Именно поэтому сразу же после войны СССР использовал движение за мир не для укрепления мира во всем мире, а как часть своей борьбы с Западом. Советские власти создали свой собственный Комитет защиты мира, целью которого было развивать «прямые контакты между активистами мира на Западе и советскими гражданами». Совместные конференции, демонстрации и марши проводились для того, чтобы поддержать высокий дух интернациональной солидарности. Гражданам СССР разрешалось участвовать в этих инсценированных мероприятиях, или, точнее — им вменялось в обязанность участие в них. Уровень вовлеченности зависел от того, в какой степени режим доверял данному конкретному участнику.
Одна из моих московских знакомых, пожилая дама, начала изучать французский язык и захотела найти партнера по переписке за границей. Единственным безопасным способом переписываться с кем-то за границей можно было при условии, что делается этот через советский Комитет защиты мира, куда она и обратилась. Ей была поручена симпатичная и исполненная благородных идеалов французская супружеская пара, которая была активным участником движения за мир. Перед тем как писать каждое письмо, моя знакомая получала подробные инструкции от советского комитета, что писать и как отвечать на вопросы, которые были ей поставлены Письма посыпались не напрямую, а только через Комитет, что, как она объясняла мне, было хорошо: комитетская цензура была либеральней, чем та общая цензура, которую проходили все советские письма за границу. Через некоторое время французская пара захотела посетить Москву и повидаться со своим престарелым другом Но в Комитете моей знакомой предложили подождать сначала она должна была доказать свою лояльность Да, она была примерным советским гражданином, но она была еврейкой, и это было отягчающим обстоятельством Только после многих лет работы в Комитете и написания под диктовку писем, озвучивавших официальную точку зрения властей, ей наконец было позволено пригласить французских друзей в Москву. До того, чтобы получить разрешение на участие в международной конференции, она так и не дожила.
В начале 1980-х годов борцы за мир в Европе заполнили улицы городов Германии. Англии и других стран, требуя убрать американские ракеты из Европы С ними рядом маршировали советские борцы за мир, требовавшие убрать американские военные базы со старого континента В то же время подлинные советские борцы за мир — те, кто требовал убрать советские базы из Восточной Европы, томились в тюрьмах вместе со мной. Судьба этих людей почему-то не тревожила западных борцов за мир.
В отличие от них активисты движения за права человека не могли игнорировать судьбу диссидентов в Польше, Чехословакии, СССР и других странах коммунистического блока. «Amnesty International» публиковала информацию об узниках совести в СССР, и некоторые мои друзья оказались в тюрьме только за то, что передавали ей эту информацию В ответ на создание нами Хельсинкской группы в СССР в Нью-Йорке была создана группа «Helsinki watch», переименованная впоследствии в «Human rights watch». Эти и подобные им организации поставили борьбу с нарушениями прав человека в коммунистическом мире в центр своей деятельности. Европейцы могли морщиться, когда Рейган называл СССР империей зла, они могли называть американские планы по созданию стратегической ракетной обороны «звездными войнами». Но даже те, кто враждебно относился к США, не мог не видеть бесчеловечность коммунистического режима, посыпавшего войска в Чехословакию, арестовывавшего лидеров польской «Солидарности» и препятствовавшего свободной эмиграции сотен тысяч евреев и представителей других национальностей.
Окончательная победа Запада в «холодной войне» была одержана потому, что права человека были поставлены в центр международных отношений. Но это было как началом, так и концом того короткого периода, который можно было бы назвать периодом моральной ясности. Как и в 1945 году, после развала СССР на короткое время возникло ощущение, что силы зла уничтожены и что миру больше ничего не грозит Казалось, что главная задача сейчас — убрать корень будущих конфликтов, что означало как можно быстрее покончить с предрассудками национализма.
Но касалось это далеко не всех. Как верили идеологи postidentity, был национализм реакционный и прогрессивный, то есть «плохой» национализм сильного Запада и «хороший» национализм угнетаемого третьего мира Последний национализм оправдывался притеснениями, которые выпали на долю этих народов Их борьба была оправданной, поскольку ставила своей целью исправить историческую несправедливость. Даже если методы этой борьбы не полностью совпадают с нашей системой ценностей, считали сторонники теорий postidentity, их можно понять — в конце концов, они борются за устранение исторической несправедливости. Таким образом, моральная бескомпромиссность уступила место моральному релятивизму.
Это не могло не сказаться на деятельности ведущих международных организаций по правам человека, которые из-за этой моральной слепоты отказывались видеть принципиальную разницу между демократическими и тоталитарными режимами.
Публикуя свои доклады о нарушениях прав человека в разных странах. «Amnesty International» не делает различий между режимами, признающими права человека, и теми, кто их в принципе отрицает.
В результате количество нарушений прав человека в той или иной стране превращается в производное от степени прозрачности страны, о которой идет речь. Создается парадоксальная ситуация: чем более свободно общество, чем более независима там пресса, чем активнее оппозиция, тем больше шансов, что нарушения будут выявлены и зафиксированы В этом нет ничего плохого — при условии, что понятна принципиальная разница между открытым и закрытым обществом. К сожалению. «Amnesty International» не готова создать отдельные категории для демократических, авторитарных и тоталитарных режимов, мотивируя это тем, что они не собираются наклеивать государствам «ярлыки». В итоге возникает ощущение, что США и Северная Корея ничем, по сути, не отличаются друг от друга, поскольку и здесь, и там нарушаются права человека. При этом совершенно упускается из виду, что даже самый худший с точки зрения нарушений прав человека год в демократической Америке не будет равен даже одному дню в тоталитарной Северной Корее Лицемерие и двойные стандарты международных организаций, действующих в сфере защиты прав человека, отражают исчезновение ясных моральных критериев, которые единственные способны по-настоящему защитить права человека. Отказ признать принципиальную разницу между свободным и тоталитарным обществом, между демократией в условиях мира и демократией, ведущей войну против террора, подрывает универсальные ценности, на которых базируются сами права человека.
Борьба за права человека означает прежде всего борьбу за свободу и демократию, за их право на самозащиту. Моральная индифферентность по отношению к различным культурам, отказ признать различия между демократией и тоталитаризмом означают предательство тех самых прав, за соблюдение которых ведут борьбу многие международные правозащитные организации. Да, можно судить демократии по более высоким стандартам — но только при одном условии: если мы заранее признаем, что в демократии, по определению, царят более высокие стандарты.
Отказываясь провести ясную черту водораздела между демократическими и недемократическими режимами, движения за права человека подрывают саму основу борьбы за свободы и в определенном смысле становятся инструментом в руках недемократических сил. Принцип прав человека не преуспел в своей роли гаранта западной демократии, поскольку его хранители оказались слепы: они не способны больше понять критическую разницу между демократией и тоталитаризмом.
Казалось бы, в битве идей тоталитарные, антидемократические силы и сторонники идеологии postidentity должны быть по разную сторону баррикад Они диаметрально противоположны по своей системе ценностей, цепей и методов одни находятся в агрессивной конфронтации с миром демократии и свободы, другие, сделавшие права человека своим знаменем, являются неотъемлемой частью демократического мира. Тем не менее то, что верно на уровне теории, часто не имеет ничего общего с практикой.