фотоэпилятор. Мне подсказала ее одна из женщин, что ежедневно кукуют там, ради мужчин тратя время и деньги на депиляцию. Им удаляют волосы при помощи воска, что, должно быть, ужасно больно. Фотоэпилятор со световыми импульсами был новинкой, довольно дорогой, конечно, но зато пригодной для домашнего пользования.

- Такой метод применяют в салонах красоты, но этим прибором можно пользоваться и дома…

Тебе не нравится подарок? – разочарованно протянул я.

- Нет, нравится, очень нравится… только это как-то необычно.

- Ты можешь поменять его. У меня есть чек.

- Я не стану менять его, но чек ты мне все-таки дай, вдруг он сломается.

- Это верно, он на гарантии. Корина, мне по душе твоя практичность и организованность, –

промолвил я, роясь в бумажнике и отыскивая чек, а затем добавил: – Кстати, а где остальные фломастеры, которые были в коробке? Нам привезли их недавно, помнишь?

- Не знаю, я ничего не трогаю, – ответила она как обычно, возвращаясь в подсобку, чтобы

положить небольшой фотоэпилятор в свою необъятную, бездонную сумку, жадно поглощавшую в свои недра все без исключения. Должно быть, она устала таскать эту сумку, и ей давно следовало выбросить ее, но таковы женщины. Мне так хотелось бы, чтобы они избавились от своих оков, сожгли свои сумищи, которые волочатся за ними, ограничивая свободу их движений.

Сегодня, снова оставшись в одиночестве, я весь вечер искал доставленные припасы, которых нам

не хватало, но так и не нашел. И куда только Корина их положила? Когда хотела, она становилась упрямой и глупой как осел, и в этом заключался ее недостаток. Наверняка в своем стремлении расставить все вещи по порядку, следуя только своим соображениям, эту новую партию товара, она засунула в какое-нибудь неожиданное место.

По словам дона Хоакина, по прозвищу “козлик” (насколько мне известно, в каждой школе

есть свой “козлик”, то бишь, преподаватель с бородкой клинышком), так вот мой учитель по литературе утверждал, что в жизни бывают случаи, когда человек может выбирать, перебраться ли ему на другую сторону или остаться на этой, и этот шаг необратим. Полагаю, он говорил о сомнениях и собственных юношеских ощущениях: об отказе учиться, наркотиках, незначительных правонарушениях, о несвоевременной и неуместной влюбленности, о подделке оценок… Ты можешь быть вовлечен во все случайно, но это может не в лучшую сторону изменить течение твоей жизни. Короче говоря, я начал переплывать реку сегодня вечером, когда мама наблюдала, как я готовлю омлет по-крестьянски. Я никогда не думал, что поплыву на другой берег, но вот я оставил позади границу своих нравственных и моральных рубежей, на которых был воспитан, не до конца осознавая, но неукоснительно соблюдая их. Сестра предупредила нас, что приведет детей, и я принялся стряпать барский ужин. Должно быть, я был так взволнован своими мыслями о границах и реке, что с языка у меня невольно сорвалось:

- Веришь ли, но я не нахожу несколько коробок фломастеров со стирающимися чернилами для белых досок. Заказ пришел на днях, и я ума не приложу, куда их дел.

- Сколько коробок? – сурово вопросила мать.

- Четыре. По одной каждого цвета. Тебе, часом, не приходит в голову, куда Корина могла их положить? Может, в какую-нибудь большую коробку или на самые верхние полки, которыми мы не пользуемся и о которых я даже не помню?

- Ты ее спрашивал?

На секунду я остановился. Река находилась тут, у самых моих ног. Впервые я разглядел ее плавно текущие воды. Скорее, это был не очень широкий и не быстрый ручей, но плыть ли мне через него или остаться? Да в конце-то концов, к чему мне оставаться на этом берегу реки на всю жизнь? Что было у меня в мои тридцать семь лет взамен всегдашнего строгого соблюдения законов добрососедского совместного проживания? Я не хотел потерять Корину, поэтому очертя голову ринулся вперед:

- Скорее всего, я закрутился, запутался и в итоге не сделал заказ, – с преувеличенным спокойствием ответил я, уменьшив тем самым значимость проблемы, – и это меня не удивило бы, потому что я рассеянный... Завтра я все перепроверю с поставщиком.

