Ее осенило на даче, что она могла бы быть хорошей воспитательницей, а в
музыкальной школе, когда Леночку проверяли на ритм и на слух, догадалась,
что в семь лет сумела бы воспроизвести сложный стук пальцем по корпусу
пианино и повторить извилистую мелодию: почему-то тогда она крепко
запоминала фортепьянные вещи.
Леночка хорошо, но неточно выстукала то, что простучал председатель
приемной комиссии. В коридоре Маша показала, как стучал председатель и как
стучала Леночка. Девчурка повторила этот стук, и Маша пообещала Леночке,
что ее примут в музыкальную школу.
Когда они выходили из классного коридора, с лестницы к ним бросилась
Кира: не утерпела и на часок отпросилась из лаборатории.
Маша успокоила Киру, и они отвели девочку, пожелавшую переночевать в
городе, к бабушке.
Кире нужно было возвращаться в цех, и Маша поехала с ней, когда узнала,
что в заводской проходной дежурит жена Коли Колича. Давно было стыдно
Маше: выросла в металлургическом городе, а на мартене, у доменных печей, на
коксохиме ни разу не бывала. Этот завод хоть и меньше тамошнего, зато почти
новый и в чем-то, должно быть, гораздо интересней. И, главное, здесь работает
ее отец и сейчас его смена.
До проходных ворот металлургического комбината ехали на трамвае.
Охранница рассияла, увидев Машу, и гребанула рукой в сторону завода,
прерывая объяснения Киры.
- Доченьку Константина Васильевича завсегда пущу.
У себя в родном Железнодольске, хоть и со стороны, Маша все равно
неплохо знала, где что находится на комбинате. Даже зимней ночью сквозь
туман могла угадать расположение цехов: три скобы алых небесных огней -
копровый цех, там газовыми огненными струями полосуют сталь; скаканье
высотных сполохов - мартеновский; оранжеватое зарево - доменный.
Тут она сразу определила, где прокат, а где мартен, отличив их по трубам:
над прокатом трубы пониже, пореже и не дымят.
Однажды Маша видела в киножурнале опущенный на дно океана батискаф.
Вблизи домны напоминали батискафы, а воздухонагреватели - тупомакушечные
ракеты, приготовленные для запуска. Сходство дополнялось тем, что атмосфера,
окружавшая их, была сумрачно-зеленоватая, и в ней мерцали пластинки
графита, будто косячки каких-нибудь блескучих глубоководных мальков.
У Киры в химической лаборатории, наверно, строгий начальник. Так быстро
она шла по заводу, что Маша еле-еле поспевала за ней. Через залик проскочила,
лишь на мгновение задержавшись возле длинношеей женщины. И в памяти
Маши только и скользнул стальной цилиндр нейтрализатора да толстенные
коленья - вытяжная вентиляция.
- Тетя Кира, что за специальность у дежурной по установке?
- Аппаратчица.
- А дети у нее есть?
- Сын.
- Искусственник?
- Искусственник.
- Значит, предупредили, когда она устраивалась аппаратчицей?
- Предупредили.
- Отчим говорит - не предупреждают. Он сам на пиридиновой установке
работает.
- Думается, обязательно предупреждают и в отделе кадров и в отделе по
технике безопасности.
- Хмырь... отчим доказывает: предупреждать - без аппаратчиц останешься.
Позже им сообщают, когда они привыкнут к месту.
- Не должно быть.
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Установки герметизируют, чтобы не выделялись пары пиридина.
- Тогда почему ее сын искусственник?
- Предосторожность. Кормила бы грудью... а вдруг бы ребенок умер?
- Почему пиридин именно в груди скапливается?
- Такая у него особенность.
- Раз вредная установка - женщин не принимать.
- Пиридин вреден и для мужчин.
- Закрыть установку.
- Следуя твоей логике, нужно прикрыть весь коксохим... Необходимость,
Машенька! Без пиридина не обойтись ни фармацевтам, ни медикам, ни
химикам.
- А нельзя ли и здоровье и коксохим?
- Задача прекрасная. Учись. Решай.
