Солдаты передовой роты уже несколько дней не получали писем. Трудно
было доставить. А без писем на фронте тяжко.
Комбат майор Терехов вызвал к себе в блиндаж связиста-вожатого и
сказал:
— Товарищ Первушкин, не сможет ли ваша Альфа доставлять газеты и
письма в первую роту? Уже двух письмоносцев убило...
— Не знаю как... — замялся связист. — Попробую. С грузом-то через
реку тяжеловато будет.
Стояла дождливая, грязная осень.
В такое время особенно трудно было воевать: земля раскисла, люди
промокали до нитки, а ночи стояли длинные и тёмные-тёмные.
Первая рота форсировала реку и закрепилась на том берегу: вырыли
окопы, залегли. Противник пытался столкнуть роту в реку, но все его атаки
захлёбывались.
Телефонная линия часто рвалась от огня противника, и связь
поддерживали по радио и с помощью служебной собаки.
Альфа была похожа на волка: здоровенная, тёмно-серая. Работала на
связи при двух вожатых. Один вожатый, Коробков, находился на том берегу, в
окопах, а другой, Первушкин, — на этом берегу, при штабе батальона.
Первушкин был строг к Альфе и ласкал её редко, а Коробков помягче
характером, голос у него ласковый, и за хорошую службу он часто поощрял
собаку. Первушкина Альфа побаивалась, а Коробкова любила, но к обоим
привыкла и обоих слушалась.
Письменное приказание Первушкин клал в маленький портдепешник,
привязывал его к ошейнику и говорил строго: «Альфа! Пост!» Альфа
устремлялась через кусты к реке, переплывала её наискосок (течение
сносило) и бежала в окопы к вожатому Коробкову. Только Коробков, второй
хозяин Альфы, мог снять портдепешник. Никому другому собака не давалась.
Альфа отдыхала в окопах. Коробков её подкармливал, а потом она обратно
переплывала реку, неся в портдепешнике донесение от командира роты.
А теперь комбат дал новое задание. Сможет ли Альфа с грузом переплыть
реку? Уж очень течение быстрое.
Первушкин закрепил на спине собаки брезентовый вьюк и положил в него
несколько газет. Альфа переплыла с вьюком реку и доставила газеты в первую
роту. Первушкин пошёл к комбату и доложил:
— Товарищ майор, испытание сделано. Можно назначить Альфу
почтальоном. Думаю, справится.
Улыбнулся комбат:
— Хорошо. Давайте. Только не нагружайте её помногу. Как бы не
утонула.
— Будьте покойны, товарищ майор. Она у меня будет делать по
расписанию два рейса в день. Аккуратно доставит.
На другой день Первушкин ранним утром послал Альфу в первый рейс с
газетами. Альфа реку переплыла и, прыгнув в траншею, побежала по
извилистому пути к вожатому. Но Коробкова на старом месте не оказалось.
Собака понюхала землю и устремилась по ходу сообщения дальше. Солдаты
попытались остановить связную собаку: «Альфа, Альфа, стой!» Но она
увернулась от них и даже оскалила зубы. Солдаты отстранились от собаки и
поругали её:
— Вот злюка! Учёная, а некультурная...
Альфа не обращала на них внимания. Она нюхала землю и шла по траншее
вперёд. Траншеи солдаты по ночам копали по направлению к противнику, и
сейчас Коробков находился в самом отдалённом ответвлении.
Альфа разыскала хозяина. Коробков обрадовался и погладил собаку:
— Хорошо, Альфа, хорошо, — и угостил её сахаром.
Вынув из вьюка газеты, Коробков роздал их солдатам.
— А когда же она письма принесёт? — спрашивали.
— Сегодня вечером.
— А как же она нашла тебя по следам? Ведь следов-то много.
Коробков улыбнулся:
— Простая хитрость: подошвы я смазал рыбьим жиром и этим усилил запах
своих следов. Вот Альфа и нашла меня!
Вечером Первушкин завернул пачку писем в парусину и вложил в
брезентовую сумку вьюка. Надо было сберечь их от воды. Письма были в
разных конвертах — и в серых, и в жёлтых, и в синих — и простыми
треугольниками. И в каждом из них своя жизнь, своя тоска и надежда.
