к агрегату поближе: то был не квадрат, а полая, вертикальная кирпичная камера,

ее бока, раскаленные, гладкие, источали золотисто-розовое марево, и сквозь это

марево чернела неподалеку «глава» домны и виднелись барашки - распадался в

небе след реактивного самолета. Кира подошла к ней и объяснила, что

обыкновенный коксовыталкиватель выдавил из камеры коксовый пирог. Камеру

сейчас наглухо закроют стальными огнеупорными дверями и наполнят шихтой,

и за неполную смену из шихты получится кокс.

В стеклянной будочке Кира подошла к тучному мужчине. Она назвала

мужчину товарищ Трайно. Он наливал в стакан газировку. Пока вода

пузырилась из крана, Кира успела объяснить, кто Маша такая и к кому ее надо

отвести. А пока он, разжимая на резиновой пипетке зажим, капал в воду соляной

раствор, Кира ушла. Поднимаясь за Трайно по лестнице, Маша сановно

полузапрокинула голову, приспустила веки и тяжело ступала, свесив руки. Если

бы он оглянулся, то обозлился бы: так похоже она копировала его.

Он вывел ее на ветер и солнце. Это был верх коксовых печей - кирпичное

поле, на котором, пожалуй, можно играть в лапту, а может, и в футбол.

Они остановились возле вентилятора. Воздушные вихри, посылаемые

качающимся пропеллером, докручивались до спины рабочего. Рабочий стоял на

раздвижной лестнице, что-то скалывая железной лопаточкой в горловине трубы;

волосы на затылке поблескивали, как влажное стекло; сукно куртки мерцало

солью в ложбине спины.

Из угловой будочки, находившейся в конце поля, вышел приземистый

человек и весь засверкал в полдневном светопаде. И лишь только взмахнул

руками, над ним вспыхнули радуги.

- Кто это?

- Старший люковой Семерля.

- Мокрый.

- Окунулся.

- Как?

- Под холодный душ лазил. Ф-фу.

- Прямо в спецовке?

- Прямо в спецовке. Ох, жара!

- А где папа?

- Вон загрузочный вагон. - В той стороне, откуда шел Семерля и куда

протянулись рельсовые полосы, темнел диковинный для Маши вагон,

состоящий из колес и каких-то конусов, в просветы между которыми мог пройти

крупный дядька, вроде Трайно. - Там должен быть твой батька. Между прочим, я

врио начальника...

Маша засмеялась.

- Как вы себя назвали? Врун начальника?

- Ох, невежество. Временно исполняющий обязанности начальника.

- Спасибо за разъяснение.

- Я к чему о своей роли сказал? По обязанности и по личному интересу я

вникаю, как работники блока ведут себя в семьях. Есть еще у нас... Жинку

кулаком угостит. Запьянцовские встречаются.

- Страдают пережитками прошлого?

- Оно. Детей не контролируют, не беседуют.

- А кто будет в козла стучать? Я про мужчин. Придут со смены, отдохнут, во

двор. И дубасят костяшками, кто громче. Железом столы пооббили. Заспорят -

до драки...

- Оно. Точно балакаешь. Не все отцы ответственно воспитывают детей.

- А по-моему, нашим воспитанием в основном занимаются матери.

- Ошибочный вывод. Статистика проблемы лично мною изучена. Я

поправил, ты запомни. Насчет матерей... Тебя бросил отец. И у тебя вывод

создается насчет отцов. Хороших отцов надо иметь.

- Их выбирают матери.

- Не принципиально выбирают. Не советуются. В старинку дивчина

собирается замуж - к пастырю.

- Мы-то ведь в бога не верим.

- Зато верим в идею. И пастыри теперь не хуже.

- А я читала фельетон про попа...

- Я имею руководство в виду, ибо мы пасем подчиненных, направляя их в

духовном плане. И с нами надо советоваться. Раньше никуда без совета...

- И жили? Никаких разводов? Никаких домино? Дети боялись родителей?

Контролировали детей родители и, если что, - крепко воспитывали?

- А ты дивчина с юмором! Мне докладывали в порядке информации.

Корабельников мурцевал жинку с дочкой. Мурцевал, кинул, кажуть, и

неаккуратно платил алименты.

