«Да, в этом ты прав», — согласился Фенвик.

«Но твое время придет. Я говорю тебе, Фенвик, хорошая работа всегда вознаграждается, ты же знаешь, я ведь не заслуживаю того многого, чего достиг, — продолжал далее Фостер скрипучим голосом. — Да, да, не отрицай этого, я не набиваю себе цену, не думай, это неправда. У меня, безусловно, есть какой-то талант, но он вовсе не такой большой, как думают окружающие. А ты? У тебя талантище! Он огромен, но его не признают. Да, да, старик, твой талант огромен. Не обижайся, но мне кажется, что ты не достиг, чего мог бы. Уединился здесь, в горах, совсем не следишь за жизнью, никого не видишь. Ты посмотри на меня!» Фенвик повернулся. «Я провожу полгода в Лондоне, имею возможность пообщаться с умными людьми, слежу за новинками музыки, театральными постановками, три месяца живу за границей, в Италии или в Греции, потом еще месяца три, как ты, скрываюсь от жизни где-нибудь на ферме. Такой образ жизни самый подходящий для творческого человека. Согласен?» — заключил Фостер.

В Италии или в Греции? Фенвику неожиданно стало не хватать воздуха, защемило в груди. С каким удовольствием он хотя бы неделю провел в Греции и пару дней где-нибудь на Сицилии. Иногда, раньше, ему даже удавалось убедить себя в том, что это возможно, но когда дело доходило до подсчета денег… А этот Фостер, глупый, пустой, самоуверенный, у него все это есть… Фенвик поднял голову и посмотрел на солнце: «Ты как насчет вечерней прогулки? — предложил он. — У нас примерно с час до заката».

Как только эти слова слетели с его уст, Фенвику почему-то показалось, что это был кто-то другой. Он даже оглянулся посмотреть, не было ли кого рядом. Первый раз со времени приезда своего гостя он осознал, что произошло. Прогулка? Зачем ему нужно брать Фостера на прогулку, показывать прекрасные места, которые он так любил и которые были так дороги для него? Неземную красоту большого озера, розовые от заходящего солнца холмы, поднимающиеся до самых облаков. Почему Фостер должен видеть всю это красоту?

Уже ощущалась вечерняя прохлада. Узкая тропинка неожиданно вывела их к озеру. Затем она начала петлять между деревьями, почти у самого края воды. Сейчас здесь было особенно красиво. В лучах заходящего солнца водная гладь переливалась всеми цветами радуги: от ярко-желтого до светло-голубого. Холмы становились темнее.

Фостер шел немного впереди. Он передвигался какими-то рывками, и казалось, что куда-то спешит, будто боится пропустить что-то важное, постоянно что-то говорил, небрежно бросая слова через плечо. На душе у Фенвика от этого становилось еще тяжелее.

«Конечно, мне это понравилось! Кто бы от этого отказался? Кроме всего прочего эта новая премия. Они присуждают ее лишь пару лет, но это было для меня большой честью. Когда я распечатал конверт… Конечно, сто фунтов не так много, но ведь дело не в деньгах».

Куда они шли? Все было уже предопределено судьбой, как будто эти люди не имели выбора. Выбора? Нет никакого выбора! Все покорны судьбе! Фенвик громко рассмеялся. Его спутник остановился.

— Что случилось?

— В каком смысле?

— Но ведь ты же смеялся?

— Просто что-то показалось мне забавным, не обращай внимания.

Фостер взял Фенвика за руку: «Ты знаешь, интересно вот так идти, как друзья. Не буду отрицать — я сентиментален. Жизнь слишком коротка, человек не может жить совсем один, а ты так жил очень долго». Он немного сдавил руку Фенвика, для которого все это было адской пыткой. И в то же время чувствовать совсем рядом человека, которого так долго ненавидел, было даже приятно. Хорошо бы сейчас сдавить ему руку так, чтобы услышать хруст костей. Фенвику было приятно ощущать ярость, закипавшую внутри и рвавшуюся наружу, как бурлящая лава. В какой-то момент он дотронулся до руки Фостера, но сразу же отпрянул. «Мы недалеко от деревушки, здесь есть небольшая гостиница, где останавливаются туристы, — объяснил он, — но мы повернем направо, я покажу тебе мое каровое озеро».

— Твое каровое озеро? — спросил Фостер. — Извини меня за невежество, но объясни, что это?