По команде «Пост! Пост!» Альфа побежала знакомым маршрутом. Сначала
она бежала через кусты, потом поплыла. Вражеские снаряды рвались на обоих
берегах реки, где располагались наши войска. Иногда снаряды падали в реку,
и вверх взлетала высоким фонтаном грязно-бурая вода. Альфа привыкла к этим
взрывам, и как бы близко они ни появлялись, она не изменяла своего
маршрута.
Альфа вылезла из воды и, отряхиваясь, побежала по берегу к окопам. В
это время недалеко от неё разорвалась мина, и многочисленные осколки
мгновенно взборонили землю. Альфа взвизгнула и упала на живот — будто ей
подсекли ноги. Песок под ней окрасился кровью.
Коробков поджидал своего почтальона и часто выглядывал из траншеи —
посматривал по направлению к реке. Здесь пролегает линия связи. Вон там,
около песчаного холмика, Альфу уже можно было увидеть.
И вот Коробков увидел своего почтальона. Собака шла медленно,
покачиваясь, иногда приседала, ложилась и пыталась ползти.
Коробков вылез из траншеи и пополз навстречу собаке:
— Альфа, ко мне! Ко мне! Альфа! Ползи!
Собака слышала призыв хозяина, скулила, скребла лапами песок и не
могла сдвинуться с места. Коробков дополз до собаки, схватил её за вьюк и
потащил за собой в окоп.
— Тихо, Альфа, хорошо, Альфа... — приговаривал Коробков, успокаивая
собаку.
За ней оставался кровавый след.
Втащив Альфу в окоп, Коробков сбросил с собаки вьюк и начал торопливо
перевязывать раны. Раны были на всех ногах, а на правой задней перебита
кость. Два солдата помогали Коробкову перевязывать раны, а другие
протягивали ему свои перевязочные пакеты:
— На, на, Коробков, перевязывай скорее, а то кровью изойдёт. Вот
молодчина: раненная, а письма принесла.
После перевязки ран Коробков роздал солдатам письма. Солдаты с
радостным оживлением благодарили:
— Спасибо, Коробков, спасибо.
А потом все предлагали Альфе галеты, сало и сахар, но она
отворачивалась от соблазна и посматривала на Коробкова так, словно хотела
спросить: «Можно ли взять?»
— Ишь какой привередливый твой почтальон, — сказал один солдат, — от
такого угощения отказывается...
— Не привередливая, а дисциплинированная, — пояснил Коробков, — она
из чужих рук не должна брать пищу.
Ночью на резиновом поплавке переправили Альфу через реку и привезли к
нам в лазарет. Мы удалили из тела собаки осколки, а на перебитую ногу
наложили гипсовую повязку.
Через месяц Альфу вернули в строй. На задней ноге у неё осталась
костная мозоль, но Альфа не хромала и бегала хорошо.
После этого и прозвали ее «аккуратный почтальон».
ГИБЕЛЬ АЛЬФЫ
Как-то мы с Мишей Владимировым возвращались из передовых частей к
себе, во второй эшелон дивизии. Я ехал на своём верном Соколе, а
фельдшер — на Гнедке, быстроходном маленьком иноходце.
Едем мы с Мишей лёгкой рысцой и вдруг замечаем: в полукилометре от
нас по склону высотки бежит волк. «Наверно, спугнули его снарядом из
логова — вот он и удирает теперь подальше от огня, в тыл...» — подумал я.
Но бежит зверь как-то странно — медленно и зигзагами, иногда покачивается
и приседает. Хвост поленом волочит, и голова опущена до земли.
— Владимиров, за мной! — крикнул я, и мы полной рысью помчались
наперерез волку.
На ходу я выхватил пистолет из кобуры. Подскакиваем ближе, осаживаем
коней. Овчарка!
Спрятал я в кобуру пистолет и крикнул громко, властно: «Стой!» Собака
вздрогнула и остановилась. Повернула голову и покосилась на нас правым
открытым глазом. Вся морда у неё была в крови, левый глаз затёк кровью, а
полуоторванное левое ухо свисало вниз. На шее — кожаный ошейник.