Барни недоумевающе посмотрел на него.

— О ком ты говоришь?

— О твоих друзьях! Об этой потаскухе, которая имеет наглость говорить, что она твоя невеста, и твоем менеджере.

— Лил и Гизе?

— Потаскуха,— повторил Генри.

— Они здесь?

Генри утвердительно кивнул головой. Он пребывал в страшной ярости, грозившей в любой момент стать взрывом.

— Я не потерплю их присутствия у себя! Это ясно? Мне наплевать на то, что ты делаешь вне дома, но я не потерплю этих людей здесь!

— Успокойся, я пойду повидаю их.

Шагая через две ступени, он поднялся по большой лестнице и легко обнаружил Лил. Она сидела на краю кровати в его собственной комнате. Очень сердитый, он вошел и прислонился к косяку двери.

— Ты чувствуешь себя непринужденно, надеюсь?

Она подняла голову и улыбнулась.

— Я чувствую себя здесь как дома, дорогой... Я ждала тебя почти два часа в гимнастическом зале сегодня утром.

— Черт возьми! Что все это означает?

На ней было тонкое одеяние, позволяющее догадываться о формах тела. Она только что расчесала свои длинные светлые волосы и еще держала в руке ручное зеркало. Ее духи заполняли комнату.

— Мы устроились здесь. Я сказала Гизу, что глупо оставаться в «Гринвуде» и оплачивать номер в отеле, когда у тебя есть этот большой дом с незанятыми комнатами...

— Это не «мой дом»,— хриплым голосом возразил Барни.— Он принадлежит моему брату.

— И что же? Это ведь одно и то же, не так ли? Раз ты собираешься остаться в Батерли до своего поединка с Реганом, нужно, чтобы у нас были комфортабельные условия.

— А где Сантини?

— В своей комнате, на втором этаже. Он любит уединение. Он решил немного вздремнуть, пока я его не позову к обеду. Это я занимаюсь обедом.— Она потянулась.— Не смотри на меня так, Барни, можно подумать, что ты меня больше не любишь.

— Может быть, и нет,— холодно ответил он.

— Я думала, что ты меня простил.

— Речь идет не о деньгах.

Она опустила руки, и глаза ее стали холодными. Он никогда не видел у нее такого выражения лица.

— Это потому, что ты встретился со своей бывшей любовью?

— Возможно.

— Несмотря на то, что она замужем за большим тузом в этом городе?

— И что же?

— Ты совершенный идиот!

— Какую ты выбрала комнату? — резко спросил он.

— Ту, которая напротив, дорогой.

— Тогда возвращайся туда. Или, вернее, сначала спустись вниз, на кухню, и приготовь обед. Ты должна превзойти себя. Будет нелегко уговорить Генри позволить тебе остаться здесь.

Он вышел из комнаты.

Генри ожидал его в библиотеке.

— Итак?

— Будет лучше позволить им остаться.

— Ни за что на свете!

— Ты хочешь окончить ремонт «Мери Хэммонд»? Или нет?

— Не вижу здесь связи.

— Я сказал тебе, что это Сантини дал мне деньги, и он должен мне еще три тысячи долларов. Если ты хочешь, чтобы «Мери Хэммонд» вышла в море, постарайся быть с ними любезнее. О’кей?

Сказав это, он повернулся и вышел из комнаты, а затем и из дома.

В Батерли дул холодный, сухой ветер. На море блестели серебряные лунные дорожки. На другой стороне улицы располагалось массивное жилище Дюранов: огромный гранитный блок возвышался на Ориент-стрит.

Барни вспомнил о приглашении Джо. Он решил не ходить туда, и не только из-за Лил и Джо или из-за того, что Генри был бы недоволен, а потому что не рассчитывал на сердечный прием со стороны Малколма после их разговора у Марии Родригес. Он собирался перейти улицу в надежде увидеть Джо и извиниться, когда из-за угла появилась машина и ослепила его своими фарами. Машина остановилась у тротуара, рядом с Барни.

— Добрый вечер,— послышался голос Джо.— Я как раз хотела тебя видеть.

— Прости, во я не смогу прийти к вам обедать.

— Понимаю. Я хочу поговорить с тобой.

— Здесь, на улице?

— Садись в машину, мы немного поездим.

