- Дожила, называется, до старости лет с вами обоими! Вот уж старость так старость! – громко причитала мама, глотая виски.

- Мама... – увещевал я ее, – дети проснутся... Мама...

Но мама не слушала моих доводов и продолжала сетовать:

- И зачем только мы с вашим отцом потратили столько денег на школы и частные уроки... Я уже ничего не понимаю... Ничегошеньки.

О расходах на школу мама должна была говорить только моей сестре, потому что только она всегда училась в частной школе; меня же в четвертом классе отдали в обычную, рядом с домом, где я получал общее базовое образование, так что по деньгам я им недорого обошелся. Но я молчал, сейчас было не время для упреков.

Я лежал в кровати, не смыкая глаз. Мне никак не удавалось заснуть, как будто я был своей сестрой. В конце концов, я поднялся и прошелся по битком забитой квартире. На скорую руку мы соорудили для всех постели: мальчишек, Серхио и Мауро уложили в бывшей старой комнате моей сестры; мама спала с внучкой Амели на двуспальной супружеской кровати, которую делила вот уже много лет только с девчушкой; сестра устроилась на диване в гостиной, который в случае необходимости становился постелью. Как по-разному все спят! Дети парят как космонавты в своем крепком и глубоком сне. Они отдаются ему со всей серьезностью, целиком, без остатка; им чуждо все, что происходит вокруг них; они далеки от реальности и мечтают о жизни, которая у них впереди. Пожилые люди, наоборот, дряхлеют; в их неподвижных телах заметно усилие, которое они прикладывают, чтобы жить, чтобы удержаться на этом свете и занимать здесь свое место, как будто, засыпая, они уже ни к чему не готовились, и сон для них лишь репетиция собственной смерти. “Дядя, я боюсь бабушку, когда она спит, она похожа на слепого крота”, – сказал мне как-то утром Серхио. Я понимал, о чем он говорил, но никогда не мог так четко сформулировать. И точно, мама, особенно после своего падения, спала как маленькая, беззащитная зверушка, как заплутавший крот, который может запросто слепо погибнуть, если не позаботится о себе.

Я заглянул в гостиную. Услышав мою возню у двери, Нурия заворочалась в своей постели; ей тоже

не спалось. Паркер дрых без задних ног на коврике.

- Что-то случилось? – спросила сестра.

- Нет. Тебе что-нибудь нужно? – в свою очередь поинтересовался я.

- Ничего, просто я думала о том, что отсюда будет трудновато возить детей в школу по утрам.

- Ладно тебе, мы все устроим, – ответил я. – Спи давай.

- А собака? Ты его уведешь?

Паркер приоткрыл один глаз и вильнул хвостом, но отнюдь не собирался двигаться с места.

- Не знаю. Похоже, сегодня он предпочитает спать с тобой. Он тебе мешает?

- Да нет, – ответила сестра.

- Он спит с тем, кто больше всего нуждается в нем. Это точно.

- Да уж. – Сестра замолчала. Я повернулся, чтобы идти к себе в комнату, но она заговорила снова:

– Я дура, правда? Наворотила дел…

В голосе сестры звучала огромная боль.

- Брось, Нурия, все пройдет, уладится. Ты же у нас стальная, из нержавейки. Все будет хорошо, вот

увидишь. Мы тебе поможем.

Мне показалось, что мои слова дошли до нее, и это меня порадовало. Нурия снова улеглась и

