Через несколько дней состоялся суд. Шел он при закрытых дверях. Никого, даже родственников, не пустили в зал суда. Меня лишь уведомили, что Новинский Сергей Григорьевич осужден на три года каторжной тюрьмы с последующей ссылкой. Вскоре закрыли и народную школу как рассадник революционной заразы. Я осталась без работы и вынуждена была последовать совету отца».

В следующий четверг ребята пришли к Максиму Ивановичу раньше назначенного часа в надежде, что, может быть, он получил какие-либо известия из Зауральска.

Однако, войдя в кабинет, по вопросительному взгляду учителя поняли, что он тоже ждет результатов поездки.

— А где Лариса? — спросил он. — Неужели не приехала? По времени вроде пора... И не звонила даже.

— Домой звонила, — сообщил Андрей. — Но ничего толком не сказала. Обещала вскорости быть.

— Да-а, — разочарованно протянул Максим Иванович. — Неужели пустой билет? Я, честно, очень надеялся на краеведа Ефимова.

— Не нужно было девчонку посылать, — буркнул Борис. — А вообще, раз собрались, давайте делом заниматься. Вот ты, Игорь, говорил, что подбираешь материал по социальным вопросам и по царской полиции.

— Пожалуйста, — встрепенулся Игорь. — В двенадцатом году дело дошло до того, что действующая армия оказалась не только без винтовок, патронов, но и даже... без штанов. И это в канун первой мировой войны. Если разрешите, я вам зачитаю фельетон «Правды» того времени:

— «Где штаны?

До сего времени войска не получили шаровар по сроку 1911 г. ...Шаровар защитного цвета почти нет, но и черных в некоторых частях не хватает для снабжения ими призываемых запасных...

Как хотите, — армия без штанов не может называться „действующей”.

М. Меньшиков

„Новое время"

В начале интендантского бытия была крупа. Гречневая, ячная — „толстая" и „тонкая", пшенная, кукурузная...

Во всех видах и смыслах, в виде каши с салом, с „жаренками", с маслом коровьим, с маслом постным — она служила для восстановления солдатских, сил, а в смысле счетов и расчетов с подрядчиками — питала интендантов.

Затем вышли на сцену холст и сукно. Интендантские „холстомеры” проявили большие таланты — изобрели двенадцативершковый аршин, затем перешли на „десятичную” систему, по которой в аршине оказалось только 10 вершков — для ровного счета.

Но в полном блеске интендантский гений развернулся на сапогах.

Солдатские сапоги были лакомым блюдом на роскошных интендантских пирах. На балах интендантские красавицы блистали сапогами с картонными подошвами, — конечно, превращенными в бриллианты и золотые украшения. Солдатскими сапогами расплачивались в ресторанах. И эти же сапоги в невероятном количестве проигрывали в карточных клубах повсеместно, где только были клубы.

Пока солдаты без сапог ходили за тысячи верст бить турка и японца, сапоги совершали недалекие путешествия из амбара подрядчика в интендантский склад и обратно.

Сапоги были в столь большой славе, что сам М. О. Меньшиков из „Нового времени'” взял их под свою патриотическую руку. Чтобы, упаси боже, интендантские склады не осквернились сапогами, поставленными каким-либо „жидовским” поставщиком, М. О. Меньшиков усиленно рекомендовал сдать подряд на них его знакомому Френкелю, который обезопасил бы интендантов от „еврейского засилья”.

Это была вершина славы солдатских сапог и интендантской изобретательности.

Но... всему бывает конец. Сначала левая печать, потом даже правая, потом ревизующий сенатор Гарин вытащили всю картину интендантского „патриотизма” за ушко да на солнышко. И оказалось:

крупы нет: не из чего варить солдатскую кашу;

капуста гнилая: щи хотя и можно варить, но тухлые;

холста нет: зимой туда-сюда, но летом не ахти как приятно.

Сукна нет: летом ничего, но зимой отнюдь не способствует.

Сапог нет: результат и зимой и летом плачевный.

