалась Дмитрию. Он видел добела высвеченные улицы, перечеркнутые резкими тенями мечущихся людей; видел полные предсмертного ужаса глаза женщин, прижимавших к себе детей, и сразу понял, что уже знает все это, потому что перед ним были последние минуты древней Помпеи…

— Везувий, — тихо сказал Дмитрий.

— Центарий, — поправил Ратен. — Не надо аналогий. Помпеи на этот раз не будет… Смотрите! Все закончилось иначе.

Он появился как-то сразу. Словно шагнул в кадр со стороны. Он стоял спиной к Дмитрию, широко расставив ноги, массивный, черный, совсем черный на фоне полыхающего неба. И потому что масштаб был явно смещен, город игрушечными кубиками стелился у его ног, а вершина вулкана едва доставала ему до плеча. Это было как у Свифта. Гулливер стоял над гибнущим городом… Но машина, проводившая реставрацию, быстро восстановила масштаб, и громада Центария нависла над крохотной фигуркой.

Лава была уже совсем близко. И тогда он понял, что надо делать. В устье долины вздымался колоссальный каменный палец, скала, оставшаяся после того, как ветры и солнце разрушили гору. Скала нависала над долиной, и он сразу все понял. Стремительная белая игла наискось перечеркнула небо: он пробовал резак, он примерялся, прикидывал, как сподручней под корень полоснуть по каменному пальцу.

Скала секунду еще постояла, потом медленно и аккуратно рухнула поперек долины. Она упала математически точно в том месте, где ей надо было упасть, потому что за эти короткие мгновения он сумел рассчитать траекторию ее падения. Она упала так, что перекрыла дорогу лаве, но освободила ей сток в соседнюю долину…

Он опустил резак. Он держал его в руке, слегка отставив в сторону.

И в это время осколок скалы, крошечный осколок, маленький камешек, летящий, как снаряд из пращи, ударил ему в лицо…

— Вот и все, — сказал Ратен, когда изображение исчезло. — Один из двенадцати подвигов Геракла, как у вас говорят… Сейчас на центральной площади города стоит этот каменный Человек с резаком в отставленной руке. И шрам пересекает его лицо от виска до подбородка…

— А почему он все время стоял спиной? Почему ни разу не видно было его лица? Вы что, не смогли его реставрировать?

— Мы тоже задавали себе этот вопрос. Видимо, дело здесь вот в чем. Он стоял лицом к огню. К лаве. Так ведь? И та часть остаточной информации, которая должна была сохраниться в лаве, сохраниться не могла, потому что лава все время была в движении. Информацию, грубо говоря, размыло. И сохранилось лишь то, что было сзади… Но лицо мы его знаем. Я ведь говорил вам, что у нас много прижизненных изображений… Погодите! Знаете что! Я вспомнил… Ну да, он очень похож на командира вашего звездолета. На Дронова.

— Кто похож? — не понял Дмитрий.

— Высекающий огонь. Или Дронов похож на него. У меня хорошая зрительная память.

— Я вас больше не буду поить коньяком, — рассмеялся Дмитрий. — Но Дронову будет очень приятно узнать об этом. Тем более, что на Земле у него двойников не было. А теперь, пожалуй, в путь. У нас еще четыре автомата по дороге, и собака дома не кормлена. Надо торопиться.

Они включили автоматы и вышли на просеку, ведущую к дому. Шли молча. Дмитрий устал. Таблетка доконола могла бы мгновенно возвратить силы, но он терпеть не мог все эти стимуляторы. Они необходимы в крайних случаях, когда другого выхода нет, а сейчас он просто чувствовал себя усталым. Человеку нужно иногда чувствовать себя усталым.

На запястье тихо загудел браслет. Дмитрий остановился.

— Что это? — спросил Ратен.

— Всепланетное оповещение. Надо срочно к Информаторию. Видимо, снова "Двина".

— Поспешим, — сказал Ратен.

— Да нет, тут не поспешишь. Минуточку.

Он нажал на браслете кнопку. Почти сразу же рядом сел гравилет. А еще через две минуты они уже были перед Информаторием. Сообщение только что началось.