- Почему я «решай»? А вы?
- Мы, в смысле наше поколение, решаем. Вы присоединитесь. Новое
поколение хорошо тем, что ему кажется: до него туго понималось и медленно
нейтрализуется зло сопутствующее промышленным энергиям, сырью, без
которого не выплавишь первостепенных металлов, не запустишь двигателей, не
совершишь открытий. В школе почему-то не принято затрагивать эту тему. В
понятие прогресс вкладывается лишь положительный смысл. Дескать, издержек
прогресса нет, и люди зачастую трудятся на вредных и опасных производствах
только по сознательности, а не по необходимости и потому, что другого выбора
не было.
- Вы не совсем правильно... Историк нам много всего объяснял. У него
девиз: в правде - движение. Татьяна Петровна, по-английскому. . У нее обо всем
спрашивай, и она откровенно ответит. Мы и сами с усами: между собой чего-
чего не обсуждаем.
- Рада.
- Тетя Кира, почему маленькими все умные?
- Достоинства проверяются в сгорании, если рассматривать человека, как
уголь. В сгорании обнаруживаются его прежние свойства и создаются новые.
Грубое уподобление: дети - уголь, общество - печь, взрослые - коксовики. В
определенных условиях, по определенным нормам, схемам, разработкам
взрослые и общество «спекают» из детей граждан. Потом, способствуя
производству духовного и материального продукта, эти граждане выявляют свои
первичные и вторичные свойства. Пластичность. Калорийность. Нет, заменим
калорийность на пользу, пользотворную способность. Почность. Зольность...
«Здорово я ее завела!» - восторженно подумала Маша.
- Вы интересно... Но я не совсем про то. Я заметила: маленькие все умные.
Нормальные маленькие. Станут первашами - некоторые, смотришь, тупы.
Дальше, дальше. Смотришь, приглупленные выявились. В одних яслях со мной
были Миша Моховой и Нинка Нагайцева. И в детсадик вместе попали, и в
школу. Старухи говорят: «Что не боле, то дурней». Так и Миша с Нинкой. В этом
году меня как стукнуло в голову: «А Моховой-то дундук»; «А Нагайцева-то
глупындра». Вы не рассердитесь, тетя Кира. Но больше дураков, чем среди
взрослых, нигде нет. Мы иногда придумаем шкодный вопрос и задаем учителям.
Раз с Митькой Калгановым придумали. Физичка Екатерина Тимуровна пришла в
класс. Митька встает и спрашивает: «Екатерина Тимуровна, ни Михайло
Иванович Ломоносов, ни Майкл Фарадей не учили этому, однако я спрошу: все
рождаются равными, а откуда берутся валютчики и бюрократы?» А еще Митька
при встрече со своими родителями выдает коронную фразочку: «Взрослые?
Взрослые любят критику. И самокритику тоже».
- Вы не без яду!
- Какой там яд, тетя Кира? Мы покорные существа. Слегка поострим, на том
наши обличения и закончились.
Кира шла в тени, Маша - на солнцепеке. Их разделяли стволы тополей. Едва
мимо них проехал кургузый автопогрузчик, Кира перевела Машу через шоссе.
Вступив в прохладу турмы - угольной башни, Маша покачнулась: так резок
был переход из упругости зноя в невесомость тени.
Турма громоздилась под облаком, окутываемая дымом. От нижней части
турмы вправо и влево простирались батареи коксовых печей. Все сооружение:
угольная башня и коксовые печи - напоминало перевернутую букву «Т»; оно
ничем не отличалось от того, которое Маша видела издали в Железнодольске.
Она знала от Хмыря, что вдоль одной стороны катаются
коксовыталкиватели, а вдоль другой - двересъемные машины.
Какой-то неуклюжий громадный красный агрегат стоял на рельсах. На его
высокий мостик выскочил человек в толстой суконной робе и войлочной шляпе,
задержался у круглых железных перил, взглянув на огненный квадрат, и нырнул
обратно в кабину.
Маша заинтересовалась этим огненным квадратом и чуть не ахнула, подойдя