- Кинул - верно. В остальном - неправда.

- Мне говорил проверенный товарищ.

- Мама от меня ничего не скрывает.

- Семейную политику соблюдала. Не все, чего можно знать старшим, нужно

знать детям.

- Спасибо. Я девять классов закончила и так не просветилась. Я хотела

спросить: «Все рождаются равными, а откуда берутся валютчики и бюрократы?»

- Валютчики? Пишут о них в газетах... Насчет бюрократив?.. Тоже есть. Но

тут, в нас, в городи, я не бачив бюрократив. Мне докладывали, что твой батька

делився... Вин водил тебя в ресторан.

- Почему-то вам все докладывают про папу. Для какой цели вы

интересуетесь его жизнью?

- Для воспитания треба. Зря ты пошла в ресторан. Какой положительный

пример дает ресторан девушке? В театр поведи, в кино, побеседуй... Что и

указывает. .

- Из ресторана замечательный вид. И вкусно кормят. Я ведь погостить

приехала.

- Приучивать к роскоши... Буржуазия пусть приучивает. Я смекаю так:

рестораны тоже пережитки прошлого. Их давно бы позакрыли, кабы не

раскидывали на них план. Недавно на активе спрашивали председателя

горисполкома: «Почему не закроют автомат-закусочную на центральной

площади?» Развел руками: «План». Будем, каже, стараться перекинуть план на

кино або на дворцы культуры. Добре побалакали с тобой. Сдается мне - ты

толковая дивчина.

Трайно подозвал люкового, который прямо в спецовке лазил под душ и

теперь, отряхиваясь, топтался возле загрузочного вагона.

Еще издали было слышно, как в его чунях хлюпает вода. Оказалось, что

Семерля - славнейший Коля Колич. На вопрос Трайно, там ли еще, в кабине

загрузочного вагона, Корабельников или уже спустился в угольную башню, Коля

Колич ответил, что Константин Васильевич минут пятнадцать как уже в турме.

- Опять нырнул за длинным рублем?

- Попробуй повкалывай в турме, другое запоешь. Аль в чужом кулаке

завсегда больше огурец?

- Не груби.

- Буду грубить, потому как у тебя зуб на рабочий рубль. Дай тебе волю, ты

так обкорнаешь, комолый будет.

- Кончай демагогию.

- Ярлык-то пестрый, а я вострый.

- Пораз-з-болтались!

Лестница. Бетонный холодок. Коля Колич поднимается впереди. С робы

перестала стекать вода - забухло сукно.

Маша сказала, что никак не может разобраться, почему в нашем обществе

встречаются такие субъекты. Англичанка Татьяна Петровна дала этому

объяснение: одни люди зависят от других, а Митька Калганов (конечно, со слов

своего папы, крупного начальника) не шибко высокой культуры руководства:

она, дескать, складывалась под влиянием прошлого.

Что ж, и в том и в другом, на разумение Коли Колича, собака зарыта. У него,

Коли Колича, есть и дополнительные соображения на этот счет. Не пора ли

перестать оглядываться далеко назад, на пережитки, и ими выгораживаться?

Этак бревна перестанешь замечать в собственных глазах. О прошлом

мордогнутии он только по слухам знает, а вот на то, как всякие наши Трайно

морду гнут, ему давно тошно смотреть. Тот же Трайно: я, мол, шишка на ровном

месте. И притом незапятнанный человек. В вытрезвителе не купан. С женой не

разводился. С инстанциями в ладу. Усвоил - за предосторожность аль за

превышение власти не накажут. В крайнем случае, выговоришко. На днях, к

примеру, стенную газету вывесили, а он ее взял и снял. Со мной, мол, не

посоветовались. Везде написано про коллективность, а он единоличное

самовластие оказал.

- Дядя Коля, а мы в школе сами стенгазету выпускаем. Классному

руководителю дадим проверить. Допустили синтаксическую ошибку или

орфографическую, она исправит, и мы выпустим.

- Вы, молодежь, вы молодцы.

Похвала Коли Колича была подпреснена снисходительностью. Коля Колич

заговорщицки веселым кивком позвал ее за собой и растворил дверь на