Заскочили за Мишей и напрямик, минуя проезжие дороги

и вражеские контрольные посты, торопились к месту катастрофы.

Вот они уже почти у цели. Но там, у догорающего самолета,

хозяйничали гитлеровцы. Обшарив все, они уехали. Ребята

подбежали к дымившемуся самолету, вернее тому, что

было раньше самолетом. Возле него в обгоревших черных

комбинезонах лежали два летчика.

— Мы их похороним,— решил за всех Вадим.

— Похороним по-настоящему, завтра. И с цветами,— Геннадий

сжал кулаки.

Дорогой ребята выработали план. Голенев зайдет к Вале

Зориной и через нее даст задание девочкам собрать цветы.

Вадим и Миша придут на гору с лопатами.

Валя сама увидела в окно подходившего Геннадия, выбежала

навстречу, потянула в дом.

— Что так давно не был?— Валя радостно смотрела на

Геннадия.— Да ты садись, садись!— суетилась она, пододвигая

то стул, то табуретку.

— Некогда, Валя, я по делу. Вот что...— Геннадий рассказал

Вале о задуманном.

— Так идем к Нине Васильевне, там у нее девочки сейчас

собрались. Еще бы немного, и меня ты не застал,— уже

закрывая дверь, досказала Валя.

...В назначенное Геннадием время девочки с цветами,

спрятанными в корзины, подходили к условному месту.

— Ну вот, хорошо, а то меня ребята заждались там.

— Геня, мы с тобой,— попросила Валя.

— А не боитесь?

Таня и Валя переглянулись.

— Ну ладно, идите по двое, чтобы не вызвать подозрений.

Геня и Валя первыми начали подниматься по дорожке,

ведущей в лес.

Вадим и Миша ждали у свеженасыпанного холмика. Голые

ветки кустарника свисали на могилу. Завидев Геню и девочек,

Миша поднялся, замахал руками.

— Как ты долго,— упрекнул Вадим.

— Девочки цветы искали, пришлось ждать.

— Мы бегали на окраину города к садоводам и собирали

по цветочку, сейчас ведь цветов уже мало,— оправдывалась

Валя.—

А мне Толик помог. Он знает всех цветоводов своей

окраины,— шепотком проговорила Таня, словно боясь разбудить

тех, кого уже приняла земля.

— Когда вернутся наши, мы им памятник поставим,—

Вадим встал возле холмика.

— И высечем на камне: ≪Здесь похоронены советские летчики.

Погибли в воздушном бою в 1942 году≫.— Геннадий

встал возле Вадима.

Девочки склонились над могилой, обложили ее венками.

— Когда хоронят героев, всегда салютуют их памяти. А

мы... а мы давайте споем. Тихонько!— И Геннадий первый

начал свою любимую песню:

Орленок, орленок, взлети выше солнца

И степи с высот огляди.

Навеки умолкли веселые хлопцы,

В живых я остался один!

Песню подхватили.

Здесь на широком просторе она звучала как гимн смелым

и храбрым.

«ГОВОРИТ МОСКВА»

В квартире Голеневых долго не зажигали огня. Вполголоса

обсуждали слышанное днем: будто фашисты заняли

Ленинград. Ольга Ивановна вздыхала и в который раз

спрашивала: ≪Неужели это правда?≫ Геннадий сосредоточенно

покусывал губу.

— Идея! У фрица в машине стоит радиоприемник. Хотите,

он сейчас будет нашим? — Геннадий вскочил.

— Не дури, Геня,— строго оборвала его Ольга Ивановна.

— Ну, я осторожно.

— Нет!

Геня молча залез под одеяло и, прищурившись, наблюдал

за матерью. На какое-то мгновение ему сделалось стыдно,

что он причиняет ей боль, беспокойство. Мысленно расскаял-

ся, обещал вести себя тише воды, ниже травы. Раскаяние было

искренним, но не долгим.

Утром Геннадий решил окончательно: приемник у него

должен быть!

...Следующая ночь выдалась ветреной и дождливой. Геня

пробрался на старый двор. Вблизи скрипнула дверь, послышался

легкий мужской кашель. В темноте выросла фигура

мужчины. Геннадий притаился. Мужчина ушел.

