Наступал вечер, и Конайре должен был искать ночлег. Неподалеку от тех мест, где он очутился, находился дом знатного человека Да Дерга. Дом Да Дерга описан как своего рода небольшая вселенная, в центре которой находится «мировое древо» — большой столб.

К этому дому и направился король.

И тут он увидел впереди трех всадников, одетых во все красное, а сидели они на красных конях. Вспомнил король и о том, что имя «Дерга», собственно, означает «Красный». Запрещено ему было ехать за тремя красными к дому Красного, и с этим надо было срочно что-то делать.

В кельтской мифологии вообще «красный», как мы помним, имеет отношение к смерти, к потустороннему миру. Так, красные волосы у женщины почти наверняка свидетельствуют о ее связи с миром народа холмов.

Конайре еще сохранял надежду не нарушить хотя бы этот гейс и отправил к трем всадникам своего посланца с просьбой, чтобы те пропустили его вперед. Но сколько ни гнал посланец свою лошадь, догнать трех красных чужаков ему не удавалось. Он кричал незнакомцам в спину, чтобы те повернули назад. Тогда один из них, оглянувшись, пропел жуткую песнь, смысл которой до чрезвычайности темен. Во всяком случае, «красные» дали понять, что «они хоть и живы, но все же мертвы», что всех ждут «великие знамения», а вороны «получат свою пищу». Словом, «красные» не предвещали королю ничего хорошего.

«Нынче вечером все мои гейсы против меня», — печально заметил на это король.

Тем временем на побережье Ирландии высадились разбойники — отряд Ингкела с названными братьями Конайре. Те слышат стук копыт — то всадники сопровождают короля к дому Да Дерга. Подобравшись ближе, разбойники видят свет, разведенный в доме, — нарушен еще один завет Конайре: не зажигать огня так, чтобы его было видно снаружи дома.

Между сообщниками Ингкела происходит небольшой спор: братьям поначалу не хочется нападать на Конайре, но Ингкел напоминает им о том, что сам он без малейшего колебания погубил собственных родственников; теперь черед его спутников сделать то же самое.

В раскрытые двери дома Да Дерга, сквозь колеса колесниц, стоящих перед домом, Ингкел заглядывает внутрь и описывает Фер Рогайну все, что видит в доме, а тот дает подробные объяснения. Так складываются описания спутников Конайре, могучих воинов, благородных, добрых, отважных — и так далее. Когда речь доходит до описания трех сыновей Конайре — золотоволосых, всеми любимых, «с девичьей повадкой и братскими сердцами», Фер Рогайн начинает рыдать…

А к дому подходит одинокая женщина и просит дозволения войти. Выглядела эта леди довольно жутко: видны были ее чрезмерно длинные и черные ноги, ее растрепанные волосы спускались ниже колен, а губы свисали на половину лица — огромный перекошенный рот был у нее. То была Морриган, и взгляд у нее был дурной.

Этим дурным взглядом сверлила она спутников короля.

Конайре спросил ее: коль скоро она провидица, то что же она видит?

Ответ Морриган прозвучал не слишком обнадеживающе: «Ни волос, ни плоть не покинут этого места, разве что птицы унесут в когтях».

Гейс запрещал Конайре принимать одинокого человека, мужчину или женщину, после захода солнца, но Морриган пристыдила короля за то, что он выгоняет старую женщину, и Конайре решил: «Хоть и лежит на мне гейс — входи».

В доме Да Дерга собрались очень разные люди и не-люди: помимо тех воинов, которых перечислил Фер Рогайну Ингкел, находились там три заложника из племени фоморов, «ужасные на вид», три великана с острова Мэн, «с волосами как лошадиная грива», и три обнаженных существа, истекающих кровью: они висели на привязанных к крыше веревках, — то были дочери Морриган.

Перед началом нападения на дом воины Ингкела взяли каждый по камню и сложили их в большую кучу. После сражения каждый оставшийся в живых снова возьмет по камню — после чего можно будет подсчитать, по числу оставшихся камней, сколько человек погибло.