— …развивались столь неожиданно, что сейчас мы не можем даже приблизительно судить о результатах, — закончил фразу озабоченный человек на экране, в котором Дмитрий узнал одного из руководителей Службы Контактов. Мы передаем канал связи Лунной станции наведения. Там сейчас Председатель Совета, руководители основных служб обеспечения, представитель комитета по адаптации. Включаем Луну. Связь будет восстановлена через несколько минут.

Экран погас.

— В двух словах напомните маршрут "Двины", — попросил Ратен.

— Ушла к Эпсилону Бениты, где были замечены следы ноносферы. Перелет рассчитан на сто земных лет. Связь неожиданно прервалась. Больше никто ничего не знает, кроме того, что звездолет вернулся с полдороги. Ну вот! Включились. Смотрите внимательно, собрался весь цвет космонавтики. Дело серьезное. Микрофон берет кто-то из комитета по адаптации. Если я не ошибаюсь, это значит, что в Совете опасаются за психическое состояние экипажа.

Человек из комитета заметно нервничал.

— Час назад "Двина" вошла в зону дальней космической связи. Вы уже знаете из вчерашних сообщений, что связи с кораблем на выходе из тоннеля времени не было. Сейчас мы принимаем первую информацию. — Он посмотрел на Председателя Совета. Тот кивнул. — Странную информацию, если говорить осторожно. Дронов сообщает, что связь была потеряна из-за непонятного ему гравитационного возмущения. Но… далее он говорит о том, что полет проходил успешно, экипаж полностью выполнил программу, совершив посадку на третью планету Эпсилона Бениты… Совет решил пока воздержаться от встречной информации. Есть опасения, что экипаж находится в состоянии психической депрессии.

— У меня таких опасений нет, — вмешался по земному каналу Ларин. Будьте добры, доложите подробнее информацию, поступившую с "Двины". Что сообщает Дронов о Третьей Бениты?

— Сведения отрывочны. Связь, как я уже говорил, с "Двиной" односторонняя… На Третьей Бениты — гуманноидная цивилизация, каменный век. Планета — земного типа. Ярко выраженного земного типа. Режим обитания оптимальный.

— Сколько они там были? — снова спросил Ларин. Представитель Службы Контактов вопросительно посмотрел на Председателя Совета, словно ища у него поддержки: стоит ли на весь космос повторять явный бред больного человека. Председатель кивнул: продолжайте. На вопросы Ларина следует отвечать.

— Экипаж "Двины" пробыл на планете полтора года… — При этих словах все сидевшие за пультом станции переглянулись. — Полтора года! Так… Дальше. Гуманноиды идентефицированны как вид хомо сапиенс… Тут в информации пробел. На обратном пути вышли из строя все навигационные системы. Причины неизвестны. Дважды выходили из тоннеля времени для связи с Землей, оба раза безрезультатно. В критический момент получили пеленг. Дронов отмечает необыкновенную точность фокусировки, радуется нашим успехам. Это спасло экипаж…

— Дмитрий! — Ратен схватил его за руку. — Послушайте, Дмитрий, вы можете спросить его, откуда ориентировочно был подан пеленг? С какой точки Земли? Это очень важно!

— Я не могу, — сказал Дмитрий. — К сожалению, я не могу. Нас на Земле восемь миллиардов…

— Как же быть? Это действительно важно!

В этот момент на другой стороне земного шара еще один человек подумал о том, что это очень важно. В отличие от Дмитрия он имел право спрашивать.

— Откуда был подан пеленг? — спросил Ларин. — Дронов сообщил об этом?

— Да. Тибетская станция наведения. — Представитель Службы Контактов, чуть помолчав, потом не без язвительности добавил: — Вы, вероятно, знаете, что Земля не подавала пеленг. И что в Тибете нет станции наведения. Сейчас вы вынуждены прервать наши сообщения. "Двина" выходит на орбиту дрейфа. Через десять минут связь будет восстановлена.

Ратен сидел в кресле, уронив голову на руки.

— Кто этот человек — Ларин? — глухо спросил он. — Это большой человек. Автор тоннеля времени.