Геннадий пролез между машинами. У одной остановился,

беззвучно открыл дверцу, влез в кабину, нащупал радиоприемник.

Сделалось страшно. Показалось, что вот сию минуту

на него набросятся, схватят... Прошла секунда, другая. Шагов

часового не слышно. По крыше машины сильнее забарабанил

дождь. В такой ливень часовой вряд ли появится опять.

Домой вернулся благополучно. В темном коридоре оставил

грязные ботинки.

Ольга Ивановна не спала. Даже при тусклом свете коптилки

Геннадий разглядел бледное от беспокойства лицо матери.

Он бережно поставил приемник на табурет.

— Мамочка, не сердись. Мы же Москву услышим!

— Ты погубишь себя, Геннадий!

— Мама, но как же иначе? Мы должны узнать, что делается

в мире, что с Москвой? Давай пока спрячем его в сарай...

Утром пришел Миша. Геннадий рассказал о своей добыче.

— Ой ты! — только и мог сказать в восторге Миша.

В сарае Геннадий показал Мише небольшой радиоприемник,

прикрытый кирпичами.

— Вот с проводами чепуха. Пойдем посмотрим.

Ребята осмотрели стоящий неподалеку от дома столб.

Обрезанный немецкими связистами, короткий провод болтался

на ветру.

— Гень, а когтей-то нету. Попробуй, залезь!

— Спорим,— глаза Геннадия сузились.

— О чем?

— Что я соединю этот провод!

— С когтями, конечно?

— Без ничего.

— Спорим,—Миша протянул руку, но, увидев загоревшиеся

глаза друга, спрятал ее за спину.

— Сдрейфил? То-то, не спорь, если не знаешь сил другого.

Когда сумерки окутали город, друзья принялись за работу.

Геня привязал к проводу веревку и подтянул к столбу.

Затем привязал веревку к левой руке, поплевал на ладони.

— Подожди, прыткий какой! Резиновые перчатки надо.

Током ударит.

— Свет включают позже, сейчас его еще нет.

Руки и ноги обвили столб. Тело напружинилось. Второй

обхват, третий, четвертый...

Из дома вышла Ольга Ивановна. Увидела Мишу с высоко

запрокинутой головой, посмотрела вверх... и обмерла. В

любую минуту Геннадий мог сорваться. Закричать нельзя,

приказать немедленно спуститься вниз — тоже. И она молча

смотрела на сына.

Вот так же, еще в четвертом классе, вздумал он с товарищами

забраться на высокий тополь. Залезли на крышу

дома. Товарищ прыгнул первым, цепко ухватился за ветку

и сразу стал ногами на другую. А Геннадий был меньше

ростом, ноги до ветки не доставали, и он болтал ими в воздухе.

≪Боже мой, обломится ветка, убьется... убьется≫,— шептала

мать, а он тем временем, по совету товарища, раскачался,

нашел опору, встал на ветку.

Геннадий соединил концы провода. Осторожно начал спускаться.

Последние два метра сполз. Руки горели, как от

ожога. Молча обулся, натянул пальто, облизал пересохшие

губы.

Мать сердито смотрела на сына.

— Тетя Оля, да ведь он же ничего плохого не сделал,— ,

заступился Миша.

— Молчи, заступник.

Вечером с Николаем Ивановичем внесли радиоприемник.

Долго возились с ним. Притихшая Ольга Ивановна ждала,

когда загорятся огоньки, осветят шкалу. Но приемник молчал.

Раздосадованные, в двенадцатом часу ночи отнесли его

на прежнее место.

Утром Николай Иванович и Геня вышли во двор. Провод

был оборван. ≪Ветер! Надо лезть опять≫.

— Ты, дружок, на живую нитку пришил. Теперь надо

начинать сначала. Повремени, я достану когти.

— С когтями скорее заподозрят, а так сочтут за ухарство.—

Ну, действуй, когда стемнеет,— согласился Николай

Иванович.

Снова вечером внесли приемник. Одиннадцатый час. Геннадий

неслышно ходил на носках, затемняя окна. Включил

свет. В приемнике зашипело. Нетерпеливо повернул регулятор