И воины Ингкела напали на дом. Они подожгли его, но пирующие загасили пламя вином. После этого в доме не осталось никакого питья, и пока шла битва, король жестоко страдал от жажды. Раньше прямо через дом протекала река, но разбойники догадались перекрыть ее, и в доме не оказалось ни капли влаги.

Король Конайре не мог больше сражаться — он умирал от жажды. Поэтому он отправил своего верного воина Мак Кехта достать питья. Мак Кехт взял золотую чашу короля, прорубился сквозь ряды осаждающих и отправился искать воду.

И пока шло кровавое сражение в доме, Мак Кехт метался по всей Ирландии, но нигде не мог он добыть воду: волшебный народ делал так, что перед Мак Кехтом исчезали или высыхали все источники — пропадали озера, колодцы оказывались пустыми.

Наконец Мак Кехт нашел одно озеро, которое не успело спрятаться при его приближении, и зачерпнул воды. Он помчался обратно к дому — и увидел, что все защитники мертвы, а королю Конайре отрубили голову. Мак Кехт успел убить еще двух разбойников, затем поднял голову короля и влил ей в рот драгоценную воду. Ожив ненадолго, голова поблагодарила Мак Кехта за верную службу.

Так свершилась месть волшебной страны, павшей на правнука Эохайда.

Об уладах известно, что время от времени их охватывала слабость, и в самые критические моменты они внезапно могли оказаться совершенно беспомощными. Произошло это из-за проклятия Махи.

Случилось так, что человек по имени Крунху, живший в уединенном месте среди холмов, овдовел, оставшись с четырьмя сыновьями. Однажды он обнаружил у себя в доме неизвестную женщину, которая выполнила всю домашнюю работу, а ночью пришла к нему в постель, и Крунху принял ее как жену. Имя этой женщины было Маха.

Однажды Крунху отправился на большой праздник в Ульстер. Маха просила его об одном: никому о ней не рассказывать — в противном случае она вынуждена будет его покинуть.

Крунху обещал молчать, но не выдержал: когда он увидел, как королевские лошади побеждают на скачках, он закричал: «Моя жена может бежать быстрее, чем эти кони!»

Король рассердился, услышав такое. Он приказал схватить Крунху и держать его, пока не приведут его жену. За Махой послали. Она ждала ребенка и должна была вот-вот родить.

Король велел ей приготовиться к состязанию. Маха просила об отсрочке, но король обещал изрубить ее мужа на куски, если она откажется бежать с конями. И тогда Маха сказала, что за эту безжалостность тяжелое бесчестье падет на всех уладов.

Она побежала с лошадьми и обогнала их, а добежав до цели, упала на землю и тотчас родила мальчика и девочку. Когда это случилось, всех, кто находился там, тоже охватили родовые муки. А Маха сказала: «В час величайшей нужды мужи Ульстера будут слабы, как женщина при родах, и муки их будут длиться пять дней и четыре ночи. Это заклятье не оставит вас до девятого поколения».

Так появился знаменитый Недуг уладов.

Отголоски этой легенды — мужчины, мучающиеся как бы родовыми муками, — будут встречаться гораздо позже, и в небольшой повести, относящейся к французскому высокому средневековью, «Окассен и Николет», мы встретим все тот же мотив, который на взгляд современного европейца выглядит совершенно диким.

Другой мотив предания о Махе — мотив о чудесной жене, существование которой должно оставаться тайной, — имел гораздо более широкое распространение и известен во многих культурах и литературах.

Величайший герой уладского цикла — Кухулин, и вот как он появился на свет.

В то время правил король по имени Конхобар. В его жилах текла кровь сидов, поскольку дед его, Рос Красный, взял в жены деву из Племен Богини Дану — это была Мага, дочь Оэнгуса.

Мага родила нескольких детей; кроме короля Роса Красного, у нее был и другой муж, друид Катбад.

Король Конхобар был внуком Маги по линии Роса Красного.