расслабилась. Я вернулся к себе в кровать, но так и не заснул. Все эти долгие бессонные часы я думал о Корине, о ее прекрасном теле, о том, как, в конце концов, наступит час, когда я уеду из дома. Я думал о том, как буду жить с ней, спать с ней в ее съемной квартирке, и каждое утро по железной дороге вместе с ней добираться из Кослады до магазина; как мы вместе будем открывать его, заниматься делами, обедать с мамой у нее дома, а по вечерам, после ужина, взявшись за руки, возвращаться обратно на общественном транспорте, возможно, разговаривая, а может быть, читая, уткнувшись носом каждый в свою электронную книжку, потому что для долгой дороги это самое удобное. Впрочем, поскольку у меня есть машина и гараж, другим неплохим решением было бы ездить туда-обратно на машине. Также я подумал о недостаче в магазине, и сам не знаю почему, вдруг вспомнил о “козлике”, своем давнем учителе литературы, и моем ручейке. Про себя я подумал, что “козлик” был также далеко не самым квалифицированным специалистом в области этики, чтобы давать подобные уроки. За несколько недель до окончания учебного года он связался с одной своей коллегой, самой красивой преподавательницей в подготовительных классах [прим: имеются в виду подготовительные классы для поступления в институт, в испанских школах не являются обязательными]. Думаю, у них был даже общий ребенок, именно поэтому он так часто возвращался к разговорам о реке.

15. Другой берег реки

Мой дом с тремя детьми и неорганизованной, несобранной сестрой превратился в совершенно

другое, необычное место. Я потерял личную жизнь, но зато выиграл в других вещах: мама была уже не одна, и с самого первого дня неизменно сообщала о том, что ей, так же как и мне, житье с моими племянниками доставляло истинное удовольствие. Хотя я уставал, а расходы в супермаркетах, за газ и за свет возросли до небес, я набирался новых сил, слыша детские голосочки. Мне также нравилось заменять бесчисленные фильмы, которые мама буквально проглатывала один за другим, на мультики, ярой сторонницей которых была племяшка Амели, отъявленная спорщица и моя любимица. Мауро, мой средний племянник, наоборот, был фанатом “Монополии”, и бесконечная партия отнимала у нас всю вторую половину дня. Порой, мы засиживались за обеденным столом вплоть до позднего вечера. Заигравшись, мы не могли оторваться от стола, и это привело к тому, что мы привыкли играть за ужином, сидя с подносом на коленях и пачкой игрушечных денег в руке.

С женщинами у меня были разные отношения, но ни с одной из них у меня не было возможности

видеться ежедневно, за исключением Лурдес в школьные годы, разумеется. А теперь для меня было блаженством каждое утро быстро идти в магазин, потому что я знал, что увижусь там с Кориной. Встречи с ней придавали мне сил, можно сказать, буквально наполняли меня энергией, благодаря чему мы с Паркером совершали длинные прогулки. Самым лучшим местом погулять с собакой, где можно было предаваться счастливым любовным грезам, был парк.

Тем не менее, несмотря на то, что я хорошо понимал, что в моей стратегии терпение было

необходимым и обязательным условием, я начинал его терять. Если Корине нужно было время как доказательство моих серьезных намерений по отношению к ней, то я и так дал его предостаточно. Как-то утром, когда никто даже не заходил в наш магазинчик, я пребывал в отчаянии и засыпáл от скуки. Дважды прочитав газету и решив все судоку, я пошел в разнос. Корина сидела в подсобке и что-то там шила; у нее была привычка таскать с собой в своей холщовой сумке какое-нибудь рукоделие. Я направился к ней и стал массировать ей шею, а затем плечи. Она не отвечала мне, но кажется, поддавалась моим ласкам, и я продолжал свое путешествие по ее телу. Мы отлично могли бы предаться здесь любви. Не было ничего странного в том, что парочка продавцов целуется и обнимается в укромном местечке своего магазина. Однако вскоре Корина крепко сжала мою руку, ухватив ее за запястье, и вытащила из-под лифчика, куда той удалось забраться к немалой радости моего тела, уже сулившего счастливые мгновения. Корина поднялась.

- Сегодня работы мало, – заметила она. – Ты не против, если я уйду пораньше? Вечером у меня

много дел.

Я остолбенел и стоял, как громом пораженный, не только из-за того, что Корина разрушила нашу

зыбкую связь, и не захотела ответить на мою любовь и внимание, а потому, что она снова даже не упомянула о том, что произошло и происходило между нами. Я ненавижу, когда вещи остаются незамеченными, но зачастую у меня складывается ощущение, что именно это и преобладает в моей жизни.

- Корина, какие у тебя планы в отношении нас? – напрямую спросил я. – Мне хотелось бы быть