Стоит солдатик — на голове „головной убор”, в руках ружье... а штаны „3-го сорта”.

Однако штаны те частью за ветхостью расползались, частью просто их на всех не хватило.

Увидел это М. О. Меньшиков, и даже его прорвало:

— Как хотите, — сказал он, — мое дело насчет штанов сторона. Только армия без штанов — какая же это „действующая армия"?!»

Все засмеялись. Особенно заливался Андрей:

— Я представляю себе: стоит солдат на часах и без штанов. Ой, не могу. А как в атаку идти? Ха-ха-ха.

Потом он взглянул на часы и заскучал:

— Похоже, что Ларисы не будет. А если так, разрешите зачитать то, что она выписала из газет. Она занималась великосветской хроникой. Причем хронику эту «Правда» давала в пародийном стиле, показывая «свиное рыло» сильных мира сего. Можно, я зачитаю?

— Конечно, конечно! — поддержал Максим Иванович.

— «Дуэль.

Вчера в Гатчине между лейтенантом Жерар де Сукантон и князем ханом Нахичеванским, офицером лейбгвардии Кирасирского ее величества полка, состоялась дуэль на пистолетах. Дуэлянты стреляли на расстоянии 25 шагов. Ранен барон Жерар де Сукантон, пуля попала ему в правый бок и застряла в легком. Причина дуэли — ссора на романтической подкладке».

— Тоже мне — «романтическая подкладка»! — покачал головой Борис. — Просто с жиру бесились. Мужики с голоду пухнут, а эти идиотизмом занимаются.

— Князьям да графьям подражали политические деятели. Чтобы создать себе славу светских людей, тоже дуэли затевали. А стреляться боялись, вот и получался жалкий фарс. Для примера зачитаю:

«Политическая дуэль.

Буржуазная пресса пережила неделю о Гучкове. Сколько разговоров велось по поводу его дуэли с Мясоедовым! До дуэли шло гадание: состоится дуэль или нет, кто секунданты, каковы условия, где место встречи, как чувствует себя А. И. Гучков; повел он бровью при входе в зал думского заседания или нет; зачем он поехал в Москву — прощаться с родными, составлять завещание или сказать последнее „прости" избирателям-октябристам?

После дуэли бульварные газеты аршинными буквами писали на страницах, отданных под А. И. Гучкова.

Дуэль состоялась... Полиция помешала первой встрече... Противники обменялись безрезультатными выстрелами. Дуэлянты разошлись врагами. Затем пошли: протоколы переговоров, протокол дуэли, описания очевидцев, сообщения секундантов, портреты участников, и среди них светила 3-й Государственной думы А. И. Гучков, П. И. Крупенский и А. И, Звягинцев.

Что за шум, что за событие необычайной важности? Решалась судьба России, спасалось большое общественное дело? Ничего подобного — спасалась надежно подмоченная репутация лидера октябристов накануне новых выборов в Государственную думу.

Гучков за пять лет не сделал ни одного серьезного шага в Государственной думе; он только управлял из-за дырявого занавеса худой игрой октябристских марионеток, но зато он часто вставал в позу, делал многозначительные жесты. Занимал место председателя Государственной думы и демонстративно отказывался от него, ездил на Дальний Восток, два раза дрался на дуэли.

Но к жестам и позам быстро привыкают, и они уже не производят надлежащего впечатления, так и с А. И. Гучковым: все привыкли к его „политическим" выходкам, как привыкают к недостаткам человека.

Увы, и новое выступление" Гучкова не будет иметь успеха: пошумели газеты, поболтали „в обществе", и „безрезультатный" выстрел не оставит никаких политических последствий: ни свои личные фонды, ни фонды октябристской партии Гучков этим не поднимет.

Демократия же с улыбкой смотрит на эту барскую забаву с автомобилями, пистолетами, барьером и секундантом».

— Как говорится — ни прибавить, ни убавить! — заметил Андрей. — А вот еще несколько заметок.