–– Почему нет? –– спросила я.

–– Потому что он стремный.

–– Неправда. Ладно, правда, –– признала я, когда Фред удивился. –– Но он такой же ребенок, как и мы.

–– Нет, нет, нет, Питер не ребенок, он как голем. Он не родился, он был активирован.

Потом дверь распахнулась. Думаю, Питер пугал тем, что был очень высоким. Намного выше обычного двенадцатилетки. Он был похож на свою маму... темные кудри, густые темные ресницы... в сочетании с серыми глазами действительно пугали.

Фред указал на меня.

–– Это она. –– Я толкнула его локтем, что было ошибкой, потому что тогда он толкнул меня локтем в ответ. А у Фреда были самые острые локти в мире.

Питер перевел взгляд на меня.

–– Я на счет эссе по Дамоклу. Нам нужна помощь, –– произнесла я.–– Пошли в зал, поможешь нам с литературой и мы будем тебе вечно благодарны.

–– Вечно? –– повторил Фред.

–– Долгое время. Остальную часть года, по крайней мере. Можешь обвинить Джереми.

Питер посмотрел между нами, но его вопрос «Кого?» был таким же невозмутимым как и всегда.

–– Моего брата Джереми, –– сказала я. –– Он – умный, и я задавала ему вопросы о домашней работе – но он говорит, что не собирается отвечать, потому что это обман. Это не обман, это помощь, но он хочет быть учителем, и потому он говорит, что должен быть строгим со всяким таким. Конечно, Оливия – моя старшая сестра, ну, в общем, моя младшая старшая сестра...

–– Знаешь, мне вообще-то все равно.

–– Не будь злюкой. Нам нужна твоя помощь с домашней работой, –– надавила я.

–– Нет. Иди к Цезарю или Фрэн, или еще кому-нибудь, мне все равно к кому, –– разбушевался Питер. Я начинала соглашаться с Фредом. У Питера есть два режима: я раздражен и я-голем.

Я начала перечислять причины, загибая пальцы.

–– Фрэн уже выручает нас; Цезарь, ты не хуже моего знаешь, не умнее меня; девочки из Маджа не открывают дверь; а ты –– самый умный в классе. Почему бы мне не прийти к тебе?

Питер улыбнулся на это. Мимолетно, была улыбка и нет ее, но он на самом деле выглядел милым.

–– Просто возьми свою домашнюю работу и приходи в зал, –– сказала я и встала в дверном проеме, чтобы удостовериться, что он это сделал. –– Пожалуйста?

–– Ты очень настойчивая.

–– Ага, знаю. Оливия говорит, что это потому что я – младшая, и всегда все делаю по своему. Ты должен просто бросить все и сделать то, о чем я прошу. Так будет намного легче. Ну и я же сказала «пожалуйста», –– напомнила я ему, обратившись к Фреду для подтверждения. Он кивнул.

Пальцы Питера сжали дверной косяк.

–– Это не мои проблемы. Это ваше домашнее задание, делайте сами.

–– Хм, нет, это твоя проблема. Ты должен помочь своим друзьям.

Это заставило его замолчать. Всего на три секунды, но все равно… было приятно увидеть его совершенно ошарашенным.

Потом все прошло, вернулся прежний Питер.

–– Мы – не друзья.

–– Ладно, мы не друзья, но только потому, что ты суперзлючка. Но знаешь, кто друзья? Твоя мама и моя. –– Ладно, это было слегка притянуто за уши. Правильнее сказать, что мама и мисс Уиттлби были дружелюбны друг с другом, потому что мисс Уиттлби была душкой и не возражала, если мама звонила ей три-четыре раза в неделю, чтобы расспросить о разведении простаков. Но все же. –– Что ты думаешь произойдет, если моя мама узнает, что ты даже не помог мне с одним небольшим заданьицем в домашней работе?

Питер сузил глаза, потом усмехнулся.

–– Теперь ты – злючка.

–– Я знаю. Извини. Сама не рада.

Он схватил кучу бумаг со своей кровати.

–– Это не означает, что мы – друзья.

–– О, совершенно нет, –– согласилась я, кивая.

–– Ты мне все еще не нравишься.

–– Я многим не нравлюсь. –– К этому я привыкла. Я не была уверена, почему же я не нравилась Питеру. Дело не в семье, потому что мисс Уиттлби прямо обожала нас и звонила примерно через день. И не в школьной ревности, из-за того, что Питер был единственным, кого хвалила мисс МакКартни. –– Ты мне тоже не нравишься, так что мы квиты.

