От Катбада Мага родила дочь по имени Дейхтре.

Дейхтре вместе со своими подругами, а подруг этих было пятьдесят, как-то раз внезапно исчезла прямо из дворца Конхобара.

Три года ничего не было известно об этих девушках. И вот однажды на поля возле столицы опустилась стая птиц и принялась истреблять зерно и плоды. Естественно, знатные воины взяли пращи и луки и захотели истребить разбойниц, но птицы улетели. Преследуя их, воины оказались недалеко от сида Оэнгуса на реке Бойн.

В поисках ночлега воины нашли прекрасный дворец на берегу реки. Там встретили их прекрасный молодой человек, красивая женщина и пятьдесят пропавших девушек.

Так выяснилось, куда подевалась Дейхтре: она стала женой бога Луга.

Наутро дворец, девушки и Луг — все пропало; воины проснулись и увидели рядом новорожденного мальчика. Это был сын Дейхтре и Луга — подарок уладам, великий герой, которого, как сказал друид Моран, «восхвалят все уста».

Мальчика назвали Сетанта. Его взяла на воспитание другая дочь Маги от Катбада — Финдхейм, у которой как раз в это время родился сын по имени Конал, так что мальчики росли вместе.

Однажды, когда Сетанта подрос, король Конхобар со свитой отправился на пир к богатому кузнецу Кулану. Сетанта задержался и сказал, что нагонит королевскую свиту позже.

Кулан принял короля в большом зале. Там шел пир, а ворота крепости заперли, и во двор спустили огромного свирепого пса, который охранял одиноко стоящий дом.

И вдруг в разгар веселья со двора послышались жуткий лай, рычанье и яростные крики. Оказалось, это забытый всеми Сетанта прибыл к Кулану, и пес набросился на него. Но мальчик схватил животное за горло и ударил о воротный столб. Хозяин был в великой печали от того, что убит был его верный друг, охранявший дом, и тогда Сетанта обещал воспитать взамен погибшего пса щенка — таким же преданным охранником, — а пока щенок подрастает, вызвался сам стеречь дом наподобие собаки.

И с тех пор он взял себе имя Кухулин, что означает «пес Кулана».

Под этим именем герой прославился и совершил многочисленные подвиги. Он единственный из уладов не был подвержен Недугу и поэтому приходил на помощь своему народу в самые критические моменты.

Жизнь посреди моря накладывала особенный отпечаток на сознание кельтов. В море, как уже известно, находились Острова Блаженных, острова вечной молодости и бессмертия, а также царство мертвых.

В представлении кельтов граница между мирами — людей и богов, смертных и волшебных существ, живых и мертвых, — не была непроницаемой. При известных условиях люди могли пересекать эту границу и попадать в совершенно другой мир.

В легенде о Тристане и Изольде море выступает как отдельный персонаж — стихия, наделенная волей и оказывающая влияние на судьбы героев. В море они выпивают любовный напиток, море и разделяет их: их путь друг к другу лежит через воды морские.

После христианизации Ирландии плавание по морям приобрело еще один аспект. Теперь мореходы отправлялись в путь с целью отыскать осколки утраченного человечеством рая.

Теоретически рай может быть трех видов: земной рай, откуда изгнаны Адам и Ева (рай, утраченный человечеством); рай как место упокоения праведных (рай временный); и рай грядущий — то Царство, которое обещано после второго пришествия Христа.

И если второй рай нематериален и недостижим при жизни, а третьего еще не существует, то первый рай вполне возможно отыскать на земле, поскольку он материален, это не столько состояние человеческой души, сколько некое конкретное место. И это место не исчезло, оно лишь сокрыто. Более того, воды рек, вытекающих из земного рая, смешиваются с водами нашего падшего мира, и их сладость, по мысли некоторых Отцов, вполне осязаема.

Помимо общего представления о том, что земной рай находился в районе рек Тигр и Евфрат, имелось и другое: рай помещали «где-то на севере», «в стране гипербореев».

И ирландские моряки отправляются на его поиски.