Он повернулся в сторону большого каменного дома, спрашивая себя, не наблюдает ли за ними Дюран с одной стороны улицы, а Лил — с другой, потом влез в машину.

— Малколм будет ждать тебя, нет?

— Он позвонил мне и предупредил, что придет позднее.— Она отъехала и направилась в сторону набережной реки.— Мне кажется, ты сегодня поспорил с ним?

— Да... Но он сам спровоцировал это. Куда мы едем?

— Куда хочешь.

— Поедем взглянуть на «Мери Хэммонд»,— решил Барни.

Спокойные воды реки блестели при свете луны. Барни, сидя рядом с Джо, смотрел на ее профиль. Он не мог не любоваться свежей, естественной красотой Джо, невольно сравнивая ее с тщательно рассчитанной соблазнительностью Лил. Ему хотелось знать, ценит ли Малколм свое счастье. Он сомневался в этом.

На набережной было мало машин. Он заметил свет фар позади них, и это присутствие машины было ему неприятно, как заноза в теле.

— Малколм рассказывал тебе, о чем мы говорили?

— Нет.

— А он сказал, где мы с ним встретились?

— Тоже нет.

— Он хорошо знаком с Марией Родригес?

Джо удивилась.

— Вдовой? Совсем нет. Почему ты спросил? — В ее голосе слышалось беспокойство.

Они поехали по дороге, идущей среди дюн. Барни видел фары, которые следовали за ними по выезде из города, но потом фары исчезли.

Дорога сворачивала влево, и они доехали по ней до городской пустынной верфи, освещенной двумя или тремя прожекторами. Джо остановила машину на возвышенном месте, откуда им были видны и река, и «Мери Хэммонд». Дул свежий ветер, и Барни обнял Джо за плечи, не придавая значения этому жесту.

— Нет,— прошептала ома.

— У меня не было никаких дурных намерений.

— Времена изменились, Барни.

— Я знаю.

— Я не должна была привозить тебя сюда,

— Почему?

— Потому что мы часто приходили сюда по вечерам после занятий.

Некоторое время Барни смотрел на шхуну.

— Это место по-прежнему приятно.

Оно мне напоминает слишком многое.

— Ты хочешь это забыть?

— Нужно. Теперь уже слишком поздно.

Она повернулась к нему.

— Почему ты уехал, Барии? Я так тебя любила! Ты никогда ничего мне не говорил, ты меня бранил, как будто я отравляла тебе существование. Я действительно была, вероятно, надоедливой, но я всегда думала, что ты и я...

— Я был глупым,— тихо проговорил он.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен.

— Но теперь слишком поздно.

— Да. Существует Малколм... Ты несчастлива с ним, Джо?

— Я... Я не знаю... Я думала, что все идет хорошо... Даже считала, что люблю его. Я говорила себе, что мое чувство к тебе было проходящим детским увлечением... Ах, я не должна говорить об этом.

— Продолжай.

— Я так беспокоюсь о тебе.

— Обо мне? — удивленно спросил он.

— Из-за Малколма. Он опасен. Он не переносит, если кто-нибудь становится ему поперек дороги. Он может быть опасным и безжалостным... Прошу тебя, будь осторожен.

Она заплакала, слезы блестели на ее щеках. Он чувствовал себя огорченным и не знал, что ему делать. У него возникло желание обнять ее, чтобы утешить... но было слишком поздно для всего...

— Я веду себя как дурочка.

Он не смог удержаться и поцеловал ее. Губы у нее были теплыми и нежными. На секунду она приникла к нему, как потерянная, дрожа в его объятиях.

— Джо... Я люблю тебя.

Она прижималась головой к его груди, и он едва слышал ее голос.

— Но мы ничего не сможем сделать. Я в отчаянии. Я не хотела допускать это, но, наверное, мне все равно не удалось бы скрыть от тебя свои чувства.

— Да...— Он предпочел прекратить эту тяжелую сцену и открыл дверцу машины,— Идем, походим немного.

Взявшись за руки, они пошли по тропинке, ведущей к верфи. Прожекторы дырявили небо яркими лучами, создавая длинные тени от строений. Они прошли через ворота и подошли к судну. Он пытался не думать о Джо и переключить свои мысли на Карлоса де Фалгия, которого снова увидел лежащим с ножом в груди на койке. Все то, что он сумел выяснить до сих пор, лишь вызывало новые вопросы.