Питер хлопнул дверью и направился в зал.

13

Спустя приблизительно месяц после начала занятий, в школе появился внесезонный ребенок. Он прошел через ворота ночью (значит, он простак, раз смог это сделать), его чуть не атаковали минотавры. Следующим ранним утром, когда я спустилась вниз, чтобы помочь готовить завтрак, он был на кухне, набивая рот ветчиной и яйцами с такой скоростью, с какой Повариха Белла успевала наполнять его тарелку.

Еще два ребенка прибыли через пару недель после него, а затем еще один приблизительно месяц спустя. Иногда они довольно долго бродили по школе, чтобы получить хорошую еду, выспаться и сменить одежду. Учителя загружали их и пытались уговорить оставаться поблизости ради их безопасности. И некоторые действительно решали остаться. Когда это происходило, они немного беседовали с учителями и спокойно размещались в надлежащий класс.

Поэтому поначалу, когда я увидела глаза, светящиеся в темноте за моим окном, то подумала, что это еще один ребенок. Но это оказалось не так.

Той ночью я была раздражительной. Я устала от попыток почитать, чтобы уснуть, устала от того, что устала, у меня болели ушибы и ноги, я устала от глупых историй, которые вообще не были забавными, и от математических задач, которые не имели никакого смысла, и которые нам скорее всего не пригодятся. Я выключила свет и подошла к столу, чтобы немного посмотреть в окно. В школе темно и тихо, но снаружи были огни, люди и движение. Движение было быстрым, потом делало паузу, и снова возобновлялось. Женщины мчались в платьях с блестками. Громкая группа смеющихся парней бежала посередине улицы, уворачиваясь от ковров, не рискуя пройти по тротуару перед школой. Огни пылали в окнах по всей улице, и я видела, как внутри двигались тени.

Возможно, было бы легче, лучше, разреши они нам выходить. Дети старшего возраста иногда гуляли за пределами кампуса в знак поощрения, но мы, младшие ученики, застряли внутри, потому как прогулки были опасными из-за приключенцев и всего прочего. Кроме того, мы сами были опасны, потому что точно не знали, что мы делали. Что хорошего в жизни в Ротермире, если все, что мы видели – одно лишь здание?

Я наклонилась ближе к окну. На крыше одного из зданий, в темноте, я увидела маленькую съёженную форму. Тень не была похожа на другие. Затем вспыхнуло, словно драконьи или кошачьи глаза, рассеяв тени. Гил рассказывал нам истории о том, кто скрывается в темных переулках Ротермира и поджидает блуждающего беднягу, чтобы освободить его от денег или от органов. Хотя Гил имел склонность изменять правду, если она ему не нравилась.

Но потом показалась другая вспышка, другая пара глаз выглядывала из переулка. Смотрела на школу. Наблюдала.

Я знала, что нахожусь в безопасности за массивными стенами и холодными железными решетками. Но помнить об этом трудно, когда я дернулась назад и взгляд обеих пар глаз метнулся к моему окну, ища меня, Я отскочила, едва не упав со стола. Сердце бешено колотилось, я попятилась к двери, вышла в коридор и последовала на звук смеха Бекки и разговоров в комнату в конце коридора.

Бекки всегда держала дверь открытой. Внутри она и Димитрий пили кофе, Димитрий устроился на краешке стула, Бекки сидела на полу. Он первым увидел меня и усмехнулся.

–– Кто-то пытается попасть в неприятности. Ты, как предполагается, не должна вылезать из кровати после...

Я перебила его в порыве нервозности.

–– Это прозвучит как бред сумасшедшего...

Бекки и Димитрий отставили кофейные чашки и одновременно встали.

–– Что? –– Он больше не усмехался.

–– Я кое-что видела. Через улицу. Там... глаза в темноте. –– Ладно, вслух это прозвучало глупо. –– Будто они наблюдали за школой. Я подумала, что это ребенок, но вроде это не он. Глаза на человеческие не похожи.

–– Покажи нам, –– сказала Бекки. Димитрий взял свое копье, а Бекки положила руку мне на плечо и направила меня в коридор. Димитрий что-то прошептал, и огни мигнули. Несколько секунд спустя дверь Фрэн открылась, и она высунула голову в темноту. Бекки указала на нее и сказала: –– Вернись внутрь, юная леди. –– Ее тон не оставлял места для препирательств. Хоть Фрэн бы и не стала спорить.