Мысль о том, что на западе посреди моря расположена новая земля обетованная, которую заселит народ Божий, овладела умами ирландских монахов.

Кельты-язычники считали иной мир неким изолированным пространством, островом, окруженным со всех сторон водой. Самое позднее «воплощение» этого острова — Авалон, где чудесным сном спит король Артур.

Средневековый путешественник верил в то, что на земле существуют места святые и грешные. Пространство имело сакральные очертания, а дорога, путь приобретал, таким образом, дополнительный духовный смысл. Вообще путешественник выходит из-под власти земных законов — в частности, законов пространства и времени. Он может очутиться где угодно.

Те, кому пришлось оказаться за географическими пределами этого мира, испытывает на себе иное течение времени. Вот почему они вынуждены пребывать в вечном движении, иначе обратятся в прах. Вечно странствует корабль Брана, спутники которого не могут сойти на берег.

Пути кораблей могут быть весьма причудливы. Плывя по морю на запад, можно внезапно попасть под крышу собственного дома. Иногда корабль заносит прямо на небо: в 749 году в Клуайн Моху Нойс видели в небе корабли с моряками на них, сообщают Ольстерские анналы, причем с облаков был спущен якорь!

В середине девятого века лионский епископ Адогард разразился возмущенной «Книгой против бытующего среди пошлого люда мнения о том, откуда берутся град и гром»: «пошлый люд», как мы узнаем, считал, что небесные корабли привозили нечто, помогающее заклинателям насылать и укрощать град и гром. Проявляя поразительное здравомыслие, епископ указывает своей пастве, что распоряжаться погодой — в компетенции Господа, а небесные корабли с особым грузом для заклинателей — это порождения людского невежества.

В ирландских преданиях языческих времен существует образ «ладьи мертвецов», которая к вечеру наполняется покойниками, «урожаем» нынешнего дня, и жители особой морской деревни, должны переправить их на ладье на остров мертвых. До этого острова ладья добирается буквально после пары взмахов веслами, после чего моряки возвращаются домой и ждут следующей партии своих мертвецов.

Вообще человек всегда найдет для себя способ передвижения по водам. Так, в житии святого Албея рассказано о том, как святой, лишившись лодки, продолжил путешествие, расстелив на волнах свой плащ. А ученик святого Мохтея, Аэд, упав за борт, ухитрился верхом на ветке не только доплыть до гавани, но и обогнать корабль, с которого он, собственно, упал.

Ирландские странники добирались до земного рая и возвращались обратно. В житии святого Мунна рассказывается о том, как однажды он зашел в дом к одному плотнику погреться у очага. Наклонившись, этот гость обнаружил на башмаках святого Мунна мокрый песок и спросил, что это за песок и откуда он взялся? Святой Мунн взял с того слово никому об этом не рассказывать, покуда жив рассказчик, после чего поведал: «Я вернулся из земли обетованной, где был со святым Колумбаном, святым Бренданом и святым Кеннахом. Оттуда я принес этот песок и хочу, чтобы он был положен в мою могилу». После смерти святого Мунна его желание было исполнено.

Двадцать четыре человека вместе со святым Албеем взошли на ладью, окутанную чудесной пеленой, чтобы плыть к райским островам. Предполагалось, что святой и его ученики будут жить там, не зная смерти, вплоть до дня Страшного Суда. Больше об этих людях ничего не сообщается, из чего можно предположить, что они достигли своей цели и навечно остались на чудесных островах.

В своих плаваниях отважные мореходы то и дело встречают морских чудовищ, но чудовища покоряются им. Вообще для ирландского представления о святости характерно считать, что чудо разрывает ткань обыденности и показывает мир, в котором не действуют жесткие причинно-следственные связи, но работает непостижимый закон любви.

Интенсивность чудес зависит не столько от «заслуг» святого, по молитве которого они происходят, сколько от доброты этого святого, от его способности сострадать, сочувствовать людям и всем живым существам. Чем добрее святой, тем больше чудес он в состоянии вызвать — тем шире раскрывается перед ним мир.