— Каровое озеро — это озеро в миниатюре, водоем на вершине холма. Очень тихий, спокойный. Некоторые из них очень глубоки.

— Мне должно понравиться, — бодро сказал Фостер.

— Оно здесь не очень далеко, но дорога такая, что можно сломать ноги. Ну так как?

— Ничего, ноги у меня длинные.

Фенвик задумчиво произнес: «Некоторые такие озера поразительно глубоки, у них просто нет дна. А какая там тишина, даже малейшей ряби не заметишь, как в стакане с водой! И только тени вокруг».

«Знаешь, Фенвик, я ведь всегда боялся воды, я так и не научился плавать, боюсь глубины. Смеешься? Это после одного случая. Когда я учился в частной школе и был еще совсем маленьким, ребята постарше сыграли со мной злую шутку. Они держали меня под водой, и я чуть было не утонул. Я здорово тогда испугался, и до сих пор это стоит перед моими глазами».

Фенвик попытался представить себе этот случай. В его голове ясно возникла картина: он видел ребят, рослых, сильных, и маленького худого мальчишку, похожего на лягушонка. Картина четко проплывала перед глазами Фенвика. Они держали мальчика в воде; его худые, как палки, ноги бултыхались. Фенвик видел, как подростки сначала смеялись, а затем испуг на их лицах, когда мальчишка вдруг перестал барахтаться и обессиленный повис на их руках…

Отогнав от себя разыгравшееся воображение, он глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. Теперь Фостер шел позади него. Он как будто чего-то боялся. Действительно, все вокруг изменилось. И впереди, и позади них бежала глинистая тропинка, усеянная мелкими камнями. Справа, на гребне, у подножия холма было несколько каменоломен — они почти опустели, а угасающий день делал их совсем безжизненными. Тем не менее здесь все еще ощущалась жизнь. Из нескольких труб доносились слабые звуки, над водой клубился туман, то тут, то там на темных склонах появлялся и исчезал странный темный силуэт.

Тропинка стала немного круче, и Фостер тяжело задышал. Фенвик возненавидел его еще больше, чем раньше. Фостер, совсем не грузный человек, не выдержал этого небольшого подъема! Они продолжали подниматься вверх. Внизу остались каменоломни, недалеко от них бурно текла река, воды которой в сумерках казались то зеленоватыми, то принимали грязно-серый цвет. Прямо перед ними был Хелвеллин.

«Вон там мое озеро! — воскликнул Фенвик и немного погодя добавил: — Солнце зашло быстрее, чем я думал, становится совсем темно». Фостер споткнулся и схватил его за руку: «Ты знаешь, сумерки делают эти холмы похожими на живых людей. Я едва вижу дорогу».

«Мы здесь одни, — сказал Фенвик. — Ты чувствуешь, покой царит вокруг? Люди уже покинули каменоломни, ушли домой, здесь только мы! Видишь там зеленоватый свет? Это будет продолжаться еще несколько минут, а потом все погрузится в темноту. А вот и мое озеро. Фостер, ты не представляешь, как я люблю это место. Мне кажется, что оно только мое, так же, как тебе принадлежит твоя работа, известность, успех, понимаешь? У меня есть оно, а у тебя есть они. Хотя, я думаю, мы с тобой в каком-то смысле равны. Я чувствую, вот этот небольшой участок воды принадлежит мне, а я ему, и мы не должны существовать отдельно. Оно черное — одно из самых глубоких, никто не измерял здесь глубину, ее знают только вот эти холмы вокруг. Я думаю, однажды оно поведает мне свои тайны».

Фостер чихнул. «Очень красиво, Фенвик, оно мне нравится. Очаровательное место. Но не пора ли возвращаться? Тропинка крутая, да и прохладно уже». Фенвик его перебил, взял за руку и повел: «Ты видишь небольшой мостик. Я думаю, что у человека, который его построил, здесь была лодка. Иди сюда, посмотри. Здесь, с мостика, озеро кажется особенно глубоким, а холмы как будто смыкаются вокруг».

Фенвик опять взял Фостера за руку и подвел к самому краю мостика. Действительно, здесь особенно чувствовалась глубина, вода была совсем темной. Фостер посмотрел на нее, затем обвел взглядом холмы, и правда, казалось, что они сомкнулись вместе. Он опять чихнул и произнес: «Я, кажется, простудился. Да и жутковато здесь. Давай возвращаться, иначе не найдем дорогу».