В ту же секунду истошно прозвонил домофон и дело было улажено. Паркер принялся неистово лаять как сумасшедший, но не от злости к вторгшимся чужакам, а от радости, потому что услышал звук подъехавшего лифта и, как я думаю, еще от двери учуял запах детей. Под этот шум и гам мама забыла о теме разговора, и я повеселел. Открыв дверь, я увидел сестру с тремя детьми. У нее было такое лицо, что я не на шутку встревожился. Глаза Нурии были заплаканными, а ведь моя сестра как кремень – она никогда не плачет.

- Нурия, что случилось? – без обиняков, прямо в лоб, обеспокоенно спросил я.

Она ничего мне не ответила, но, как я говорил, для моей родни это нормально.

- Помоги мне. Разве ты не видишь, что я навьючена как мул?

Сестра и в самом деле приволокла с собой несколько чемоданов, так что я помог ей.

- Дети останутся у нас? – снова спросил я, потому что об этом сестра ничего не говорила, по крайней мере, мне. Говорила ли она маме, не знаю, потому что, как мне кажется, половину из того, что мама узнает из их разговоров, она мне не рассказывает. – Ты куда-то уезжаешь?

Должен заметить, что сестра работает в крупной компании по производству чистящих средств, в отделе маркетинга, и время от времени ей выпадает счастливый случай съездить куда-нибудь на переговоры.

- Мы все остаемся, – обронила Нурия, и тут я понял, что произошло нечто, из ряда вон выходящее.

За ужином мы поговорили о детях, потом вымыли их перед сном и уложили в кровать с той напускной, насквозь фальшивой, обыденностью, что характерна при чрезвычайных жизненных обстоятельствах, которые, к несчастью, мне очень хорошо известны.

- У тебя есть виски? – спросила сестра в тот момент, когда мама ушла к себе в комнату, чтобы облачиться в ночную рубашку с одним рукавом.

- Не думаю, – ответил я, заведомо зная, что виски нет.

- А водка, ром или что-нибудь такое?

Поскольку у меня не было ничего такого (дома мы пьем только вино или пиво, которого, впрочем, почти никогда не бывает, поскольку мама такая же ярая его фанатка, как ирландка), я поднялся на минутку к Хосе Карлосу. Он, не отрываясь, смотрел сериал на DVD, который нравится нам обоим, с жадностью проглатывая одну серию за другой. Я просто взбесился.

- Эй, приятель, мог бы и меня подождать! – набросился я на друга. – А ты даже не сказал, что у тебя есть четвертый сезон.

- Да я только что начал.

Только клеенка на столе была уже теплой. Попахивало предательством от того, что Хосе Карлос, как проклятый наркоман, смотрел новую серию в одиночку, даже не сказав мне.

- Я собирался посмотреть только одну серию.

- Я так и подумал, приятель. У тебя есть виски?

- Для кого это? Неужели для твоей девушки? Она у тебя дома? Смотри-ка, ты несешься на всех парусах.

- Нет, это не для девушки, а для сестры.

При упоминании сестрицы лицо Хосе Карлоса прямо-таки засияло. Нурия несказанно нравилась ему; еще совсем мальчишкой он был очарован ею.

- Я спущусь с тобой.

- Даже не знаю, Хосе Карлос, мне кажется, сейчас не самый лучший момент...

- Ладно, как скажешь, тогда я досмотрю сериал, а тебе обломится.

- Ну уж нет, давай, спускайся.

К этому времени Хосе Карлос стал почти что членом семьи, и было совершенно все равно, что он услышит то, что должна была рассказать нам с мамой моя сестра. Хосе Карлос прихватил с собой бутылку довольно хорошего виски, и мы спустились вниз.

Сестра сообщила нам, что порвала со своим последним женишком, то бишь Хорхе, тем, что из посреднической фирмы, однако самое ужасное заключалось не в этом. Нурия постоянно на свой страх и риск прокручивает какие-то темные делишки, чтобы выжить в этой неразберихе, а может, для того, чтобы пребывать в этом хаосе и дальше и не иметь возможности остановиться и задуматься о своей жизни. Так вот в последние месяцы она заключила с Хорхе договор пожизненной ренты и переписала квартиру на его имя. Тот начал выплачивать ей арендную плату, а теперь, порвав с ним, Нурия вместе с детьми оказалась на улице. Когда мама выслушала рассказ Нурии, ее охватила такая ярость, что даже присутствие Хуана Карлоса не сдержало ее. Она выпила два стакана виски, а именно, свой и моей сестры. Не знаю, почему, но мама не хотела, чтобы Нурия пила, как будто моя бедная сестричка по-черному бухала. Конечно, у Нурии есть множество недостатков, но только не этот.